Алексей

– Да уж, верно, ничего хорошего, – предположил он.

– Свят, свят, – заторопилась Алиса. – Никуда не успею. С тобой про все забываешь.

– А куда тебе надо успеть? – спросил он, подавая ей пальтецо. – Ты же хотела задержаться.

– Странный подтекст, – она сжала губы. – Ты подозрителен, как все юристы.

– У тебя юридическое право – не отвечать, – сказал Алексей.

– У меня нет секретов. Нина ждет. Вот и все. Никаких возлюбленных.

– Кланяйся Нине, хоть я ее и не знаю.

– Разве я тебе не говорила о ней? – Алиса удивилась. – Быть не может. Это очень близкий мне человек. Мы дружны со школы. Она несчастна, бедняжка.

– И давно? – спросил Алексей.

Алиса разглядывала себя в зеркале и ответила не сразу.

– Очень давно. У нее была неприятная история…

– Можешь не продолжать, – сказал он. – Человек, который ее любил…

– Ты знаешь? – поразилась Алиса.

– Стоит назвать женское имя, и можно произнести эту фразу. Причем совершенно автоматически.

– Ах, какой ты… – она дернула острым плечиком. – Он оказался таким ничтожеством…

– Вера. У нее была неприятная история. Надежда. Была неприятная история. Любовь, Неприятная история. Софья…

– Перестань…

– Анна, Елена, Людмила – у всех неприятная история.

– Что же делать? – остановила она его поцелуем.

– Ничего, – согласился Алексей. – Скучно.

– Так ты помнишь, куда тебе надо? – спросила она уже в дверях.

– Помню.

Ее личико выразило полную безнадежность.

– Нет, ты без меня пропадешь. Ты пропадешь бесповоротно.

– Скорей всего, – сказал Алексей.

– Ну, господь с тобой, – сказала Алиса. – Значит, к Мосолову. И – немедленно.

– Хорошо.

Она ушла. И почти сразу дверь из кухоньки отворилась; слегка косолапя, вышел полнеющий мужчина с легкой плешью в спутавшихся волосах, с его правой щеки еще не сошла вспухшая на ней красная полоса.

– А петушок? – спросил он.

– Пропел давно, – ответил Алексей.

Владимир зевнул и сказал:

– Чао.

– О, боже, – простонал Алексей, – значит, и ты – идиот?

– Почему? – поинтересовался Владимир.

– Человек, который способен так поздороваться или проститься, дошел до предела.

Владимир задумался, потом произнес меланхолически:

– Да нет. Это не идиотизм. Это инерция. Все говорят, я говорю.

– Ужасно, – сказал Алексей.

– А впрочем, конечно, глупость. Что делать? С годами глупеешь.

– Ужасно, – повторил Алексей.

Слегка раскачиваясь, морщась, как от зубной боли, он говорил:

– Опостылели звуки улицы, этот ваш городской фольклор. Надоели словечки на два сезона. Просто чудо, когда они тянут пять лет.

– Как-то все же они раскрашивают эти пять лет, – примирительно сказал Владимир.

– На-до-ело, – мотал головой Алексей. – Зыбко, непрочно, нестабильно. Стабильности хочется.

– Понимаю, понимаю, но мне пора, – сказал Владимир. – Истек целебный обеденный перерыв. Отправлюсь-ка я в свою контору.

– С богом, – напутствовал Алексей. – Все, что мог, ты уже совершил.

– Да, я ухожу с чувством вины, – признался Владимир. – Спугнул женщину.

– Надеюсь, ты выспался, – сказал Алексей.

– Бедная Алиса, – произнес Владимир печально, – Бедная, разочарованная Алиса. Теперь она меня возненавидит.

– Спи спокойно, – Алексей! махнул рукой. – Ненависть – это страсть. Чувство мощное и ей недоступное. По-моему, она сейчас к кому-то ринулась.