Ала ад-Дин и повелитель джиннов

Ала ад-Дин и повелитель джиннов
Леонид Резников

Жизнь у Максима потихоньку наладилась, и он даже начал забывать про свои скитания на сказочном Востоке. Но дадут ли ему это сделать окончательно? Разумеется, нет! Ведь на Востоке нарисовалась новая проблема в лице старого желчного колдуна, желающего заполучить лампу с Владыкой джиннов. И к кому еще обратиться несчастным джиннам, как не к Максиму, блистающему удачливостью и изворотливостью. Вот только молодого человека в очередной раз почему-то забыли поставить об этом в известность…

Леонид Резников

Ала ад-Дин и повелитель джиннов

Глава 1. Кошмар Ала ад-Дина

Огромная железная птица с полым нутром и широко распахнутыми крыльями, гудя, свистя и постукивая, неспешно прокатилась по узкой дорожке, помеченной по краям веселыми яркими фонариками. Ворчливо проверещав металлическим голосом, она замерла в ожидании неизвестно чего.

Ала ад-Дин, прикованный прочным ремнем к невиданному им доселе мягкому креслу, сидел ни жив ни мертв, ожидая смертной участи, когда птица начнет переваривать своих жертв. Помимо Ала ад-Дина в чреве птицы находились и еще люди, странно одетые и совершенно апатичные ко всему происходящему. Одни полулежали, откинувшись на узкие спинки кресел, другие глазели в расцвеченную разноцветными фонариками ночь сквозь круглые, затянутые прочным теплым льдом отверстия в боках птицы. Похоже, все они уже смирились со своей участью.

Внезапно погас свет, а птица словно взбесилась. Издав противный, все нарастающий вопль то ли боли, то ли торжества, она ринулась вперед. Замелькали фонарики, все быстрее и быстрее уносясь назад. Несчастного Ала ад-Дина неведомая сила вжала в кресло. Птицу затрясло, словно в припадке безумия, ее негнущиеся крылья забила мелкая дрожь, и вдруг земля провалилась. Что-то грохнуло, потом еще раз. Птицу повело влево, а ее крылья начали уменьшаться. Казалось, птица вбирает в них широкие стальные «перья». Птицу тряхнуло – раз, другой, качнуло из стороны в сторону. Уши у донельзя перепуганного Ала ад-Дина заложило, в груди возник предательский холод, а тело молодого человека сковал липкий страх, хотя, казалось, больше, чем он уже напуган, испугаться просто невозможно. Ала ад-Дин закричал, забился в прочных путах…

– Сынок, что с тобой? – разорвал жуткий кошмар знакомый голос. Он, добрый и полный нежности, всегда нес душе молодого человека ощущение покоя.

Ала ад-Дин подскочил на постели и огляделся. Тело его, покрытое холодным потом, била мелкая дрожь. Но брюха страшной птицы уже не было, и фонариков не было, и столбов, озаренных яркими светильниками – тоже. Не было ничего, был лишь его родной дом, комната, наполненная плотной тьмой и ласкающей слух тишиной.

– О-о, какой кошмар! – пробормотал Ала ад-Дин, отерев непослушной ладонью лицо. – Присниться же такое.

– Что на этот раз? – вздохнула старая женщина, удрученно качая головой. – Расскажи мне.

– Вы не поверите, мама: огромная железная птица проглотила много-много людей и собралась куда-то лететь! А еще там была белая девушка.

– Белая? – нахмурилась мать.

– Именно, – подтвердил Ала ад-Дин.

– Хм-м… Красивая? – заинтересовалась любопытная от природы женщина.

– Не знаю, разве только ноги… – честно признался Ала ад-Дин, порядком запунцовев, что в темноте осталось незамеченным, и скромно потупил глаза. – Я смотрел на ее голые ноги.

– О Аллах! Она что, голая была? – Старушка отшатнулась от сына.

– Не то чтобы… На ней была надета жилетка. И еще синий поясной платок. Даже не платок, а платочек. У-узенький такой, – показал руками Ала ад-Дин.

– Уй-юй! Не показывай на себе, остолоп ты эдакий, еще привяжется! – возопила старушка-мать и воздала молитву всевышнему.

– Ну вот, – как ни в чем не бывало продолжал свой рассказ Ала ад-Дин, – и эта девушка размахивала руками, будто пораженная джинном безумия и что-то все время говорила, говорила. Но я не понял ни слова. Мне кажется, она предлагала купить рыжую штуку, похожую на слюнявчик, но никому она была не нужна. А ноги у нее – прости Аллах! – будто из воска, но блестят, словно начищенная таньга.

– Это нечистая сила, точно тебе говорю! – встрепенулась старушка. – Жениться тебе надо, сынок, потому и распутные девки с восковыми ногами мнятся, к греху тебя подводят.

