Утром четвертого дня Двунадесятый Дом деликатно постучал в дверь и вошел в каюту Платона. Тот лежал на койке и скучал. Голова была непривычно чистой и ясной, звон в ушах исчез. И только память оставалась самым больным его местом.
– Одевайся. Пора за работу, – бодрым голосом объявил муравейник.
– Ты это о чем? – спросил археолог, сев на постели и спустив ноги на пол.
– Надо вернуться на Чиуауа.
Платон чуть было не крикнул: «Ни за что!»– едва совладал с собой. Он понимал, что самым позорным образом боится этого гнусного астероида со всей его живой и мертвой начинкой.
– И что мы там забыли? – постарался спросить спокойным голосом. А зубы начали стучать, будто он насквозь закоченел.
– Гиперхрен – тот, что нас сюда затянул. Разве тут поспоришь?..
Напарники опасливо продвигались в глубь астероида. За время их отлучки крикуны вполне могли выбраться из казармы и вооружиться снова. Так что жди неприятностей. Но биолокатор упорно показывал, что впереди никого, нет.
Платон и Непейвода нашли крикунов в самом большом, молитвенном зале астероида. Сектанты, образовав круг, лежали на багровом полу. Лежали со вспоротыми животами, сжимая в руках кривые окровавленные ножи. У некоторых на лицах застыла жуткая улыбка. Другие лица искажала гримаса нестерпимой боли.
Напарники постояли над трупами, затем развернулись и пошли.
– Почему? – только и спросил археолог.
– Они проиграли, – подумав, ответил Дом. – Оказались слабее жалких грешников и не смогли снести позора.
Напарники перевернули астероид вверх дном, но найти сверхмощный гипергенератор, который мог отправлять в гиперпрыжок большие объемы космического пространства, так и не смогли. Потому что никакого генератора там отродясь не было. Астероид Чиуауа, как и предполагал Двунадесятый Дом, когда-то сам упал «на дно», и охваченные ужасом крикуны обнаружили на дне «воронки» угодившие в ловушку космические суда.
Только вечные изгои смогли выжить в такой ситуации и даже нашли в ней свои плюсы. В гиперяму время от времени сваливались новые летательные аппараты. Их экипажи тотчас попадали в руки крикунов и после долгих и мучительных пыток пополняли их скудный рацион. Крикуны снимали с захваченных кораблей двигатели, энергобатареи, приборы, активную биомассу для конвертера, забирали продовольствие и воду.
В ходе поисков археолог с муравейником нашли множество полезных и просто любопытных штуковин: корабельный инструмент и личное оружие, компьютерные диски и командирские сейфы, скафандры и корабельные журналы, огнетушители и отвинченные с кораблей унитазы, статуэтки, голокристаллы и другие личные вещи астронавтов. Правда, денег и драгоценностей не нашлось. Видно, крикуны изничтожили их во время своих жутких обрядов. Ведь секта проповедует строжайший запрет земных благ.
Добро, когда-то принадлежавшее представителям разных планет и разумных рас, представляло немалую антикварную ценность. Вот только забрать его нельзя – «Оболтус» и без того забит под завязку. А потому взяли лишь то, что занимает мало места и дороже всего на свете – носители информации.
В командной рубке «Оболтуса» был созван военный совет. Кораблик терпеливо ждал напарников. Его распирала законная гордость – он спас экипаж от верной гибели и теперь рассчитывал укрепить свои позиции.
– Ну, что будем делать? – спросил археолог, разместившись в кресле.
– Сухари сушить, – усмехнулся Дом, вальяжно рассевшийся в соседнем кресле.
На экране переднего обзора тускло светился мертвый астероид. Трупы его жителей были брошены как ненужный хлам. Больше они никого не замучают и не съедят.
– А ты что предлагаешь, Оболтус? – обратился Платон к корабельному мозгу. Он старался держаться с ним вежливо, но сдержанно– как с дипломатом враждебной планеты.
– Была бы уверенность, что гипергенератор локализован где-то рядом с астероидом…– протянул «Оболтус».
– И что тогда? – поторопил его Непейвода. – Ну, телись, телись!
* * *
– Можно попробовать его взорвать, – обиженно буркнул корабельный мозг. Неужто вместо почета и уважения он заслужил одни понукания?
– Тогда за дело! – с энтузиазмом воскликнул Дом. – Что мы теряем?
