Хлеба кровавый замес

Выше есть только Бог

Крепкий как рубль целковый

Вечно готов на бросок!»

Песня стала, чуть ли не гимном этого рейдового батальона, и была любима всеми служивыми людьми вне зависимости от должностей и званий.

Алексей  взялся за металлическую крупную скобу дверцы, которая выполняла функцию дверной ручки, но была значительно крупней обычной, и стал открывать правую створку, находясь при этом в своих мыслях – как и что он будет сейчас информировать сослуживцев.  А, возможно, пребывал под действием слезливого очарования мужских песенных страданий,  которые героическое мужское племя способны убедительно преподнести в продуктах творческого вдохновения.

Находясь под впечатлением  от собственных подвигов, или в собственной убеждённости о готовности к подвигам, или о сопричастности к ним, или почти участия, что «был где-то рядом», мужчины обладают гениальной способностью красиво и  проникновенно изобразить собственные испытания  и передряги. Действительные ли,  или вымышленные, и всегда почти в «рыбацкой подаче»…

Таким интересным способом, когда руки, показывающие длину рыбины, в ходе рассказа автоматически и непреднамеренно растаскивает в стороны неконтролируемой мужской удалью, и пойманный карась по длине превращается в барракуду…

Вот если б женщины умели так про свои роды песни сочинять, плач по миру стоял бы нескончаемый и очень душещипательный и пронизывающе-проникновенный. Но так вдохновенно складно, «по-рыбацки»  правдиво, распевать о нелёгкой мужской доле свойственно только мужчинам… А у женщин так же получались только про женскую любовь… И все потом плачут, и те и другие от такого вдохновенного страдальческого творчества.

Он поднял глаза, чтобы автоматически взглянуть в пространство, куда сейчас предстоит ступить, но на него оттуда стремительно надвигалась огромная клыкастая морда с горящими огнями в глазах.

Алексей инстинктивно отпрянул и повис, удерживая себя на одной руке за скобу правой дверцы. Но  морда  не то что никуда не делась, но и следом за той морденью высунулось  массивное тело, и весь этот чудовищный скалящийся «демон» стремилась до него дотянуться.

И тут до Шаховского, сквозь хохот и изнутри кунга, и солдатский вокруг,  дошло, что это Бугай, со всей своей искренней радостью и лаской, лезет к нему лизнуть в лицо.

–Тьфу ты, глядь, Бугай, чтоб тебе суки не давали,  чу?хни с дороги,– шуганул его оконфузившийся Алексей, и тренированным махом тела забросил себя внутрь кунга.

Бугай был крупным кобелём, очень большим, невнятной породы. Он  всем своим экстерьером походил на короткошёрстую немецкую овчарку, только был на четверть крупнее, и имел свой основной грязно-белый окрас, с крупными рыжими пятнами по бокам, и такими же, помельче, на морде. Что-то в нём было от алабая. Возможно,  лёгкая укороченность пасти на, в общем-то, типичной морде овчарки. И лапы… Здоровенные лапы… Он и барана мог бы ударом перешибить. Но ласковый был да жути, и любвеобильный.

И вот эта махина ласки и любви норовила первым дотянуться до Шаховского и лизнуть его.. Хорошо, только это… Весь его вид показывал, что он способен на большее.

Когда Шаховской прибыл из Союза на службу в этот полк, пёс уже был там давненько. Собакой он оказался общительной и добродушной, а любвеобилен настолько, что вся стая местных полковых собак оказалась сформирована исключительно его потомством – штук эдак до тридцати. Но только он имел неискоренимую привычку и особенность – ходить на боевые вместе с батальоном. Выгнать его было невозможно. Если только пристрелить…  Но подобная «дичь» даже не обсуждалось – в мыслях ни у кого ничего такого не было.  Однажды, правда, перед одной крайне опасной операцией, его всё же не пустили в БТР перед выездом, так он бежал за колонной километров десять, пока не дали запрыгнуть на его место.

Он всегда сам себе выбирал хозяина, так как состав в батальоне был переменный, и офицеры имели свойство иногда исчезать из него: то по убытию в Союз, то из своей жизни.

Кобель знал, когда в полку каждый день построение, и занимал положение среди офицеров управления, с ними же маршировал под музыку, вполне, причём, прилично. Очень любил «Встречный марш», и вышагивал за комбатом, когда тот под звуки марша, строевым шагом, двигался навстречу командиру полка. Вероятно, он считал, что это именно его уровень.

Знал момент ухода на боевые, и всегда заскакивал раньше всех внутрь БТРа своего хозяина. Одного-единственного в этот отпущенный им для их дружбы период. На данный момент таковым хозяином был Сергей Крикунов, капитан, замкомбата.

Когда сотоварищи вволю отсмеялись да попотрунивали над Шаховским, который и сам с ними беззлобно смеялся над шутками в свой адрес, то Серёга погладил ласково кобеля и дал тому команду:

– Молодец, Бугай, добрая собака, хороший кобель, Шаховского он любит… Что, на любовь к нему пробивает? Может запах от него специфический? – приговаривал Крикунов под смех офицеров, поглаживая по голове собаку, –  иди мальчик, погуляй по располаге, проверь, чем там бойцы занимаются.

И этот телок коротко гавкнул, как ответил и спрыгнул из кунга. Он стал бегать между машин, крутя своей здоровенной «шайбой» – башкой, как будто понимал, чем его озадачили. А бойцы хоть и любили пса, но знали, что это офицерский «Цербер» – он сам себе такую миссию выбрал и такое право присвоил. И иногда, на явно отлынивающих от дела солдат, мог так рявкнуть, что ну его «мимо», справедливо и взвешенно считали они… Собака же.. Никому не хотелось проверять его реальные способности в достижении своих целей и предупреждений. Проще было начать заниматься делом.

Выпустив пса, присутствующие перестали веселиться и приготовились получить последнюю информацию и распоряжения из штаба дивизии.

И начштаба коротко сказал:

–Завтра рано утром начинаем движение.

Сергей Крикунов:

– А куда?.. Задач поначалу, как всегда, было много каких. Три раза только маршрутные карты на разные направления переклеивали.

– Под Кандагар пойдём. Сегодня на Кушке, закончена загрузка и формирование колонны. Будет более тысячи грузовых с мукой, будут наливники и другая гуманитарка. То ли один, то ли два автомобильных полка, по разговорам. Нам не отчитываются… Известно только, что таких конвоев раньше  не было. Вот мы и будем на блоках оборонять и тащить до их прибытия на точку. Точное место  разгрузки определят уже по обстановке в последний момент, когда будем в заданном районе.

Комбат Проскуров взял разговор в свои руки:

– Так что?, в то горное ущелье мы уже не идём?, где до десяти тысяч духов затёрлись и организовали там свою неприступную до сего дня базу? Ну, как нас этим пугали большие начальники?..  Ну-у, вроде как-то полегче… может быть… Будем посмотреть…  Так во сколько начало?

Шаховской стал им обстоятельно пояснять детали, чтобы снять любые вопросы и недопонимания у офицеров в преддверии серьёзных событий и задач:

– ООД начнёт движение в шесть утра. Мы пойдём первыми, сразу за ними следом. Вот  как сейчас построены и первыми выстроены на стоянке, так и будем поочерёдно стартовать. И, да; в  ущелье не идём, те карты нужно в обязательном порядке сжечь. Остаются только последние, что клеили и наносили задачу уже тут, в эти дни, с маршрутом под Кандагар.

(ООД – отряд обеспечения движения;– включает в себя машину с тралом, с саперами, разведдозор , и ряд иных специальных машин , каждый раз состав определяется отдельным решением командования в зависимости от задач)

Крикунов по инерции шутканул:

– Отлично. Будет нам бумага, чем там разжигать и пайку греть… Ненужной макулатуры теперь куча осталась. А мы тут клеили карты, клеили,.. Как школьники.

Переждав это саркастическое бубнилово у Крикунова,  Алексей продолжил:

– Скорее всего, задачи нам специально разные озвучивались, потому что духам, так или иначе, каким-то образом всё доходит. Кто-то им информацию сливает. Возможно, что через сарабосов, которые тоже в курсе об операции. Думаю, это был намеренный «путай-путай».

–Вот те здрасти! Вопросы – полковые, решенья – половые! Сарабосы знают, а от нас скрывают, – крайне удивился комбат. Но счёл нужным не тратить на это время, а приступил к раздаче текущих распоряжений своим замам, и сначала Шаховскому:

– Ты им, офицерам, сам про карты и прочее объяснишь на построении. Нужно через час батальон собрать. Там на всех, на весь личный состав посмотреть, как они, как настроение. Не ли больных, которые сами не жаловались, чтобы их тут не оставили. И там дать распоряжения офицерам по завтрашнему дню. Вот где ты их и озадачишь, что – кому делать, понял Лёш?– он перевёл взгляд на зампотеха, – а ты, Володь, со своими техниками и водилами, ещё раз убедитесь во всём своём хозяйстве. Проверьте, делайте всё необходимое, чтобы не получилось, что завтра кто-то не завёлся. И залейте солярку полные баки и воду в системы…  Ну, Володь, ты сам знаешь что нужно.

Раздался стук в двери кунга, и там замаячили лица Васи-москвича и Молдавана с ящиками Боржоми у солдат в руках:

– Разрешите, товарищ полковник? Вот, начальнику штаба  воду принесли.

Шаховской:

– Поставьте на край, спасибо. Теперь найдите командиров рот, и передайте, что ровно в 15 часов – общее построение. В полной боевой выкладке и с оружием… Нарзана не было?

–Так, он же дешёвый, тридцать копеек, его и разобрали. А этот Боржом почти пятьдесят копеек… Его только офицеры  пьют.

– Ладно, парни, не тяните… До построения остаётся около часа, а  вам ротных ещё нужно найти.  Народу надо собраться – экипироваться. Поэтому за десять минут вам всех оббежать и сообщить. Вперёд! И в темпе вальса!..

Глава 3. Начало операции

Всегда наступает тот миг, когда колесо начинает крутиться. Будь оно брички, машины или истории.

И вот, когда оно пришло – время начала операции.

И зашуршала змеёй колонна по извилистому серпантину дорог.

И очень мелкая как цементная пудра, и очень въедливая пыль заклубилась над дорогой.

И эта пыль невыносимо забивала глаза.