Просто пройти по улице

Хозяином улицы стоял невысокий дворник в фартуке. Неспешно катилась череда подвод. Дама переходила улицу, направляясь в модный магазин на углу. Мальчишка-зевака прислонился к столбу и рассматривал витрину. Около входа в роскошный магазин, торгующий чаем, остановился полицейский, придерживающий форменную шашку. Рядом – недавно построенный высокий доходный дом. Вдали, как небоскреб, возвышается шпиль пожарной каланчи. И за ней – кресты древнего храма. Неспешность. Тишина спокойного города. Насмотревшись, наши герои спустились на противоположной стороне улицы в настоящее время. Дома с лавками исчезли. На месте чайного магазина возвысился монумент. Символ скорби и продолжения жизни.

Поэт озадаченно разглядывал памятник странной женщине. Поинтересовался:

– Кто это?

Пенсионер пожал плечами:

– Автор не сказал. На ваше усмотрение.

Поэт уточнил:

– Ребенок ее?

– Тоже не сказал.

Поэт решил разобраться, зачем они здесь.

– Память об ополченцах, остановивших «железных и непобедимых» под Москвой. Кадровых частей не было. Серые шинели. Русские таланты. Необученные. Плохо вооруженные. Они победили ценой огромных потерь.

Поэт кивнул:

– Автору не напомнили о традиции памятные храмы ставить? Или часовни.

– Скульптуру надо творить. Или старые заготовки реализовывать. Произведения на военную тему критиковать не принято. Пусть мой сын помнит: в братской могиле под Москвой и его предок есть.

– Значит, молодец автор. Получил, помню, в приданое за женой чугунную скульптуру. Везде за собой возил. Пристроить не смог. Вы не сказали, как находите монумент?

– Увы, Александра Михайловича Опекушина уже нет. Памятников много появляется. Надо обязать принимающих их диспансеризацию проходить. Зрение проверять. Если мнение населения никому не интересно. Кажется, странная женщина на постаменте смотрит через дорогу. На основание солнечных часов. Молится, чтобы красные пятна не появились. Полагаю, со временем к ней привыкнут. Здесь и не такое видели. Установили большой валун с невнятными знаками на нем, показывающий одобрение правящей тогда партией всех направлений искусства. Как называлось то «чудо», не помню. Может, «Миру мир», может, «Слава труду». Проходящие мимо люди озадаченно пожимали плечами. Тот камень исчез и никого своим видом больше не смущает.

– Вы правы, – согласился Поэт. – Искусство радует тогда, когда его выбирают и платят за него. И раздражает, когда его навязывают, даже бесплатно.

Райком и мавзолей

Перешли на противоположную сторону улицы. Старик задумчиво сказал:

– Нет людей, помнивших угловой модный магазин, стоявшие рядом с ним малоэтажные дома. Немногие вспомнят площадь, доминантой которой было здание райкома КПСС, развернутое архитектором для увеличения площади перед ним. Чтобы население в праздничные дни могло восхищаться властью, скромно объявившей себя «умом, честью и совестью эпохи». Не все, что сверху, солнце. Даже «партия, вооруженная самой передовой и единственно правильной научной теорией, и поэтому всесильная». В школе нам неоднократно напоминали, какие большие люди баллотируются в нашем районе. Призывали быть достойными оказанной нам чести. Но сомнения закрадывались.

Эта история случилась давно. До школы. Родители взяли меня на демонстрацию. Начиналось все замечательно. Хорошая погода, радостные люди. Воодушевление. Долго шли под праздничные марши. Силы закончились. По Красной площади ехал на плечах отца. И мама показывала человека на мавзолее, объясняя, что он в нашей стране самый главный. Смотрел на него, приветствовавшего людей, проходящих внизу.

Махал ему рукой. Огорчался, почему все считают этого человека глупым. Маленькие дети хотят обнять весь мир. Он сделает что-нибудь достойное. И все поменяют свое мнение о нем в лучшую сторону. Почему взрослые в чудеса не верят? Но даже мимолетная встреча не состоялась. Когда проходили перед мавзолеем, он приветствовал кого-то впереди. И потом сразу кого-то сзади. Не захотел поздороваться. Такая получилась обида.

