Милые призраки

Молчание. Перед дверью шаги, кто-то в темноте нащупывает ручку.

Это Михаил! Вы же ничего не говорите, Таня.

Входит Таежников, не замечая сидящих, проходит к себе. По привычке, сперва зажигает лампочку, потом сбрасывает на постель плащ и шляпу и туда же кидает возвращенную рукопись. Таня тихонько выскальзывает в соседнюю комнату. Таежников вздрагивает и невольно прикрывает рукопись концом плаща. Он бледен, утомлен, бородка углем чернеет на исхудалом лице.

Таежников. Кто тут? Вы – Таня?

Монастырский(выходя). Нет, это я. Здравствуй, Миша. Ну, как, брат, дела?

Таежников (сухо). Хороши.

Монастырский(как бы не замечая рукописи, кончик которой торчит). В редакцию захаживал?

Таежников. В редакцию. А что?

Монастырский. Да ничего, так спрашиваю. Тут капитан был, да не дождался тебя, ушел. Долго ты что-то!

Таежников. Гулял.

Монастырский. Вечер действительно… Миша, может быть, мне лучше завтра зайти?

Таежников. Да, это лучше будет. Завтра зайди.

Молчание. Таежников упорно смотрит в стену.

Монастырский. Миша, пойдем в «Палермо»!

Таежников. Нет.

Монастырский. Посидим, графинчик раздавим… закусим. У них орган хороший, музыку послушаем. Я сегодня за двое похорон пять серебром схапал. Пойдем, тебя капитан очень звал… знаешь, у него новая теория, что хлеб, воздух и спиртные напитки должны принадлежать всем.

Молчание. Монастырский встает и покашливает.

Ну, Бог с тобой. Значит, завтра зайду… прощай, Мишук.

Таежников. Прощай. – Егор.

Монастырский. Что, голубчик?

Таежников. Надсадил голос?

Монастырский. Кха… вчера, выпивши, многолетие возглашал и вот, того… да у меня голос крепкий, выдержит.

Таежников. Рассчитываешь? Брось, Монастырский, ты уже пропил его наполовину. (Усмехаясь.) А дела хочешь – возьми фомку и иди с капитаном на Невский, банкирскую контору взломай. Вернее будет.

Монастырский. Оно вернее, да… кха… полиции боюсь, Миша. Так не пойдешь? Ну ладно, до завтраго, значит. (Уходит.)

Таежников один, кладет голову на руки и застывает в неподвижности. В соседнюю комнату давно вошла Таня, прислушивается к движениям студента. При наступившей тишине вздрагивает, как от холода, и нерешительно окликает: «Михаил Федорович!»

Таежников. Таня… ну что? Да войдите сюда. Ну что? – садитесь.

Таня. Отец не пришел.

Таежников. А!.. Глаза заплаканы. Так. Что ж, будем воевать, веревок только припасите. И значит: не бывать бы счастью, да несчастье помогло – не работаете сегодня? Ночь-то, я говорю, дома, у семейного очага?

Таня. Дома. У Сенички жар, бредит.

Молчание. Недалеко, на пустыре, поют пьяные фабричные.

Таежников. Фабричные гуляют. Весело!

Таня (вставая). Я вам не мешаю, Михаил Федорович?

Таежников. Сидите. (Хмуро.) И что у вас за рабья привычка, Таня, всегда спрашивать, не мешаете ли вы! Кому и чему вы можете помешать? Вы тихи, как мышка…

Таня (улыбаясь). Не все любят мышей, я сама их боюсь…

Таежников (морщась). Ах, какой вздор! Вы ужасный, вы мучительный человек, Таня, и я вас покорнейше прошу обратить на это внимание. Что вы улыбаетесь? И неужели у вас нет другой улыбки?.. Вы не ангел, Таня, и вы даже не святая, чтобы так улыбаться, – вы…

Таня (поспешно). Да, я знаю… не надо, Михаил Федорович. А рукопись вернули?

Таежников. Вернули.

Молчание.

Таня. Не надо отчаиваться, Михаил Федорович. Я бы на вашем месте села и дальше писала, вы такой… способный!

Таежников (сухо). Я не отчаиваюсь. Таня, послушайте… как-то так случилось, что я вас еще ни разу не видал за… работой, то есть на улице – вы понимаете? Скажите, пожалуйста: вы и там такая же? И как они, кого они больше предпочитают, таких вот покорных и безгласных или дерзких, нарумяненных? Да, разные вкусы, конечно. А водку вы также пьете?

Таня. Пью немного… Без водки страшно.

Таежников. Ну, еще бы! Для того она и существует, чтобы рабам и подлецам не так страшно было. Без водочки-то совсем бы плохо, Таня, а? Без водочки, пожалуй, скорее бы в Неву, нежели… а?

Таня. Зачем вы мучаете меня, Михаил Федорович!

Таежников. Вас? (Усмехаясь.) Вы полагаете, что я вас мучаю? Нет, это я черта вызываю… это вроде заклинаний для черта, как у древних алхимиков.

Таня. Вы не верите в черта.

Таежников. Как же я могу не верить, когда я только сегодня его видел? Ну да – сегодня в редакции меня черт принимал: попервоначалу я обманулся, думал, что настоящий редактор, а потом вгляделся, батюшки: хвост!

Таня. Хвост?

Таежников. Да-с, хвост. И это пустяки, что черт любит тьму: он больше всего любит наши белые ночи. Он и сам, как белая ночь… этакая бесцветная каналья! Мы с ним потом долго гуляли. На мосту стояли. В Неву глядели. (Усмехаясь.) Да-с, и в Неву глядели. Ну – что?

Таня (робко). У вас такие глаза…

Таежников (хмуро и сердито). Извините, Татьяна Тимофеевна, но терпеть не могу, когда говорят про мои глаза, вам это известно. Что, опять мучаю? Тогда вот что: я нынче как-то не успел того… забежать поесть, так если у вас найдется…