Покровские ворота

Римлянин лучше умрет, чем посрамит свою честь,

Высшее счастье отдать свою жизнь за Домициана,

Домициан это Рим, Рим это Домициан.

Гости (единодушно). Слава лавроносному Сервилию!

– Слава цезарю!

Домициан (треплет Сервилия по голове). Сервилий, такую голову надо беречь.

Сервилий. Понимаю, божественный…

Дион. Разреши и мне, цезарь.

Домициан. Вижу я, Дион, разогрел тебя наш Сервилий. Ну что же, порадуй нас и ты.

Гости перешептываются. Домициан поднимает руку.

Тишина.

Дион (читает).

Снова трубят трубачи, созывая в поход легионы,

Юность, рожденную жить, ждет уж довольная смерть.

Снова – печаль в городах, виноградники вновь опустели,

По разоренной земле грустно бредет нищета…

…Друг мой, ответь, наконец, будет ли разум в почете,

Будет в соседе сосед видеть не только врага?

Будет ли слово «свобода» не только ругательным словом?

Будут ли в мире царить честь, справедливость, закон?

Тяжелое молчание.

Афраний. Неслыханно!

Полный римлянин. В час общей радости!

Плешивый римлянин. Цезарь, он оскорбил всех!

Гости, угрожающе крича, подступают к Диону.

Домициан. Тихо!

Все смолкают.

Оставьте нас вдвоем.

Возбужденно переговариваясь, гости покидают зал. Последней выходит Мессалина. Домициан и Дион остаются одни.

Ну что нам с тобой делать?

Дион. К чему спрашивать, когда ты уже решил?

Домициан. Зачем тебе это понадобилось, можешь ты мне сказать? Ты что, серьезно думаешь, что меня остановит выкрик? Пора бы тебе понять, слово – это всего-навсего звук.

Дион. Да, пока его не подхватят.

Домициан. Перестань изображать из себя оракула, олух. И не смей путаться у меня под ногами.

Дион. Буду путаться. Я человек честный. Не хочу вводить тебя в заблуждение.

Домициан. Да на что мне твоя честность?! Весталка ты, что ли? По мне, бесчестье лучше твоей честности.

Дион. Потому ты и завел одних лизоблюдов?

Домициан. Помолчи, выскочка. Что ты в этом понимаешь? Пороки нужны не меньше добродетелей.

Дион. Подведет тебя эта мудрость под чей-нибудь кинжал!

Домициан. Не каркай, белая ты ворона, не твоя печаль. Чего ты добиваешься, в конце концов?!

Дион. Домициан, перестань убивать. Убивают в походах, убивают по подозрению, убивают книги, потом – их создателей. Рим стал какой-то огромной бойней. Не видишь ты, что каждый уже и тени своей боится?

Домициан. Боится – повинуется. Мне уговаривать некогда. Задачи мои велики, а жизнь коротка. (Кивая на Диона.) Чего ради я должен терпеть крикунов, которые мне мешают?

Дион. А поэты всегда кому-то мешают. Упраздни их – это единственный выход.

Домициан. Плевать я хотел на твоих поэтов. Накормлю их сытней, и они успокоятся. Тоже мне герои, пачкуны несчастные… А уж сатирики, те вовсе отпетая публика. (Многозначительно глядя на Диона.) Характеры мерзкие, сердца как ледышки. Их-то я хорошо изучил.

Дион. Плохо ты их изучил, император. Самые нежные люди – это сатирические поэты. Почему, по-твоему, негодовал Гораций? Слишком он был добр, чтоб прощать несправедливость!

Домициан. Все поэты – мерзавцы! До одного!

Дион. Но не тогда, когда они тебе кадят?

Домициан. Ну, что же ты хочешь, я все-таки человек!

Дион. Наконец Бог вспомнил, что он человек!

Домициан. Богом я стал в силу государственной необходимости. Не можешь ты понять: людям льстит, что не смертный ими правит, а Бог.