– Ну уж нет! – повел носом Ала ад-Дин. – Я еще слишком молод, мама. Не торопите меня.

– Непутевый ты, – обреченно вздохнула старушка. – Ох, гляди, помутится скоро твой разум. А все из-за проклятых книг, чтоб они провалились! Позавчера тебе снилось, будто ты сидел в темной зале, а с белой стены лупились, разговаривали и скалились злобные ифриты. Вчера на шайтан-арбе мчался куда-то, а сегодня вот в чрево железной птицы угодил. Ох, недоброе чует мое сердце, сынок! Бросил бы ты эти книги, а? Занялся сапожным ремеслом, как твой отец, и жил подобно всем честным людям.

– Вы хотите, чтобы я всю жизнь за медяки чинил всяким оборванцам вонючие чувяки и умер в нищете, как мой несчастный отец, да смилостивится над ним Аллах! – поморщился Ала ад-Дин, почесывая бок.

– Зато ему не снились никакие железные птицы и распутные девки с восковыми ногами! – парировала старушка. – У него были дом, работа, еда. И еще сын бездельник. О-хо-хо, – удрученно покачала она головой. – О Ала ад-Дин, прошу тебя, – взмолилась мать, воздевая ладони к небу, – возьмись за ум.

– Ох, мама! – устало выдохнул Ала ад-Дин. Подобные разговоры уже порядком наскучили ему. – Не начинайте все сызнова. Возьмусь я, возьмусь.

– Когда?

– Скоро!

Мать только рукой махнула от безысходности. Спорить с сыном было пустым делом, и кому об этом знать, как не ей.

Ала ад-Дин тем временем, уже порядком придя в себя от ночного кошмара, потянулся, нащупал рубаху и, нацепив ее, поднялся с постели. За окном начинало светать, и пора было собираться в город. Там на сегодня назначены петушиные бои, а прозевать такое событие было выше сил молодого человека…

День у Максима не задался. Вроде и встал с той ноги, и шеф похвалил на работе. И даже предложил зарубежную командировку – невероятно, но факт! И настроение отменное, в смысле, было…

Максима Короткова, бывшего вора, а ныне сотрудника серьезной конторы, торгующей техникой для безопасности, наконец заметили и сочли толковым работником, достойным проявить себя, свои способности, что изрядно польстило самолюбию Максима. Ведь теперь он на хорошем счету у шефа, и возможно, Максиму даже повысит зарплату, что пришлось бы очень кстати. Все-таки в честной жизни есть своя выгода, как ни крути. О том, как он жил раньше, Максиму и вспоминать не хотелось – тошно становилось на душе. А уж о жизни на сказочном Востоке и говорить нечего было – просто жуть брала от кошмарных воспоминаний. Да и было ли все это на самом деле? Хотя доказательством тому служила одежда Черного Кади, которую Максим все порывался выбросить, но так и не собрался с духом, ведь она оставалась единственным доказательством реальности событий двухгодичной давности, последней ниточкой, так сказать. Да и в выражениях Максим стал более сдержанным, старался контролировать каждое свое слово, хорошо помня, как обычная, казалось бы, фраза «Чтоб мне провалиться!» возымела реальное воплощение, отправив Максима далеко и надолго в неведомый мир, за тридевять земель, за тысячу лет. Тут уж поневоле призадумаешься!

Но почему Максиму вдруг вспомнилось все это? Не командировка ли тому причиной? Ведь отправляли его не куда-нибудь, а в Арабские Эмираты! Что это: чистейшей воды совпадение или мироздание вновь решило сыграть с Максимом злую шутку? Но чем он заслужил?

Перебирая в голове события последних двух лет, Максим никак не мог найти причин у мироздания быть недовольным им. Не воровал, не хамил, не ругался, пил не больше, чем остальные, по большим праздникам и торжествам, не сквернословил (не особо, по крайней мере). Вроде и не за что, а все же с Максимом происходило нечто странное, вселяющее как минимум здоровое непонимание: третий раз за день ему на глаза попадался какой-то оборванный араб.

Нет, сначала Максим, конечно, не обратил на него особого внимания. Мало ли какой чудик поднял в кинотеатре шум, так что пришлось прервать сеанс. Максим заглянул в кинотеатр по делам фирмы: монтировала систему пожарной безопасности, – а этот оборванец внезапно вскочил с кресла и, подвывая от ужаса, заметался меж кресел. Да еще сработала противопожарная система, включенная в тестовом режиме, к которой ушлый монтер уже успел прикрутить динамики, не сказав об этом никому. Так в кинотеатре такое началось!..

Максим, разумеется, получил нагоняй от шефа, несильный, но все равно обидно. Ведь ни за что же по большому счету!

