– Ты рано пришел, вечером тут будет не продохнуть. Я очень рад тебя видеть, Игорь, и скучать тебе не дам.
– Да уж постарайся, а пока давай выпьем за встречу.
За разговором время летело незаметно. Они рассказали друг другу об общих знакомых и друзьях.
– Саша Лебедев женился на своей Надежде, уехал в город Пушкин. Я был на его свадьбе с Рекуновым и Ботовым, – сказал Миша. – Рекунов тоже женился, с флота ушел. Где Ботов сейчас, не знаю.
– Ботов работает на плавмастерской, Кочкин на «Слаутном», а Марина так и осталась на «Петропавловске».
– Замуж не вышла?
– Увы, насколько я знаю, нет, не везет девушке, – ответил Игорь.
– Наливай еще, выпьем за их удачную дальнейшую судьбу, потом о себе расскажешь.
– У меня, Миша, дочь родилась, год назад.
– И ты молчал! Как назвали?
Маркевич работал на лесовозе «Зеялес» уже два года. Его жена Аня получила крошечную комнату в девять квадратных метров, в которой и ютилась семья.
– А сейчас подыскиваю работу на берегу, – закончил свой рассказ Игорь. – А теперь давай о себе, и подробно, мы ведь никуда не торопимся.
– Ладно. Не зря говорят, что жизнь полосатая, как матросский тельник, – начал Стрельцов. – Вот в одну из темных полос я и попал. Однажды на восточном побережье во время шторма я набил себе шишку на лбу. Шел по коридору злой на весь свет по этому поводу, навстречу попался стармех. Что-то сказал мне, слово за слово, я нагрубил ему. Он обиделся, стал караулить каждый мой промах, чтобы ткнуть носом. Я на такие вещи чувствительный, мне это быстро надоело, и по приходу в порт я списался с судна. Это был «Иван Тургенев». Спустя четыре дня он ушел в Японию, а я попал в резерв. Целый месяц ходил каждый день отмечаться, наконец, вручают направление на «Вулканолог». Знаешь, наверно это судно. Весь набит аппаратурой, тесно как в консервной банке, но рейс предполагался очень интересный: в район Бермудских островов для научных исследований. Я обрадовался, как щенок болонки. Отработал я на этом судне в общей сложности два дня. Судно принадлежало институту, а экипаж пароходский. Что-то вулканологов не устроило, и они от услуг пароходства отказались.
Я снова в резерве, каждое утро отмечаюсь, как метроном, но однажды задержался и пришел к обеду. Прихожу, а начальник резерва чуть ли не с кулаками: «где ты был? мы тебя по всему городу искали!»
Оказывается, только что инспектор искал меня, чтобы вручить направление на «Алексей Смирнов», который работает в Италии. Кроме меня в резерве не было ни одного судового электрика.
– И что теперь делать?
– А теперь вот тебе направление на «Усть-Большерецк», будешь торчать в ремонте вместо того человека, который сейчас на пути в аэропорт.
Приезжаю на это корыто, а там полная разруха. В каютах переборки выломаны, по коридорам не пройти, в машине черт ногу сломит. И экипажа – никого. Думаю «ну попал». Нашел сонного матроса, спрашиваю:
– И надолго это? Срок окончания ремонта хоть известен?
– Может кто-то и знает, но нам ни черта не говорят.
– А работы хоть какие-то ведутся?
– Да вот сами кое-что ломаем, что скажут, а заводских работяг я здесь еще не видел.
Две недели я там продержался, ничего не сдвинулось, отправился в кадры просить пароход.
Инспектор полистал карточки.
– На «Байкаллес» пойдешь?
– Пойду.
Я прибыл на судно на рейдовом катере, отдал направление второму механику, а он говорит: «А что это они электрика прислали? Мы просили моториста».
– Так вам электрик не нужен?
– Нет.
– Ну, тогда я поехал.
– Куда же ты поехал, если катер уже ушел.
– Подожду следующего.
– А мы уже машину прогрели, вот тебя только и ждали.
– Так я же не нужен.
– Мотористом пойдешь.
– Куда идем то хоть?
– Лес везем на западное побережье.
«Ну, влип, это же месяца на три, да еще и работа нелюбимая», – подумал я. Так и оказалось, проторчали три месяца на побережье, наконец, выгрузились, и пошли во Владивосток. Я запросил замену на переходе. Пришли в порт, выдали нам зарплату, мне прислали замену, а вернуться домой предложили на «Ржеве», в составе экипажа. Иду по порту к этому «Ржеву», смотрю – стоит мой «Усть-Большерецк». Чистенький, покрашенный. Захожу. Оказывается, его поставили на линию Находка – Япония.
Но это еще не все, на второй день возвращаюсь из города, зашел на «Байкаллес», а ревизор еще на трапе: «Зря ты ушел. Завтра мы грузимся лесом и идем в Японию. На линию нас ставят, по крайней мере, до весны. Вот такая цепочка неудач, – закончил свой рассказ Миша.
– Ну что же, как сказал бы Жеванецкий, «но опыт есть», надеюсь, что следующие подарки Фортуны, благодаря этому опыту, ты уже не упустишь. Гм, звучит как тост, тебе не кажется?
– А на «Ржеве» давно? – спросил Игорь, вылавливая что-то в тарелке.
– Уже почти год, и весь год паршивое настроение, хотя пароход хороший и работа интересная, каюта отдельная – я тут старшим электриком. Вот с тобой хоть посмеялся от души.
– А на трубе играешь?
– Иногда беру в руки, только одно расстройство от этого.
– Почему же?
– Ты же знаешь, на ней нужно играть хотя бы пару часов в день, чтобы она звучала.
По дороге в порт они вспоминали свой оркестр, который так их всех сблизил, и сожалели, что он распался.
На «Ржеве» у Стрельцова была любовная связь с буфетчицей Ларисой, которая почти каждую ночь приходила к нему. По приходу в Петропавловск с судна списалась уборщица, и ей на замену прислали девушку, которую Миша хорошо знал. Ее звали Надя, раньше она работала на «Петропавловске». Еще тогда у них была обоюдная симпатия, и встреча на «Ржеве», их обрадовала. Вечером Надя зашла поболтать в его каюту, ее визит затянулся, и в результате ушла она от Миши только утром. Вроде бы никто ничего и не заметил, тем более что Лариса ночевала дома на берегу. Тем не менее, после ужина Лариса устроила Мише скандал. Неведомый доброжелатель зафиксировал время прихода и ухода Надежды с точностью до минуты.
Стрельцов понял, что лучшим выходом для него в этой ситуации будет бегство. Он написал заявление на отпуск, тем более что не отдыхал три года подряд.
Глава 3