Славяно-русские древности в «Слове о полке Игореве» и «небесное» государство Платона

Славяно-русские древности в «Слове о полке Игореве» и «небесное» государство Платона
Леонид Александрович Гурченко

Книга посвящена актуальной проблеме – раскрытию смысла русских древностей в виде мифологических образов и речений, не всегда поддающихся толкованию без учёта множества важных нюансов, среди которых: контекст, метод перестановки звуков, языческие символы в качестве заместителей библейских образов и др.

Книга знакомит читателя с новым прочтением текста памятника, со своим взглядом на личность создателя «Слова» и Бояна. Автор уверяет, что содержанием Русского мира была воля к власти рода Ярославичей, полочан – Всеславичей и рода северян – Ольговичей, и что автор памятника отдал предпочтение монархистам Ольговичам, ибо само солнце было за них: «Солнце светится на небеси – Игорь князь в Русской земле». В разделе «Экскурсы» читатель встретит новые, заслуживающие внимания сведения о венетах, славянах и русах.

Л. А. Гурченко – член Общества исследователей древнерусской литературы при Институте мировой литературы им. Горького; автор публикаций в научных изданиях ВАК: в сборнике «Герменевтика древнерусской литературы», «Вестнике славянских культур» (2012–2013 гг.); автор книги «Геракл – праотец славян…» (2012 г.) и поэтического сборника «Первоначальная новизна. То, как есть – в стихах и прозе» (2008 г.).

Леонид Александрович Гурченко

Славяно-русские древности в «Слове о полку Игореве» и «небесное» государство Платона

Автор книги выражает глубокую признательность Сергею Сергеевичу Курникову, президенту и владельцу строительной компании, помощь и поддержка которого сделали возможным выход в свет данной книги.

© Гурченко Л. А., 2015

© ООО «ТД Алгоритм», 2015

Предисловие

Предлагаемая вниманию читателя книга включает древнерусский текст, организованный мной в форме богослужебного канона в виду того, что ритмический стиль произведения, как средство выражения смысла, очевиден в числе изобразительных приёмов автора «Слова о полку Игореве». Тем более, что ритмы памятника легко укладываются в строфы произведений оригинальной древнерусской гимнографии XI–XII вв., которые наряду со стихотворными византийскими, вполне могли быть доступны автору. Книга включает также перевод «Слова», комментарий, исследование о Бояне, и по-новому ставит проблему авторства этого памятника. Она может представлять интерес прежде всего для специалистов в области славянских и русских древностей, и для читателей, интересующихся указанными проблемами. И не в последнюю очередь рассчитана на недавно ещё, 10–15 лет назад, малочисленную аудиторию консервативных революционеров. Империалистов, старательно осваивающих Основные принципы динамического консерватизма: не отвергая новое, в том числе технику как новое бытие, они видят сюжет основного мифа – борьбу титанов и богов или, другими словами, борьбу Громовержца со змеем. И приветствуют исход этой борьбы – Бог (а не боги) возвращается. А с ним должно вернуться, во-первых, традиционное социальное устройство общества, а во-вторых, политика, как внутренняя, так и внешняя, оснащенная эстетикой и мудростью. Та самая «красота», которая «спасет мир». Однако следует учитывать, что красота – это каноны, а они безжалостны как заповеди. Потребовалось 200 лет накопления знаний об этом памятнике, с 1800 г., когда он был издан впервые, чтобы удалось понять в нем самое простое с точки зрения того времени, которое в нём присутствует, но которое в силу отсутствия утратило всякий интерес к поздним притязателям на истовый смысл многих предложений текста.