Поэт улыбнулся:

– Просто оскорбление. Хоть вызов на дуэль посылай.

Старик кивнул:

– Таким не посылают. В стране, даже в нашем детском саду, он был главным объектом анекдотов. Серия, в которой он, находившийся в добром здравии, ходил по загробному миру, мерился с мертвыми и всегда проигрывал, мне не нравилась. Другая, в которой он приходил к душевнобольным, включался в очередную игру, не узнав ее правил, которая заканчивалась его битьем, нравилась.

Теперь на площади банк, широко раскинулся на двух улицах, как победитель. Его построили в девяностых годах прошлого века, когда кредит доверия «лучшей из властей» закончился. Совсем не видно бывшего райкома. Надо обойти банк слева, чтобы увидеть, как красный флаг снова гордо реет на ветру. Над крышей бывшего райкома. Теперь у него другое название. У красного флага иное назначение. Вспоминают князя, правившего более шестисот лет назад.

Карта на стене

А это доходный дом, построенный в начале прошлого века. Сейчас на его стене граффити с героями культового советского фильма. Но они никак не лучше монумента, посвященного им на набережной, где и героев больше и реквизит в виде скамейки имеется. А если бронзовому мальчику нос и погон до блеска начистили, так это проявление уважения.

– Хочу заметить, – сказал Поэт, – история страны не с них начиналась. Могли бы вспомнить, к примеру, молодых генералов двенадцатого года. В треуголках с плюмажем, как на картинах кисти Джорджа Доу. Образы, вызывающие у меня ностальгию. Дело вкуса. К новому надо привыкнуть.

– Не спорю, – согласился пенсионер. – Мне милей грязная от времени карта района, находившаяся долгие годы на этой стене. Обветшавшая вместе с ней, – и неожиданно для себя попросил: – А можно ее вернуть? Ненадолго.

Благосклонный взмах трости.

– На схеме, по форме похожей на остров, узнавал только реку Яузу и храм, в котором нас с вами в разные эпохи крестили. Вот как рисовали люди, – продолжая с удовольствием рассматривать ранее раздражавшую его карту, старик поинтересовался: – А у вас какие ассоциации с этой картой?

Поэт задумался.

– А знаете, видится море, счастливое небо. Прелестный край с природой, удовлетворяющей воображение. Горы, сады. Любимой моей надеждой было увидеть опять полуденный берег Крыма.

Старик согласился:

– Странная карта, пожалуй, напоминала нижнюю часть полуострова, от Севастополя до Феодосии.

И продолжил:

– Когда говорят о Крыме, вспоминаю черно-белый фильм из пионерского детства. Как два товарища его завоевывали. Не забывая при этом документальное кино снимать.

Поэт удивился:

– Простите, благодетель, зачем? Он же с 1774 года наш. Добровольно вошел в состав. После шести лет изнурительной войны.

Старик вздохнул:

– Определенно сказать сложно. Может, хотели счастье людям принести. Или подарить их кому-нибудь, – покачал головой. – Ныне зарубежные политики, проклинающие коммунизм, не спешат расставаться с его дарами. И сохранить их не способны. Но мы здесь порядочно задержались. Закрывайте карту, отправимся дальше.

Купец «М»

Приняв обязанности экскурсовода, старик широким жестом показал на вход в следующее здание.

– Сложно представить, что дом строился для состоятельных людей. У парадной двери два «украшения». Первая – стены обклеены портретами не пойманных «джентльменов удачи». Вторая – с деревенской непосредственностью на тротуаре укрепили две двутавровые стойки.

– В появлении «тавров» тоже я виноват?

– Нет. Как раз в этом вас никто не обвиняет. Это блюстители порядка. Отделение полиции. Не надеялись зодчие, которые строили, на такое дополнение.

– Не буду возражать, – согласился Поэт. – В мое время никто не безобразничал перед своим жилищем, мешая прохожим.

– Не будем ворчать, – сказал Старик. – От этого вид здания не изменится.

Он повернулся к дому напротив: