Синдбад

– Не умеешь пить – не берись, – философски заметил Синдбад. Сам-то он уже вполне пришел в себя и выглядел трезвым, словно стеклышко.

– Ах ты!.. – ринулся было на своего работника Махмуд. – Ох-х! – он замер на полушаге, поморщившись от боли и схватившись за поясницу, махнул на Синдбада рукой и, прихрамывая, скрылся в своей комнате, где недовольно принялся звенеть монетами.

В чайхане он появился только минут через десять, неся в руке красный, вышитый золотыми нитками кошелек.

– На! – кинул он кошелек в ноги вальяжно развалившемуся на топчане Синдбаду. – Отнесешь судье.

Синдбад подобрал кошелек, слез с топчана и, подвязав саблю к поясу, которой страшно дорожил и гордился, вышел из чайханы.

Солнце уже палило вовсю, и пока Синдбад добрался до дома судьи, располагавшегося почти в центре города, успел несколько раз облиться потом. Взбежав по лестнице наверх, Синдбад постучал костяшками пальцев в косяк распахнутой настежь двери.

– Тук-тук, у вас все дома? – осведомился он и заглянул внутрь.

Судьи в комнате не оказалось. Там прибирался кривой на один глаз худощавый слуга в драном халате. Судя по его виду, ему мало что перепадало со стола судьи-обжоры.

– Что вам угодно, почтеннейший? – с уважением спросил слуга, держа в руках пустые блюда и глядя на богатую саблю, торчащую у Синдбада из-под халата, полу которого тот специально отодвинул рукой.

– Нам угодно видеть почтенного Икрам-бея, – сказал Синдбад, гордо вскидывая подбородок.

– Хозяин изволит спать, – извиняющимся тоном произнес слуга.

– Как жаль… А я ему деньги принес, – Синдбад вытащил из-под халата кошель и подбросил его на ладони. Глухо звякнули монеты.

– Деньги? – спохватился слуга, словно завороженный глядя на тугой увесистый кошелек. – Я немедленно доложу хозяину, что вы ожидаете его.

Он сиганул в боковую дверь, и через пару минут в комнату вошел сам судья. Он был в нижних штанах и рубахе, а сверху, зевая, натягивал на ходу халат.

– Слуга что-то сказал о деньгах, – произнес судья, проходя к курпачам и усаживаясь на них.

– Он сказал правду! – выпалил Синдбад, сделал два шага вперед, вытянулся «во фрунт» и протянул судье кошель. – Я от почтенного Махмуд-ако.

– От чайханщика? Это хорошо, – облизнулся судья и милостиво принял кошель.

Синдбад отступил назад и кивнул.

– А ты не тот ли его работник, что славен на весь город своей непримиримой ненавистью ко всяким разбойникам?

– Это есть я, – важно сказал Синдбад и вновь дернул подбородком.

– Наслышан, наслышан, – удовлетворенно покачал головой судья, взвешивая кошель в руке и никак не решаясь раскрыть его.

– Я могу идти, ваше благородие? – спросил Синдбад.

– Да-да, – растерянно произнес судья, размышляя над странным обращением, которого он никогда в жизни не слышал. – Нет, постой! Сначала я должен сосчитать деньги.

Синдбад пожал плечами и замер в расслабленной позе, постукивая кончиками пальцев по рукоятке сабли.

Икрам-бей развязал кошель, высыпал на пол перед собой золотые монеты и принялся пересчитывать их, шевеля губами. Со счетом у него было явно туго.

– Одной не хватает, – наконец произнес он, подозрительно уставившись на Синдбада.

– Я доложу об этом Махмуд-ако. Вероятно, он ошибся, когда складывал их в кошелек, – Синдбад сам не верил в то, что говорил. Чайханщик нарочно мог не доложить одной монеты, в надежде, что судья не будет их пересчитывать. Или того хуже, решил подставить своего работника… Ну что Синдбаду стоило пересчитать их еще в чайхане!

Дело в том, что чайханщик только вчера заплатил за работу Синдбаду оговоренную плату – один золотой, – и прекрасно знал, что этот самый золотой Синдбад убрал в задний карман брюк.

– А не ты ли спер эту монету? – прищурился Икрам-бей.

– Что вы? Как можно, почтенный Икрам-бей? – возмутился Синдбад, изобразив на лице величайшее удивление, помноженное на недоумение. Последний и наихудший из вариантов обрел силу.

– Ах ты, змея, пригретая нашим уважаемым чайханщиком Махмудом, – погрозил пальцем судья, сгребая с пола монеты. – Это ты украл монету и решил оболгать своего несчастного хозяина!

– Я? – праведно возмутился Синдбад. – Да я в жизни чужого не брал!

– Врешь! Стража! – гаркнул судья, ссыпая монеты обратно в кошель и засовывая их за пазуху от греха подальше.

В комнату вбежали двое стражников с саблями и замерли у дверей в ожидании приказа.

– Взять этого нечестивца, – приказал Икрам-бей, – и проверить ему карманы!

Стража кинулась к Синдбаду и вцепилась в него, словно голодные собаки в кусок мяса.

– Вы совершаете ошибку, – сделал последнюю попытку Синдбад, спокойно стоя перед судьей. – Вас потом измучает совесть.

– Э, совесть! – отмахнулся судья. – Мулла мой большой друг. Как-нибудь вымолю прощение. Обыщите его!

Стражники протянули свободные руки к Синдбаду и стальной хваткой сжали его запястья.

– А-а! – вскричал тот, выкручивая руки, подаваясь назад и резко сводя руки вновь.

Стражники, явно не привыкшие к серьезному сопротивлению обвиняемых, гулко столкнулись лбами и осели на пол, закатывая глаза. Синдбад перешагнул через них и склонился над перепуганным судьей. Тот сжался, закрывшись рукой. Губы его мелко задрожали.

– Вы ошиблись, уважаемый Икрам-бей! Я не брал этих денег, – раздельно произнес Синдбад.

– Не брал, не брал, – согласно закивал судья. – Я ошибся! Ты можешь идти.

– Э, нет. Что полагается по шариату за оговор?

– Один золотой! – выпалил, не задумываясь, судья, словно отличник на уроке, и запоздало прихлопнул пухлой ладошкой рот.

– Давай золотой, – протянул руку Синдбад.

– Штраф обычно получает судья, – нашелся Икрам-бей. – Твой золотой зачтен в счет долга этого нечестивца Махмуда. Ты свободен!

Синдбад поразился наглости и находчивости судьи, но русская душа требовала возмездия. Синдбад ото всей этой самой души плюнул, угодив в глаз жадному судье, развернулся и направился к выходу, засунув руки в карманы брюк.

– Это сдача, – бросил он через плечо.

– Ну, погоди, отрыжка шайтана, – прошипел ему вслед судья, стирая рукавом с лица плевок, и погрозил кулаком. – Я еще с тобой расквитаюсь!