«Оболтус» отошел от астероида Чиуауа на безопасное расстояние. Невидимый гипергенератор не мешал субсветовым полетам. Можно было беспрепятственно удирать из гиперямы на фотонных ускорителях или термоядерном движке и потратить сотни лет, добираясь до ближайшей обитаемой Системы. Возможно, кто-то из попавших в ловушку астронавтов именно так и поступил. И сейчас их корабли тащатся где-то в межзвездной пустоте.
Платон и Непейвода рассматривали астероид в телескоп. С ним пока ничего не происходило. Но «фитили» уже подожжены, через несколько минут рванут его энергореакторы и аннигиляционная бомба, сооруженная из нескольких магнитных ловушек. Семь килограммов антивещества войдут в реакцию с астероидом и разнесут его в клочки. В ограниченном пространстве и на ничтожный промежуток времени поколеблются основы мироздания. И какие бы секреты ни скрывались в структуре здешнего пространства, они будут выжжены дотла. Или не будут…
– Ты уверен, что сработает? – недоверчиво осведомился у «Оболтуса» Двунадесятый Дом.
– Гарантию дает только господь бог, – проворчал корабельный мозг. Непейвода не собирался выпускать бразды правления из своих рук– ни о каком равенстве речь не шла.
Еще минута, и ослепительная вспышка погасит экран. Кораблик содрогнется и закачается на упругих волнах, расходящихся от искореженного участка пространства. Они будут абсолютно свободны или окончательно приговорены гнить в этом медвежьем углу Галактики.
Тридцать секунд. Двадцать. Десять. Пять. Три. Две. Одна. Ап! Ничего не изменилось. Дом с испугом смотрит на археолога. Археолог испуганно глядит на Дом. «Оболтус» досадливо кряхтит в репродуктор. А потом в рубке гремит трубный, пробирающий до печенок глас:
– Шишь вам, микробы!
– С кем, собственно, имею честь? – опомнившись, звенящим от напряжения голосом осведомляется Платон Рассольников.
– Не твое собачье дело! – отвечает трубный глас.
– Извольте замолчать, любезнейший, – цедит сквозь зубы Платон, видя, как у Непейводы на голове встают дыбом волосы – цепочки из десятков «мурашей». – Вы не у себя дома.
– Засохни! – снова рыкает глас, но уже добродушней. – Раздавлю как букашек!
– Мы не намерены разговаривать в таком тоне, – гнет свою линию археолог. Сверкая глазами, он поднимается на ноги, распрямляет плечи, выпячивает грудь – ни дать ни взять кавалергард, вызывающий негодяя на дуэль.
В рубке, сотрясая переборки, грохочет сатанинский хохот. Человек рушится в кресло, зажимает уши, спасая барабанные перепонки. Ходячий муравейник начинает распадаться на составляющие – клеточки от ужаса теряют сцепление.
– Ладно, уговорили, – наконец восклицает трубный глас. – Катитесь колбаской.
И висящий на экране астероид Чиуауа исчезает в слепящей вспышке, экран гаснет. Астероид исчезает вместе с его мертвыми хозяевами и награбленным инопланетным добром. «Оболтуса» швыряет, как жалкую щепку, Платон и Непейвода валятся с кресел, катятся по полу, их бросает от стены к стене. Скрипят переборки, сипит и стонет корабельный мозг, мигают лампы и панели пультов управления.
– Что это было? – вопрошает корабельный мозг, когда шторм стихает и воцаряется неправдоподобная тишина,.
– Ты хочешь сказать: кто? – поправляет его Двунадесятый Дом. – Наверное, это и есть бог. А ты как думаешь, Платоша?
– Я думаю: нам пора сматываться. На всех парах. Пока он не передумал.
Так они и сделали.
А «Оболтус», который сам же устроил это представление, потом втихомолку веселился всю дорогу. Уел-таки неблагодарных пассажиров.
Оставшиеся дни полета прошли незаметно. Платон с утра до ночи изучал добытую на Чиуауа информацию. Масса любопытных сведений, способных пригодиться в будущих экспедициях, но ничего полезного для высадки на Тиугальбу.
Когда кораблю оставалось сделать всего пару гиперпрыжков, экипаж снова был созван в командную рубку.
– Господа! Предлагаю обсудить нашу стратегию и утвердить план действий, – нарочито официальным тоном произнес «Оболтус». – Не хочу один отвечать за всю Одессу.
Непейвода зашуршал лицом, выпустил из щеки длинный палец, почесал им нос и заговорил: