Паша+Маша=?

– Мам, две минуты от остановки, рядом озеро, воздух, инфраструктура. Многие отвозят детей в отличный лицей. Туда можно на городском транспорте, можно своей машиной. Это пять минут. Там и музыкалка есть, Вероничку переведём. А когда заселятся все дома, пустят школьный автобус. По-моему, папа всё продумал.

Кристине нравилось здесь. У девочки горели глаза. В квартире у них с Верничкой была одна комната на двоих. А здесь у каждого своя. В конце концов, дети не при чём. Да и “Вероничку переведём…”

– Хорошо, моя дорогая, вечером трубим большой сбор. Как решите, так и будет.

Павел вернулся к Новому году. В доме доделали ремонт в детских комнатах. Купили мебель, дети быстро устроились. Кухню Маша взяла на себя. Сама выбирала гарнитур, сама всё устраивала. Там и спала на удобном кухонном диванчике. И всё время думала, что же будет дальше. Просыпалась и засыпала с одной только мыслью: “Как объяснить детям новый статус их семьи.” Развод отложили, при наличии трёх детей присутствие отца обязательно.      Но это ничего не меняет. Маша изнутри представляла из себя пустую консервную банку – её сожрали, не помыли, крышкой прикрыли и отправили восвояси… Она жила только интересами детей. В ателье девочки справлялись и без неё, она могла себе позволить ездить на работу не каждый день. И нашла себе хобби. Ей хотелось делать что-то руками. Макраме, вязаные пледы, плетёные коврики, корзинки, даже маленькое кресло появились у них дома в большом количестве. Маше нужна была мастерская. И она обратилась в строительное агентство, адрес которого оставлял Паша. И её там поставили в известность, что банька уже давно готова и оплачена, осталось только привезти и поставить. Это два-три дня, и можно париться. А мастерскую пристроить с задней стороны. Получится дешевле и в одном стиле. Так и порешили. Через три дня сруб стоял, очень украшая сад. А пристройку собирали в цехе строительной фирмы и должны были всё закончить уже после нового года.

Маша сидела в предбаннике и разбирала всякие банные принадлежности. И вспоминала, как обидно поставила своего бывшего мужа на место. Прислушавшись к себе, в который раз призналась, что не чувствует к Пашке сильной ненависти. Скоро два месяца, как она живёт без него. Как ей казалось. Но всё это время кто-то незримо присутствовал в жизни её детей и её, Машиной. Вероника была переведена в лицей и в музыкальную школу на следующий день после оформления сделки. И Даник тоже. Их, как будто, ждали уже. Строительная бригада работала по свистку, они сами знали, что делать. Или им кто-то подсказывал. Раз в неделю привозились продукты из ближайшего фермерского хозяйства, всё, что они любили. Детей в школу возил водитель фирмы, где работал их отец. Список довольно широк, особенно в мелочах, из которых, собственно, и состоит жизнь. И цветы. Через день. Всякие. В букетах и горшках. Дом, буквально, утопал в цветах.

От жены одного из партнёров мужа Маша узнала, что Павел открыл представительство своей фирмы в одном из городов Урала. И купил там квартиру, корпоративную. Там и жил, налаживая работу офиса. Много работал, поставил на уши всех уральских партнёров, они его первое время побаивались и недолюбливали. Но когда уже к новому году пошли заказы и деньги, народ благодарил и превозносил своего босса. И самое странное, что жил он один. За это время Пашка не был замечен в бабском обществе ни разу. Нет, претендентки, конечно, были. Командировочные на Руси всегда пользовались успехом у не очень благополучных женщин. Но всё заканчивалось на уровне “пить кофе мы не будем”. Что-то Маша услышала в офисе, когда приезжала за нужными бумажками, что-то рассказывала Кристина, дружившая с детьми коллег отца, что-то сообщали её подруги. И получалось, что Павел, несмотря на предстоящий развод, ведёт себя, как примерный семьянин. Надо же… И надо ли это теперь?

И вот он приехал. Ночью прошёл снег, запорошило до самого крыльца, и Маша с Даником чистили дорожку, хохотали и кидались снегом. А Пашка, неслышно подъехав по снежной дороге, вышел и, опёршись на калитку смотрел на них, улыбаясь во весь рот.

– Папа! – заорал Данила – Мамочка, папуля приехал. Ура! – и понёсся по не дочищенной ещё дорожке, утопая по колени в снегу.

Маша уронила лопату, ноги подкосились, и она уселась в сугроб. Такой реакции от себя не ожидала, не чаяла, не гадала. Пашка, немного уставший с дороги, небритый, в толстом белом свитере, обнимая сына, смотрел на неё своими чистыми, ясными глазами и не мог насмотреться. Маша даже немного смутилась. Ком в горле не давал говорить, она опустила глаза. Неужели эта чёртова любовь не оставит её в покое никогда? Пока его не было, она уже поверила, что сладила с ней. И вот увидела и…

– Машенька, как я соскучился, милая моя. Как рад, что ты живёшь в этом доме. Можно мне войти? – он уже стоял рядом с ней, протягивая руку.

– Папа, ну ты что? Пошли уже, я тебе свою комнату покажу. Мам, ну пойдём.

Она попыталась встать. Ноги поехали по снегу, Пашка подхватил её, удержал.

– Какая лёгкая. Ты похудела? Ты здорова? У тебя ничего не болит? Маша, ты не хочешь со мной даже просто поздороваться? Мне уйти?

– Ну, где вы? – орал уже от двери их сын.

– Ты сможешь сейчас уйти от него? – еле выдавила из себя Маша.

– Я от тебя не могу уйти, только если ты меня очень об этом попросишь.

Она на деревянных ногах поплелась к дому. В холле ещё не было мебели, пришлось идти на кухню, где уже вовсю командовал Данька. Чайник был включён, в микроволновке что-то разогревалось, а сам мальчик резал сыр и колбасу.

– Папа, мой руки, перекусишь с дороги, и я тебе всё покажу. Я тоже есть хочу. У нас сегодня грибной суп и запеканка… Как её, мам?

А мама никак не могла взять себя в руки. Ей требовались сорок капель валерьянки, но при Павле, ни за что. Показать свою слабость? Она попила водички, потом ещё попила, и подняла глаза. Пашка стоял перед ней, в глазах плескалась тревога. Он чувствовал её, понимал, что ей не по себе. Сколько раз представлял эту встречу, сколько раз проговаривал, что ей скажет, придумывал всякие-разные приятности для неё. Он хорошо знал, что любит его жена, что может порадовать её. Полный багажник всяких подарков и подарочков, вкусностей, деликатесов на новогодний стол, большая красивая уральская ёлка на крыше машины и заваленное всякими бобинами и нитками заднее сидение, материалами для увлечения и работы его жены. Павел знал толк в этом деле, ему нравились вещи, сделанные руками Маши.

Но всё это не имело никакого смысла, пока её испуганные глаза вот так смотрят на него, грустно и безнадёжно, пока в них живёт боль и страдание, пока они не станут опять улыбаться, хоть чуть-чуть, самую малость!

– Мама, ну как она называется, эта запеканка? – настаивал Данька, возвращая её в реальность.

Надо как-то общаться. И Машка, глубоко вздохнув, встала, обняла своего маленького хозяйчика, поцеловала его.

– Никак не называется. Просто картофельная с сыром.

Они попили чай, для обеда было ещё рано, и Павел с Даником отправились разгружать машину. Глупо было становиться в позу, всё равно Новый год встречать придётся с папой Пашей, поэтому мама Маша принимала пакеты и свёртки и рассовывала их по местам. А когда её сын припёр первую партию пряжи и ниток, Машка аж задохнулась от восторга. С этим делом у них в стране тогда было напряжённо, и такой дар воспринимался на вес золота. Забыв всё на свете, она стала разбирать это богатство, в голове уже закружились способы применения, модели и модельки. Глаза заблестели, щёчки порозовели, губки что-то напевали… Пашка, втащивший в дом ёлку, не мог оторваться от этого зрелища. Его жена ожила. Как он угадал. Она подскочила к нему, зацепилась за шею и чмокнула прямо в губы. И тут же отскочила, как ошпаренная.

– Ой, извини, это я от переизбытка чувств. Спасибо тебе, ты меня очень порадовал.

Потом они обсудили, что нужно ещё доделать и докупить до нового года, Данька повёл отца показывать, что они уже сделали в доме, а Машка готовила стол к обеду. Вероничка и Кристина должны были появиться с минуту на минуту. Она задумалась и уставилась в окно. Снег всегда привлекал к себе внимание чистотой и свежестью. Вот бы научиться так же таять, а потом опять возрождаться с белого листа, с чистой и свежей душой… Сзади подошёл Павел. Маша ощутила слабый запах мужского парфюма, нового, раньше у него такого не было. Он аккуратно взял её за плечи и повернул к себе лицом.