Оказавшись, таким образом, наедине со своими догадками, исследователи, и так, просто любители, но многие, оставляя вне поля зрения метафорический способ автора высказывать свои идеи, вынуждены совершать ошибки, как это свойственно фантазёрам, попадающим в орбиту реального дела. И всё сводится к тому, что виноват памятник – в нём много не только «тёмных мест», но и таких, которые будто бы дают право говорить о его подделке. Наконец-то дышать стало намного легче после того, как А. А. Зализняк в своём фундаментальном исследовании проблемы подлинности памятника («Слово о полку Игореве»: взгляд лингвиста». М.: Языки славянской культуры, 2004) превратил всю эту вероломную «мерзость в золото». Во время перевода древнего текста я поставил задачу: не включать в текст ничего, кроме того, систему знаний о памятнике как последнее слово. И если в некоторых что в нем написано, и включить смысловую сорону языка слов в случаях написание слов и выражений искажено в процессе рукописного размножения памятника, то в ответ можно сказать, что переводчик делает свою работу не только в присутствии этих рухнувших слов, на месте которых образовалось «темное место», но под руинами искажений присутствуют подлинные слова и выражения, тем более, что это не всегда искажения, а неправильно вычитываемые слова, и они обвинят нас и будут обвинять, пока существует памятник.

Эти слова – воздух, отбираемый нами от текста, если мы не уразумеем их смысл. Однако правда в том, что я не специалист в тех областях науки, методами которых добываются знания о древних письменных памятниках – я не историк и не филолог. На деле я юрист, занятый практической работой: сначала следователь, затем юрист в организации. А по избранию – современный поэт, сторонник интеллектуальной поэзии или «дальномерного реализма», как я называю этот стиль, – создавший три новых метода стихосложения: первый основан на принципе атональной музыки или додекафонии, когда стихотворная строфа строится на основе 12 различных стихотворных стоп, второй на принципе золотого сечения, третий – на принципе дихотомии. И все-таки вся правда в том, что я сначала вступил в правильные отношения со «Словом о полку Игореве» после того, как сам и до конца прочел древний текст, а также несколько переводов и исследований текста – меня охватило негодование: иметь такое крупное произведение, созданное человеком XII в. и такую в нем информацию, созданную историей, а не отдельно взятым человеком, и подвергать это не только риску подделки, но и оптическому обману неточного зрения, попадающего на каждом шагу в силки идеологий! Это же не «Влесова книга» Лядского как Миролюбова – и на кой ляд! – разве только для слабоумных.

Многие авторы переводов и исследований не испытали, должно быть, на себе давления текста конечной величины, их переводы и пояснения не до конца соответствуют тексту, даже у такого лучшего из переводчиков и комментаторов как В. И. Стеллецкий. Так и осталось в застойном положении содержание некоторых ключевых слов и выражений. К примеру, во всех переводах остался Боян, выпускающий 10 соколов на стадо лебедей, и которую лебедь настигнет сокол, «та первая песнь слагает» (?!) какому-нибудь князю, или вариант: ударенная соколом лебедь песнь поёт тому или другому князю. И этот абсурд никого не задевает и не подвергается анализу естественной логики. В тексте же все с точностью до наоборот: жребии соколами бросали другие лица, не Боян, и тот сокол, который первым настигал лебедь, он и брал жребий на песню тому князю, от имени которого его бросали на лебедей. Пела в этом случае не лебедь, а те, кому было положено петь песню князю во время такой соколиной охоты. Боян же, наоборот, «пел» кому хотел, по собственному выбору, но не тем князьям, которые перечислены в этом случае, за исключением «старого Ярослава».

Еще одна неувязка с Бояном и автором. Сам автор, преклоняясь перед Бояном, говорит, что ему не под силу такой размах мысли и охват древних и новых событий, как у Бояна. И в то же время в текстах переводов автор дает советы Бояну как начать эту повесть, если бы за дело взялся он сам. В действительности автор говорит, что если бы поход Игоря воспел Боян, будь он его современником, то у него получилось бы это намного лучше, чем у самого автора, так как он, кроме всего, хорошо знал те края, куда Игорь отправился на половцев. И далее идут не советы Бояну, а стиль самого автора при описания начала похода Игоря: «Не буря соколов занесла через поля широкие…» и т. д. Кочует из текста в текст переводов выражение, что Всеслав Полоцкий «лукавством опершись о коней, скакнул к граду Киеву». На самом деле здесь имеет место быть совсем другое, хотя лукавство присутствует. Однако проявил его в этом случае не Всеслав, а братья Ярославичи – Изяслав, Святослав и Всеволод во время междоусобного противостояния Всеславу. Они хитростью заманили его в шатер Изяслава, арестовали там и под стражей доставили в Киев, где посадили его в тюрьму.

Вот так Всеслав косым скачком «скакнул к граду Киеву». Поэтому он «оперся» не на коней, на которых не опираются, а садятся на них, а «подпръся» (подперся) в конце («окони») противостояния Ярославичам лукавством этих братьев-князей, поверил им, что они не сделают ему зла, если он придет к ним и войдет в шатер Изяслава. И многое другое, о чем см. отдельные статьи в тексте Комментария.

В книгу вошли материалы по русским древностям, имеющие косвенное отношение к «Слову о полку Игореве», под заголовком «Экскурсы»: о прическе Святослава «Древние русы стриглись под фракийцев», о надписи князя Глеба на Тмутороканском камне, дискуссия с Б. А. Рыбаковым, «Тмутороканский камень», о Семаргле в пантеоне Владимира, под которым есть основания подразумевать Геракла – это в тексте сочинения «Уснувшие боги» и «Збручский обелиск, Геракл, Митра-Хорс, две русские клятвы», и «Клички Ярослава Мудрого», которые интересны тем, что дефицит знания о норманнском происхождении первых русских князей имеет место и в кличках Ярослава. При попыке решения проблемы происхождения названия русь, я решал её с учётом традиции отождествления ославяненных ругов как русов, особенно успешно поддержаной историками А. В. Назаренко и А. Г. Кузьминым

    Л. А. Гурченко, 2003–2010 гг.

Часть первая

ДРЕВНЕРУССКИЙ ТЕКСТ ПАМЯТНИКА В ФОРМЕ КАНОНА, ПЕРЕВОД НА СОВРЕМЕННЫЙ РУССКИЙ ЯЗЫК, КОММЕНТАРИЙ

1. СЛОВО О ПЛЪКУ ИГОРЕВЕ, ИГОРЯ СЫНА СВЯТЪСЛАВЛЯ, ВНУКА ОЛЬГОВА. ДРЕВНЕРУССКИЙ ТЕКСТ ПАМЯТНИКА

ВСТУПЛЕНИЕ

Не лепо ли ны[1 - Не лепо ли ны… – Лепо – здесь в значении «подобает», то есть соответствует принятым правилам, нормам. Ср.: «Яко Тебе лепо слава, честь и дьрьжава». Вариант: «Емоу же (Христу) подобаеть вьсяка слава, чьсть и дьрьжава» (Успенский сборник, 1971. Стб. 203а 29–32; Стб. 145 г 29–31). В переводе предпочтение отдано близкому по смыслу слову «должно» в значении «следует, необходимо», с целью сохранения ритмической организации подлинника.], бяшет, братие,
начати старыми словесы?
трудных повестии[2 - …начати старыми словесы трудныхъ повестии. – Повести – в данном случае «поучения». «Но о законе Моисеемь данеемь и о благодати и истине Христомъ бывшии повесть си есть» (Молдован, 1984. С. 79. Стб. 170а; Срезневский, 1863. Т. 2. – Стлб. 108–109). Начало «Слова о полку Игреве» производит впечатление намёка на слова евангелиста Луки в начале его повествования о Христе: «Понеже оубо мнози начаша чинити повесть о извествованных в нас вещех… изволися и мне… поряду писати тебе, державный (достопочтенный) Феофиле» (Лк.,1, 1–3). Выходит, что автор принялся за своё «Слово» об Игоре после того, как уже начали составлять повествования о знаменитом походе Игоря на половцев, подражая, по смыслу слов автора, известному какому-то сочинению «мудрого Бояна» на другую тему русской истории, в котором содержались христианские поучения и наставления. Об этом сочинении можно судить по рассказам Ипатьевской и Лаврентьевской летописей о походе Игоря, в которых имеются поучения и наставления, но не актуализированы междукняжеские отношения, часто служившие причиной нападения половцев на Русскую землю.] о пълку Игореве,
Игоря Святъславлича?

Начати же ся тъи песни
по былинам сего времени,
а не по замы?шлению Бо?яню.
Бо?ян бо вещии,
Аще кому хотяще песнь творити,
то растекашется мыслию по? Древу[3 - Боян бо вещий, аще кому хотяще песнь творити, то растекашется мыслию по древу. – См. комментарий № 10.],
серым вълком по? земли,
ши?зым орлом под о?блакы.

Помня?шеть бо речь —
първых времен усобице[4 - Помняшеть бо речь. – Речь – звучащий, устный язык. Однако в данном предложении полонизм (?) из лат. res – «вещь, предмет, дело (дела), война, битва» (ср.: русск. «быть в деле» – «быть в сражении»). В древнерусских текстах Нового Завета речь – «вина, обвинение». Украинское рiч – «вещь, предмет, дело». В белорусском то же: «И был у него коморником, и будучи в коморе, каждую реч чудне а (и) рядне панскую ховал и справовал» (ПСРЛ, 1980. С. 94). В др. – евр. dabar – «слово, речь, дело, деяние». В др. – греч. logos – «слово, речь, дело, разум».],
тогда пущашеть
10 со?колов на стадо лебедеи,
который дотечаше, та преди?песь пояше[5 - Та преди песь пояше… – Пояше – аорист (прош. вр.) от гл. ять («взять»), но не от гл. петь.]
старо?му Яро?славу, храброму Мсти?славу,
иже зареза Редедю
пред пълкы косожьскыми,
красному Романови Святъславличю.

Бо?ян же, братие, не 10 со?колов
на стадо лебедеи пущаше,
нъ своя вещиа пръсты
на живая струны въскладаша,
они же сами князем славу рокотаху.

ПЕСНЬ 1

Почнем же, братие,
повесть сию от стараго Владимера
до нынешняго Игоря,
иже истягну?мь крепостию своею,
и поостри? сердца своего мужеством[6 - Иже истягну умь крепостию своею, и поостри сердца своего мужеством.Истягну – от истягнути, но не в значении «вытянуть, растянуть», (перен. «протянуть, простереть»), а в значении «воздержаться, победить, одолеть». Ср.: «…да быхом ся востягнули от злых дел» («чтобы мы воздержались от злых дел») (ПЛДР, 1978. С. 232); «Стягнув тело твое воздержанием и чистотою…» («препоясав» – «победив» тело) (Минея, 1910. Л. ЧА об.).Умь – притяж. форма. Принадлежащее уму свойство: мыслительная способность, разум, образ мыслей, смысл, здравый смысл.Поостри – «возбудил, поощрил» (Срезневский, 1863. Т. 2). Близкое по смыслу выражение: «…в сердце отточены порывы духа» (ЛДВ, 1984. № 8. С. 54).],
наплънився ратнаго духа,
наведе? своя храбрыя плъкы
на?землю Половецкую
за?землю Руськую.

Тогда Игорь
възре на светлое солнце и виде:
от него тьмою вся своя вои прикрыты.
И рече Игорь
к дружине своеи:
«Братие и дружино!
луцежь бы по?тяту быти,
неже полонену быти.

А всядем, братие, на свои бръзыя ко?мони,
да по?зрим Синего Дону». —
Спала?князю умь похоти,
и жалость ему зна?мение заступи?[7 - И жалость ему знамение заступи… – Жалость – досада, негодование. «…И саддукеи, жаляще си, за еже оучити им люди…» («…И саддукеи, досадуя на то, что они учат народ…») (Деян. 4, 1–2). «Да како жаль ми бяшеть на Игоря, тако ныне жалую больши по Игоре, брате моем» («Как досадовал я раньше на Игоря, так теперь печалюсь больше по Игоре, брате моем») (Ипатьевская летопись. Стб. 645).], —