Просто пройти по улице

– Лучше полюбуемся нарядным стилем московского модерна начала прошлого века. Рустированные первые этажи дома. Монументальные эркеры. Далеко выступающие балконы.

По фасаду раскиданы орнаменты с играющими детьми на больших досках и растениями на малых. Принятых в дорогих доходных домах каменных чудовищ, отгоняющих все недоброе от жителей, заменили возмущенные женские маски.

– Возможно, – сказал Поэт, – имелись в виду инкубы, демоны разврата. Меня больше занимает декоративная стенка над венчающим сооружение карнизом. Знаете, древние греки называли их «аттиками» и венчали ими триумфальные арки, символы своих побед.

– Да, – согласился Старик. – Вижу две мужские маски по краям, поющие вечный гимн своему герою. В середине доски, в лучах славы, вознеслась заглавная буква «М». Инициал купца-застройщика. Больше информации о герое нет. Памятник рукотворный себе. Память о добрых делах, судьбе и портрет не сохранились.

– Историческое право государей награждать гербами. Дает ли богатство право на восхищение и монументы? Если его богатство лишь для себя, за что уважать человека? За обладание им толстой пачкой денег?

– В детстве, – вспомнил Старик, – был случай. Ломали старый дом, и в нем рабочие нашли клад: саблю и пачки старых денег. Бесполезные деньги бросили в печку. Они не сгорели, а вылетели в трубу. Представьте землю, покрытую чистым снегом, на котором равномерно лежат разноцветные бумажки с портретами императоров из дома Романовых. Значит, и те деньги, и буква «М» были неправильными?

– Ах, мне бы тот клад найти, – вздохнул Поэт и продолжил: – Давайте будем букву «М» считать шуткой. За оставленную красоту в камне. За деньги немалые, но не больше нескольких процентов от стоимости дома.

Гимназист на тумбе

Вдруг Поэт изменился в лице, попросил старика повернуться к улице и сам спрятался за него. И быстро заговорил:

– Извините, обстоятельства, позвольте раскланяться.

Старик удивился:

– Что произошло?

Поэт из-за его спины ответил:

– Вы не видите гимназиста с маленьким блокнотом, присевшего на камень?

– Что с того? Юноша как юноша.

– Вы не понимаете. Этот юноша из моего времени. Он повсюду преследует меня. У меня кризис. Денег нет – хоть вешайся. Впереди дуэль. А у этого мальчишки одни разговоры о моем всемирном значении. И нет возможности от него отвязаться. Оставляю вас. Прошу выполнить просьбу. Передайте мою трость одному человеку. Глаза серо-голубые, прическа, скажем прямо, никакая. Сам словно королева, но не молодая. Уверен, вы скоро с ним встретитесь.

Старик почувствовал в руке тяжелую вещь. Осторожно повернулся. Поэт исчез. Осталась дорога. Неспешно побрел мимо охраняемых ворот полиции. Старая стена, давно ждущая ремонта.

Утонул в асфальте наклонившийся столб, врос в землю улицы. Покрашенный грязной краской, зрительно не отличимый от стены. А ведь это колесоотбойная тумба. Когда-то гордая, белокаменная, восьмигранная. Из прошлого, где основным транспортом были конные экипажи, от крестьянской телеги до кареты. Такие тумбы закапывались на треть высоты попарно, снаружи и внутри. И охраняли косяки ворот от колесных осей. На краю тумбы в неловкой позе, прислонив голову к стене, сидел задумавшийся русоволосый отрок пятнадцати годов, одетый в форму гимназиста. Одна рука лежала на колене, прижимая небольшую тетрадь, вторая безвольно опустилась.

«Что это за человек?» – подумал Старик и вежливо поинтересовался:

– Простите, рядом с вами можно остановиться, дух перевести?

– Че-чего? – испуганно произнес подросток. Неожиданный вопрос застал его врасплох. Демонстрировать блокнот с самыми сокровенными мыслями ему было досадно.

– Спрашиваю, отдохнуть здесь можно?

