– Наоборот, старая шансонетка. Начало века, мой дорогой. Я одесситка – и тем горжусь.
Владимир сделал несколько танцевальных движений, что-то среднее между забытым канканом и нынешним роком.
Алексей смотрел на него, и ему казалось, что он видит сразу две картинки, как на полиэкране, – на одной пляшет полноватый, рыхлеющий человек с отечным лицом, с поредевшим волосом на круглой бугорчатой голове, на другой – наяривает молодец в белой сорочке с закатанными по локоть рукавами. И все вокруг было несхоже: на первой – летний столичный день, влажное июльское марево, на второй – малиновый закат, Подмосковье, дачная веранда, отцветающая вишня в саду.
Такие синхронные изображения самого странного содержания возникали в последнее время все чаще.
– Я юрисконсульт – тем горжусь, – пропел Владимир, щелкнул каблуками и остановился. – Прощай, Алеша. Спасибо за приют. Выберись и ко мне однажды.
– Если время найдется, – сказал Алексей.
– Ты так занят?
– Да нет. Есть какая-то странность. Некая даже непостижимость. Ничем выдающимся я не занят, а времени совершенно нет. В особенности подумать некогда. Просто сесть и просто подумать. Некогда, хоть ты разорвись. Встанешь утром и тут же несет куда-то.
В дверь звонили. Владимир открыл, в прихожую во-шла Евгения. Она была в легком светлом платье с голыми руками, большое лицо в капельках пота. Гулко дыша, она проследовала в комнату, с размаху швырнула на тахту полиэтиленовую сумку в цветных узорах.
– Ну и жарища, – она измученно посмотрела на Алек-сея. – Дай чего-нибудь холодненького, будь человеком.
Алексей молча ушел на кухню, а она плюхнулась в кресло, одну ногу вытянула, с другой ноги сбросила туфлю и убрала ее под себя.
Произведя все эти действия, сказала:
– Здравствуйте, Володя.
– Здравствуйте, здравствуйте, если не шутите, – отозвался Владимир. – Но я ухожу. Прощайте, прощайте.
– Куда же вы? – спросила Евгения. – Не бегите, я – на секундочку.
– Нет, нет, – покачал головой Владимир. – Не удерживайте меня. Я ухожу бесповоротно.
– Я сама сейчас ухожу, – сказала женщина. – Не верите? Чуток передохну и пойду.
Но Владимир приветливо махнул рукой и направился к выходу. Хлопнула дверь. Когда Алексей вернулся из кухни со стаканом воды, его уже не было.
– Прошу, – он протянул ей стакан.
– Спасибо и на этом, – сказала Евгения, – не пугайся, я на минутку.
– Я очень рад, – сказал Алексей.
– Чему ты рад, свинтус ты этакий? Что я на минутку?
– Я рад тебя видеть.
– В зеркало на себя посмотри, бессовестный, – предложила Евгения, – увидишь, как ты рад.
– Владимир ушел? – спросил Алексей, хотя это было и очевидно.
– Ты не думай, – сказала Евгения. – Я его не спугнула.
– Беда мне с ним, – сказал Алексей. – И ему со мной, впрочем.
– Он какой-то без руля, без ветрил, – сказала женщина. – Может быть, он романтик?
– Вот это мне в голову не приходило. Надеюсь, и ему.
– Я сморозила глупость? – спросила Евгения. – Очередную?
– Просто от этого словечка я слегка захожусь, – при-знался Алексей. – Особенно когда возникает какой-нибудь потрепанный дебил и рекомендуется подобным образом.
– Ты меня прости, – сказала Евгения, слезла с кресла и обняла его. – Я глупая, но добрая. Глупая, добрая, пухлая баба, и у меня большая грудь.
– Что правда, то правда, – согласился Алексей.
– При большой груди не надо большого ума, верно?
– Жарко, Жека.
Она отошла от него и спросила:
– Алиса все еще шляется к тебе?
– Почему – шляется?
– Она вообще шляется. Шляется, крестится, суетится. Она очень духовная, а я зато глупая.
– Глупая и добрая. Слышал уже. Все вы добрые, когда присмотришься, – сказал Алексей.
– Я добрая, – заверила Евгения. – Нет, по-честному. Я даже к ней отношусь ровно. Я обывательница, мне бы только шмотки да цацки, духовности во мне ни на грош. На мне спокойно можно жениться.
– Откуда ж я тебе шмоток возьму? – поинтересовался Алексей.
– Не пропадем, – она махнула рукой, – я легкомысленная.
– Концы с концами у тебя не сходятся, – вздохнул Алексей. – Не то мещанка, не то богема. Нет, Жека, для бракосовмешения я не созрел.
– Ну, если не хочешь жениться, пойдем в ресторан, – предложила Евгения.
– Вот еще, – сказал Алексей. – Дорого и сердито. И противно в придачу. Непременно будут какие-нибудь ловкачи со своими шлюхами, и лабухи будут для них стараться, рвать тебе перепонки в клочья.
– На тебя не угодишь, – сказала Евгения.
– Ты только не дуйся, – попросил он, – и так душно.
– Да брось ты, – рассмеялась она. – Говорю же тебе: по пути забежала,
Она, покряхтывая, влезла в туфли, взяла сумку и достала из нее сверток.