После тот же араб встретился Максиму по дороге в аэропорт. Надо же такому случиться, что Максим подсел в автобусе именно к нему. Нервный загорелый молодой человек сидел, сжавшись, и круглыми, словно плошки, глазами наблюдал за проносящимся мимо него пейзажем среднерусской равнины. А потом Максим задремал, и араб куда-то незаметно слинял. Может, где на остановке по дороге сошел? Главное, что ничего у Максима не пропало, все вещи оказались на месте, и деньги в кармане, и документы с билетом – тоже. Но поволновался Максим изрядно, хлопая себя по карманам ветровки и перебирая содержимое сумки.

А тут еще оказалось, что и в самолете их места рядом. Бледный, донельзя напуганный житель Востока в рваной, заношенной одежонке и засаленной тюбетейке на лысой голове, оглядывал салон самолета, словно диво какое, ковырял обшивку грязным обкусанным ногтем, скребся в стекло и все дергал и дергал привязной ремень. А когда начали взлетать, так араб и вовсе сошел с лица и устроил истерику, а потом – хлоп! – и нет его. Вот только что сидел рядом с Максимом, распространяя вокруг себя удушающие ароматы потного тела и старой кожаной обуви, а стоило Максиму отвернуться на секунду – пропал, будто его и не было.

Максим, пребывая в ступоре, ощупал пустое кресло рядом с собой, даже все еще застегнутый ремень зачем-то подергал. А после вызвал стюардессу и путано рассказал о пропаже человека, при этом виновато и очень смущенно улыбаясь, только бы его не сочли умалишенным. Все оказалось гораздо хуже, чем полагал Максим: лучше бы бортпроводница решила, будто он и вправду не в своем уме, мило и понимающе улыбнулась, предложила воды и удалилась к себе. Так ведь нет! Она доложила обо всем командиру, и поднялась тихая паника. Ведь и проводница хорошо запомнила странного типа арабской наружности, особенно его запах.

Но обнаружить беглого пассажира в самолете не удалось. Не было его ни под креслом, ни в туалетах, ни на полках, забитых ручной кладью (интересно, как бы он туда забрался?), ни в подполе, где переплетаются километры проводов и ютятся различные тяги, трубопроводы и диковинные механизмы! В общем, поиски не увенчались успехом, и командир принял решение вернуться на аэродром, где пассажиров высадили, тщательно проверили и загнали в накопитель, а самолет уже более основательно обыскали вдоль и поперек. Говорят, даже собаку вызывали, но и та оказалась бессильна разгадать арабскую загадку: неизвестный словно сквозь фюзеляж провалился.

Несчастный Максим промучился в накопителе целых пять часов, томимый недобрыми предчувствиями, а после забылся беспокойным сном.

– Чтоб тебя скорпион ужалил в голую пятку! – проворчал злой донельзя Ахмед, закидывая на спину давно опостылевшую, неудобную подставку под масляные лампы, связанную из бамбуковых палок. Он нервно одернул кожаные ремешки, впившиеся в его худые плечи, отчего медные лампы тихонько звякнули. – Кривоногий тушканчик, отрыжка верблюда, ханурик магрибский! У-у, ненавижу!

Кто такой ханурик, Ахмед не знал – мало ли он нахватался диковинных словечек от своего бывшего предводителя, исчезнувшего неизвестно куда прямо с площади во время суда. Но слово это, как казалось бывшему разбойнику, полностью отражало суть ненавистного колдуна, к которому Ахмед случайно прибился после удачно совершенного побега. Ахмеду тогда казалось, что в его жизни наступит просвет, и она забьет ключом. Еще бы, такой крупный и известный колдун, сколько зла можно с ним на пару сотворить! Но прошло уже два года, а все застопорилось на торговле проклятыми лампами с несуществующими джиннами. Торговать приходилось, разумеется, Ахмеду. Колдун же всецело был поглощен поиском настоящей лампы с джинном и ни о чем другом не помышлял.

– Что ты там ворчишь, бездельник? – донеслось до ушей Ахмеда, которому никуда не хотелось идти, и потому он нарочито долго натягивал поношенные, местами дырявые чувяки.

– Ничего, господин, – отозвался Ахмед, скрипнув зубами. – Вам показалось.

– Тогда почему ты еще здесь?

– Не беспокойтесь, я уже ушел, – буркнул Ахмед, распахнул дверь и, оглянувшись через плечо, вышел на двор.

Колдун проводил слугу недобрым взглядом и отвернулся, продолжив заниматься своим проклятым Аллахом занятием.

– Чтоб глаза твои повылезали, а самого скрутило в три дуги, – еле слышно проворчал Ахмед, закрывая за собой скрипучую дверь. – Нет! Лучше в пять! Хотя ему вряд ли уже хуже будет…