Она прокашливается.
– Какой-то сомнительный комплимент…
– Ладно. Самой-самой любимой из всех семи жен, – смеюсь я.
– Ха-ха. Как смешно. – Аня вертит в руке шлем и кладет его обратно. – Не хочу портить прическу.
– А голову ты, значит, повредить не боишься?
– Ты что ли собрался мне ее повредить? Я, вообще, к пьяным за рулем не сажусь. Хочешь, сама поведу?
– Конечно, – усмехаюсь я и плавно трогаю с места квадроцикл.
Солнцевой не остается ничего другого, как вскрикнуть и крепко обхватить меня руками.
Мы выезжаем на улицу, освещенную фонарями и одиноким диском луны, и мчим прочь от дома. Стараюсь сильно не разгоняться, чтобы не накуролесить. Нам явно достанется от Димона и за разгул, превративший мирную вечеринку в гнездо разврата, и за пьяного участкового, разгуливающего по усадьбе в трусах, и за бассейн.
Так что квадроциклом больше, квадроциклом меньше…
Мы едем по длинным ночным улицам, притихшим и полупустынным. Вдыхаем полной грудью свежий речной воздух, свободу и, кажется, саму молодость. Мне так хорошо, как не было никогда. Чувствую, что и ей тоже.
Сворачиваю на набережную, проезжаю вдоль реки, где в это время еще полно гуляющих парочек и веселых компаний. Как только чувствую, что Аня расслабляет руки, прибавляю скорости, заставляя ее хвататься за меня изо всех сил. Потом опять сбавляю – ощущаю ответственность за нас обоих и не хочу рисковать.
Когда возвращаемся в нужный район и поворачиваем на ту самую улицу, мы все еще пьяны. Счастьем и друг другом. Аня визжит, подбадривая меня, и я с ветерком доставляю ее до дома Димы. Заезжаю в гараж, останавливаю квадроцикл и глушу мотор.
– Вот это да! – Восклицает она, спрыгивая. – Это было круто…
Ее волосы спутаны, взлохмачены и свисают по плечам жалкими сосульками. И все равно, это самое прекрасное, что я когда-либо видел. На секунду даже теряю дар речи, но вновь обретаю, как только ее губы касаются моих. Скользят, замирая на секунду, и прижимаются крепче. Руки в это время нежно гладят мою спину. Я моментально дохожу до критической точки и уже готов взорваться. Отпускаю руль и прижимаю ее к себе.
– Проверим, вдруг Машка уже вернулась? А? – Спрашивает вдруг Аня, оторвавшись от меня.
Вскакиваю, беру ее за руку, и мы бежим в дом.
– Ничего себе… – застываю на пороге, внезапно ошалевший от увиденного.
Повсюду горы одноразовой посуды, разбросанные по полу и по мебели конфетти, пустые бутылки, мусор и окурки.
– Все, ребята, всем пора домой! – Огорченно изрекает Солнце и толкает какого-то парня, мирно спящего на диване со стаканом в руке. – Слышите? Все! Конец вечеринки, расходимся!
Мало кто реагирует.
Следующие минут двадцать мы выталкиваем совершенно пьяных парней и девчонок за дверь. Некоторые из них несут на плечах своих товарищей, другие просто ползут к выходу полураздетые.
Музыку вырубают. Ярик с друзьями собирают аппаратуру и инструменты, загружают в припаркованный за воротами микроавтобус. Они выглядят приличнее остальных. Бодрые и способные еще ясно соображать. Убеждаюсь, что их водитель трезв, жму ему руку и машу на прощание. Возвращаюсь и застаю Аню посреди пустого танцпола.
Она стоит в чужих тапках на полу, покрытом осколками бокалов и чьей-то блевотиной. Вид у нее такой, словно саму сейчас вывернет. Мы открываем окно. Во дворе та же картина. Бассейн будто стихийное бедствие пережил. Несколько ребят, покидают его, по пути собирая недопитое спиртное – видимо, на дорожку.
Мы идем в гостиную. Аня подбирает разбросанные возле пустого шкафа плечики. На одно из них вешает жилетку. Сама находит какой-то халат, надевает и туго перевязывает на поясе. Поднимаю глаза и вижу болтающийся на люстре лифчик.
– Очуметь… – Обнимаю подругу за талию. – Итак. С чего начнем уборку?
– Сдурел? – Хмыкает Аня. – Здесь клининговую компанию нужно вызывать, они и то сутки провозятся!
– Хотя бы сколько-то успеем убрать.
– Да ну, мне проще свалить!
Смотрю на нее, удивленно распахнув глаза, и вдруг понимаю, что она не шутит. И тут мы вместе начинаем хохотать. До слез. Сгибаясь напополам от смеха. Мы ужасные люди. Ужасные-ужасные. Гадкие. Очень гадкие.
– Требую продолжения банкета! – Вдруг торжественно провозглашает Солнце и хватает открытую бутылку шампанского со столика.
– Поехали! – Киваю, беру ее за руку и веду за собой.
– С парнем… с таким прессом… да хоть куда! – Хихикает она, поправляя халат.
В таком виде мы ловим такси и едем ко мне. Таксист всю дорогу поглядывает в зеркало заднего вида на странную парочку, но молчит. А мы смеемся, не останавливаясь. Аня в огромном красном халате, я в одних штанах. Она с бутылкой, я с мыслями о том, что мама сегодня ночью на смене в больнице. О чем еще вчера я не мог даже и мечтать.
Анна
– Это самое странное, что я когда-либо делала. – Говорю я, когда ключ поворачивается в замке.
В темноте подъезда слышно только лязганье замка и звонкие щелчки. Крепко держу Пашку за руку, пытаясь не упасть. Волнуюсь. Десятки раз была здесь, но ведь приходила к подруге, а не к ее брату. Это прям премьера какая-то!
– Почему? – Открывая дверь и пропуская меня вперед, спрашивает он.
– Ну, как же. – Делая несмелый шаг и останавливаясь, чтобы прислушаться, отвечаю я. – Чужой халат, огромные тапочки, на голове аккуратно свитое кем-то гнездо. Еще и бутылка в руке. В таком виде крадусь к вам в квартиру посреди ночи. Не странно? Нет?
– Совсем немножечко. – Суриков отпускает мою руку.
– Что самое странное ты делал в последнее время?
Паша закрывает дверь и на цыпочках проходит по коридору.
– Не знаю. Надо подумать. – Он включает свет в комнате сестры, убеждается, что там никого нет, и снова выключает. Идет в мамину спальню, проделывает то же самое. – Покупал Машке прокладки. И то это было больше весело, чем странно.
Мы снова в темноте. Я слышу его голос из противоположного конца коридора, ставлю бутылку на полку, снимаю тапки и иду навстречу.
– Ты? Покупал? Сам? – Развязываю халат. – Ни за что не поверю.
– Еще и советовался с продавцами.
– Не стыдно было?
– Хм… Говорю же, весело.
– Даже не знаю, как мне на это реагировать.
– Посмейся вместе со мной, – предлагает он.