– Маша, родная моя, – голос сорвался. – Я очень люблю тебя, мне никто не нужен, я теперь знаю это точно. Но если общение со мной приносит тебе боль, я уеду на квартиру. Поживу там. И буду молить простить меня, буду делать для вас всё, что в моих силах. Маша, ну как мне заслужить твоё прощение, что сделать? Может, сдохнуть уже и никогда не появляться в твоей жизни? Что? Всё, что угодно, только скажи. Маша… – и обнял её очень нежно, прижав голову к своему плечу.

В этот момент влетели девчонки. Они поняли по стоящей перед домом машине, что приехал отец. Снимая на ходу шубки, подлетели, расцеловали, повиснув сразу на двух родителях.

– Ура! У нас будет настоящий Новый год! – вопили уже трое, к ним присоединился и брат – Папочка, какой ты молодец, что приехал, мы так соскучились. Правда, мам?

– Правда, правда. Давайте мойте руки, будем обедать.

– Мама, а когда вы уже с папой сделаете себе спальню? Ну вот где вы будете спать? Валетом на маленьком диване в кухне? – поинтересовалась Кристина – По-моему, это первоочередная задача на сегодня. Сейчас в мебельных салонах новогодние скидки, а от папиных денег ещё много осталось.

Родители переглянулись. Заигрались они, надо что-то решать уже. Когда-то же дети должны узнать правду?

– Да дочь, ты права. – Павел опередил свою жену – Мы с мамой как раз хотели этим заняться. Надо поездить по магазинам, присмотреться. Мы так и сделаем.      А сейчас я хочу посмотреть баню. Может, сегодня и испробуем? Пойдём, Маша, девчонки сами уберут.

Она поняла, что он хочет договорить, конкретики хочет, какого-то решения с её стороны. Ну что ж, пойдём, дорогой.

В бане было тепло, своё отопление, очень удобно. Чисто, пахнет древесиной, на столе самоварчик, чашки, салфеточки, шторки. Машка постаралась накануне.

– Здорово! Какая ты у меня рукодельница!

– Мы здесь вдвоём, спектакль в состоянии антракта. И не твоя я, ты ещё не понял? Детей жалко, они тебя любят. А что делать с моей растоптанной душой? Я и так живу как робот, надо – не надо – делаю – она, почему то, решила не держать “марку “, он и так знает, что она чувствует.

– Маша, ты моя жена, мать моих детей. Приходит такой момент, когда человек понимает, ради чего он живёт. Я – ради тебя, ради семьи. Я и жил так, просто был дурак, всё мальчика из себя строил. Когда понял, что могу тебя потерять, что-то внутри сломалось, стало болеть и саднить. Ничего не помогало, ведь я сам, своими руками, сделал это. Но я очень тебя люблю, девочка моя золотая. И понимаю твои чувства. Но если нам попробовать вместе справиться с этим? Если я ещё не совсем противен тебе? Если, хотя бы на уровне дружбы, сначала? А, Маш? Я сегодня отмоюсь, выпарюсь, грязь собью с себя. Буду делать всё, что ты прикажешь. Машуня, пожалуйста. Скоро Новый год, надо устроить праздник. У нас корпоратив будет в театре, для семей сотрудников. Говорят, много интересного придумали. Но ведь надо как-то жить, любимая моя. Прости, прости… – он упал на колени, уткнулся головой в её живот, и затих, почти не дыша.

Пашка никогда так не разговаривал с ней. В ушах звенело от накала страстей, от искренности слов, от каких-то настоящих мужских эмоций. Маша растерялась, ей стало пронзительно жалко этого человека, всё ещё её мужа. Она погладила его по голове, как мать неразумного сына. Он схватил её руки, стал целовать.

– Хорошо, Паша. Давай попробуем на уровне дружбы. Только надо что-то придумать с ночёвками. Вместе мы спать не будем.

– Это очень просто. Мы купим диваны для холла, стол, стулья и что там ещё надо. А со спальней подождём.

Но в большом, только недавно открытом мебельном магазине, куда они приехали вместе с детьми, именно спальня оказалась первой покупкой. Она понравилась всем, а Машке – особенно. То, что надо. И как раз на метраж их комнаты. Холл тоже получил свою мебель, выбранную детьми. Купили даже прихожую и маленькие столики, и полочки, и этажерочки, и что-то там ещё. Всё очень нужное. Добрались домой уже совсем поздно, предварительно поужинав в пиццерии. Дети были довольны, как слоны. Завтра предстоял очень интересный день, они будут обустраивать свой дом уже с папой. Как здорово, все вместе. Маша чувствовала их настрой и в её душе вершилась революция. С одной стороны – весёлые, любимые дети, а с другой – гад и негодяй, её муж. Ну что делать? Об этом она подумает после нового года…

Паша растопил камин. Как у него всё ловко получается. Первый раз, и никакого дыма. Маша с детьми переползла к огню, устроившись прямо на ковре, побросав туда подушки. Они улеглись головами к камину, мама, Кристина, Вероника и Данила, и просто созерцали огненные язычки пламени. А Пашка ушёл в баню, отмываться. Дрова быстро прогорали, а идти за ними нужно было к баньке. Там сооружена поленница. И Машка пошла, пожалев своих детей, так уютно устроившихся на полу. Она уже набрала полешек, когда увидела в окошко своего мужа. Совершенно голого. Высокий, подкаченный (она ещё раньше заметила эту перемену, поняв, что муж посещал тренажёрку), широкие плечи с татуировкой скорпиона, узкий таз, длинные ноги… Такой родной, знакомый до каждой клеточки, её любимый мужчина. Хоть вой, хоть плачь, хоть ерепенься и строй из себя недотрогу… Машка любила его, и это совершенно понятно, как дважды два. И не нужен ей никто, несмотря на постоянные ухаживания каких-то мужиков. В санатории она даже попыталась отомстить Павлу, переспать с очень симпатичным и красиво обхаживающим её бывшим военным. Она даже приняла душ у него в номере, флакон французских духов и букет хризантем. Но когда в ванную отправился ухажёр, сбежала, ничего не взяв. И рыдала в подушку пол ночи. И вот сейчас… Всё её естество завопило… Желание бросить всё, отмести все препоны, влететь в эту баню прямо на шею ему и вцепиться в такие родные и желанные губы ошеломило её, и она стала сползать по стенке прямо на снег. Дверь открылась, на пороге стоял Павел, замотанный в полотенце. От него шёл пар, и он напоминал пришельца из космоса.

– Ты чего, Маша? – он подскочил, босиком, забрал у неё дрова и затащил в баню – Упала? Ничего не ушибла?

Снял с неё куртку, стал ощупывать руки, ноги. На щеке расползалась царапина, видимо, от острого поленца. И заноза, торчащая прямо из щеки.

– Ну как же ты так? Дождалась бы меня, я бы сам принёс. Тут есть аптечка, ты же сама её сюда определила. Видишь, пригодилась – он ещё что-то говорил, а у Машки голова шла кругом от вида обнажённого торса её Павлика. Конечно, какая же баба откажется от такой красоты, от настоящего мужского шарма. Всё при нём…

Острая боль от вынутой занозы вернула её на грешную землю. Она вскрикнула, кровь струйкой потекла по щеке. Пашка слизнул, налепил пластырь. Обнял, поцеловал в этот пластырь. Машка, уткнувшись в “скорпиона”, почему-то заплакала. Ей было уже не очень больно, а слёзы текли сами собой, как ручейки весной. Ну как он мог? Как мог поступить с ней так? Как бы было хорошо прижаться к нему, обнять и целовать, целовать… Интересно, нет, совсем неинтересно, ну всё-таки, сколько же других губ целовал её муж? Она отстранилась от него, встала и вышла. Собрала дровишки и поплелась восвояси, еле волоча ноги.

Дети ждали на чай. На маленьком столике дымились чашки, стояли тарелочки со всякими вкусностями. А около камина сооружено ложе, прямо на полу.

– Мамочка, мы вам настелили всё, что нашли. От огня тепло, мы проверили. Так что спать будете здесь. Здорово мы придумали? – Данька сиял, как медный пряник – Папуля сильно устал, а завтра много дел. Пейте чай и ложитесь. А мы пошли.

Они поцеловали пришедшего отца и поднялись к себе. Маша стояла напротив Пашки совершенно без сил. Переносить назад в кухню, на её диванчик постель не было никакого желания. Да и дети очень постарались, настелили для принцессы на горошине и её принца.