Не убий

Маргарита. Пятый уж.

Феофан. А где мы?

Маргарита. Двор это постоялый. На тракту мы.

Феофан. Здорово. А куда тракт идет?

Маргарита. Не знаю.

Феофан. И того здоровее! А отчего земля содрогается?

Маргарита. Пляшут.

Феофан. Кто?

Маргарита. Мужики пляшут. Яков народ созвал: они и пляшут. Да отвяжись же ты от меня, несчастный, не могу я тебя слышать.

Феофан. Здорово. А Яшка где? Яшку-каторжника позови!

Маргарита. Да не ори же ты! Чего орешь?

Феофан. Яшку-каторжника позови, а то всю избу разворочу. Ну, зови! Пусть Яшка-каторжник попляшет, а я посмотрю.

Маргарита. Сам попляши.

Феофан. И сам попляшу (притопывает ногой, сидя на месте). Прунды бабка, прунды дед, хватилися – хлеба нет… Отчего мне трудно дышать? Дыхну и нету, дыхну и нету.

Во время настоящего разговора и дальнейшего Феофан пьет не закусывая, постепенно хмелея.

Маргарита. Хоть бы ты, Феофан, бросил, – ах, да измучили вы меня все! Ах, да и мученица я! Ну, что ты пьешь? Ведь ты опух весь, как утопленник, вот-вот Богу душу отдашь.

Феофан. Как утопленник? Ишь ты, какой красавец. Ты не бойся, я не сдохну, я еще не все сказал. А вот как скажу, тогда и сдохну. Я уж скажу!

Маргарита. И отчего вы все такие – страшные вы все, как звери лесные. Яшка пляшет, а ты – ну что ты бурчишь? Ну что ты мычишь, как заблудившийся? Вот я же слушаю – ну раскрой же ты рот по-человечески, ну скажи ты мне хоть какое-нибудь слово…

Феофан. Слово? Я тебе скажу!

Маргарита. Ну хоть словечушко одно! Ведь я царица перед вами, – а кто чистоту мою почтил, хоть словечком уважил? Грозитесь, зубы скалите, как свиньи, над головою моей плясы пляшете, – а кто невинностью моей прельстился, душеньке моей преклонился? Жестокие! – Не человек я для вас, а тварь ничтожная. Ну что ты? Ну как ты смотришь? Ну ты же совсем как зверь.

Феофан. Нюхаю.

Маргарита. Что нюхаешь?

Феофан. Чем пахнет, нюхаю. Дура, это у меня от водки глаза выперло, а я все понимаю. Видала?

Делает неопределенный жест над головой.

Маргарита. Что?

Феофан (таинственно). Небо опускается. Голова болит?

Маргарита. Болит.

Феофан. Ну то-то! Каменное оно. Ты можешь морду вверх поднять?

Маргарита. Могу.

Феофан (таинственно). А я нет. Кто тут был сейчас?

Маргарита. Никого. Яков.

Феофан. Ну, Яков. А еще кто?

Маргарита. Никого.

Феофан (хитро). Никого? Хм, потеха. А отчего ж дышать нечем, если никого, ну-ка, скажи-ка? А отчего ж ты трясешься, если тут никого не было? Был – был и опять придет.

Маргарита. Кто? Не пугай ты меня. Ну, кто?

Феофан (таинственно). Называемый никто. Молчи! Яшку-каторжника позови, пусть он нам попляшет, а мы посмотрим. Ну зови, зови же, а то избу разворочу: силы у меня, как у Самсона. Как двину – так сей храм филистимлянский и набекрень.

Маргарита. Ну, и пляшите с ним.

Выходит. Феофан один. Пьет и поет.

Феофан. Во пиру ль я была, во беседушке… А Яшка-каторжник! Встань предо мной, как лист перед травой.

Вошли Маргарита и Яков. Маргарита, закутавшись платком, садится в угол.

Яков. Что тебе? Зачем зовешь?

Феофан. Пляши.

Яков. За этим?

Феофан. Пляши, Яшка-каторжник! Вот тебе мой сказ: и будешь ты отныне и до века плясать, как плясовица Иродова. Нет тебе, сквернавцу, моего прощения, – лучше и не проси (кривит рот). Усмехаешься?

Яков. Усмехаюсь.

Маргарита (из угла). Наплачешься, Яков.

Феофан. Яшка! И вот тебе мой сказ: и будешь ты усмехаться отныне и до скончания века. Кто убил, говори.

Яков. Я.

Маргарита. Яков! Зачем болтаешь?

Яков. А что ж он орет? Я убил. Слыхал? Чучело огородное.