– Да-да, пожалуйста! – произнес юноша, отодвинулся от стены и быстро спрятал блокнот.

– Так, продолжаем разговор. Как, интересно узнать, вас зовут?

– Меня? – неуверенно прошептал юноша.

– Как меня зовут, я знаю!

– Фе-Федор.

– Федор. Значит, пока только Федор. Очень приятно. Меня можете звать запросто – Старик. И сразу будем на ты. Ну! Привет, Федор!

– Сударь! – гордо поднял голову мальчик. – Разве вам давали повод для подобной фамильярности?

– Нет, не давали, – огорчился Старик. И подумал о непростом возрасте собеседника.

Но разговор решил продолжить.

– Виноват. Но позвольте немного утомить вас своей тупостью. Вам сколько лет и из какого вы года?

– Мне пятнадцать лет, – подростковым басом ответил юноша. – Я живу в 1836 году от Рождества Христова. Невероятно. Улица, вижу, моя, а время – нет. Все изменилось.

Он недоуменно оглянулся, рассматривая дом справа. Длинный, высокий, безжалостно перестроенный, украшенный только двумя узкими эркерами.

Старик проследил за его взглядом. Дом появился семью годами позже постройки «господином «М» его дома в стиле «модерн». Возведенный им же. Эконом-вариант. Как предчувствовал купец, что скоро сгорит все его богатство в пожаре революций.

Гимназист удивился, не увидев на месте престижного пансионата для отпрысков из знатных и именитых семей, где около двух лет уже получает полное гимназическое образование. На его лице промелькнула тень беспокойства.

– Скажите, я вернусь в свое время?

– Конечно, – успокоил собеседника Старик. – Как разговор закончим, так вы сразу назад. Продолжите образование. На выходные будете домой ездить, на Божедомку. И никогда не вспомните о нашей встрече. Только, будьте любезны, расскажите о себе.

– Главное о себе? Счастлив быть современником Великого Поэта. Перед которым преклоняюсь. Вам известно, что ваша трость похожа на вещь моего кумира? Про которую невероятное рассказывают.

Пришлось признаться, что это та самая трость, и поинтересоваться, где можно встретить господина странного вида, коему эта вещь предназначена.

В юном собеседнике произошла перемена. Он замолчал и, не отрываясь, остекленевшими глазами смотрел на трость. Старику это не понравилось. Он решил отвлечь молодого человека от нехороших мыслей.

– Зачем вы, Федор, все на палку таращитесь? Думаете, мыслей ваших не ведаю? Про годы грустные, где оказались мишенью для насмешек и унижений за свою бедность. Как соглашаетесь изображать роль лакея в пансионе. Но в мечтах «пересоздаете жизнь на иной лад». Какую замечательную придумали «идею», которая сделает вас выше всех окружающих. Надо только решиться на небольшое преступление. И, совершив грех с благими намерениями, искупить вину добрыми делами. И все можно, поскольку вы человек избранный?

Молодой человек покраснел. Встал. Ссутулился, склонил голову в сторону и сцепил ладони на груди. Застыл, как в столбняке.

Старик добродушно предложил ему:

– Да вы сидите. Еще настоитесь.

Юноша как будто очнулся и сказал:

– Вижу, в будущем старики скучны. Не понимают, что ваш пыльный мир не для молодых. Мы всегда лучше вас, умнее и добрее.

Старик улыбнулся. Подумал: «В этом возрасте возможно все. Обостренное восприятие действительности. Ощущение себя центром Вселенной. Радикальные мысли и поступки».

Вспомнил озарение тринадцатилетнего мальчишки, который ставил себя, ничем не прославившегося, в один ряд с гениями человечества. Определял свое предназначение. И мучивший вопрос: почему в тринадцать лет его никто не воспринимает всерьез? Дедушка по отцовской линии в этом возрасте женился и стал главой большой семьи.

Окружавший мир ему не нравился. Менять его юноша решил с себя. После долгих размышлений он объявил человечеству в лице одноклассников, что считает школу устаревшей.