Детские шалости

– Ой, – кричу я, – мама, поздравляю тебя с праздником.

– Спасибо, я тебя тоже поздравляю.

Мама целует меня в макушку и накладывает кашу. Придется страдать, иначе ничего вкусного не дождешься.

После завтрака мама дает мне тарелку, на которой лежит пирожок с повидлом, а рядом – птичка, зайчик и кружочки печенья.

– Пойди, поздравь Марию Владимировну, – говорит мама. – Только осторожно, не урони.

Я отправляюсь к соседке. Я люблю праздники за то, что можно ходить в гости. А в гостях всегда угощают чем-нибудь вкусным. В обычные дни, когда я захожу к соседям, только иногда кто-нибудь меня угощает. А в праздники – другое дело. Все уговаривают съесть что-нибудь сладенькое, а потом еще дают «на дорожку».

От Марии Владимировны я приношу нашу тарелку с пятью пирогами. Только это уже ее пироги. Потом я с подарками иду к Анне Ефремовне, потом – к Анне Мысевне.

Наконец, все хождения закончены, и я могу отправиться гулять. Мама дает мне два пирожка с повидлом.

– Угости Витю, – напоминает она мне вслед

Я выскакиваю на лестницу. Жаль, руки заняты, а то прокатился бы на перилах.

Витька уже ждет во дворе. Он играет в ножички. Ножик он недавно нашел на помойке, но он был плохой, лезвие как-то болталось. Витька попросил своего дедушку, и тот запросто все починил. Он теперь только не складывается, а так хороший получился ножик.

Я отдаю Витьке один пирог.

– Ага, – говорит он.

Это значит – спасибо.

– Дай мне пока ножик поиграть, – прошу я.

Витка протягивает ножик, мы же – друзья. Я тренируюсь делать «роспись». Это, когда берешь нож за лезвие и с размаху бросаешь его в песок, чтобы он воткнулся.

– Ой, – говорит Витька.

И я вижу у него на рубахе повидло. Наверно, он слишком сильно надавил на пирог, и из него выскочила капля начинки.

Хоть бы упала на куртку, не так заметно было бы, а на рубашке сразу видно. Витька соскребает повидло пальцем и – в рот. Но все равно пятно остается.

– Тебе попадет, – говорю я, – давай, помогу.

Я беру его рубашку в рот и высасываю повидло. Во рту сладко. Рубашка намокла, но пятно почему-то всё равно видно.

– Ничего, – произносит Витька, – я приду и сразу в ванну. Повидло отмывается. Вот, если бы чернила, тогда попало бы.

Он доедает пирог. А я вытряхиваю песок из сандалий.

– Айда на Смолягу к метро, – предлагает Витька.

– Мне нужно маму спросить, а то ругаться будет, – спохватываюсь я.

– Ну, давай. Я на углу подожду.

Я бегу под окно.

Высоко в голубом небе гудят самолеты. Их много. Они построились так, что из самолетов получается слово: «СТАЛИН». Самолеты летят на Красную площадь, там сейчас парад.

– Мама, – кричу я снизу вверх.

Во дворе пока никого нет. Еще не вышли гулять мамаши с малышами. Только вдали, у помойки, видна наша дворничиха, тетя Маша. Во дворе никакого праздника не видно. Даже флага нет. Он висит на стене с противоположной стороны дома. Там, я сам это видел, его вчера тетя Маша вешала.

– Мама, – снова кричу я.

Мамина голова, наконец, выглядывает из форточки

– Что? – чуть слышно долетает до меня ее голос.

– Можно мы пойдем к метро?

Мама что-то отвечает, но очень тихо.

– Я не слышу, – кричу я.

– Осторожно переходите трамвайные пути, – раздельно повторяет мама.

Это я уже слышу, и, помахав рукой, бегу догонять Витьку.

Мы шагаем в сторону Москва-реки. Справа – забор из досок. Он тянется до самой набережной, а за забором – глубокий котлован. Витька говорит, что на месте котлована стоял дом, но в войну в него бомба попала. И это от нее такая ямища.

Но я думаю, что, если бы бомба яму вырыла, то куда подевалась земля из ямы, а потом, если бы рядом такая бомбища взорвалась, то наш дом просто развалился бы. Мама рассказывала, что во время войны фашисты хотели разбомбить мост-метро, но не попали. А когда одна бомба упала неподалеку, наш дом даже треснул. И потом эту трещину пришлось заделывать. Если от моста посмотреть, то ее немного заметно.

Мы поворачиваем под мост. Дальше начинается Арбузовка. Мы с ребятами так называем переулок, поднимающийся от реки к станции метро. Здесь живет Генка Арбузов со своими друзьями. Сам он толстый, поэтому он обижается, когда его зовут – Арбузом. Одному здесь лучше не появляться. Даже двоих иногда могут поколотить.

– Давай, пролетим Арбузовку на самолете? – предлагаю я.

– Ага, – соглашается Витька.

И мы – руки в стороны – мчимся по дорожке в горку и жужжим. Мимо двухэтажных деревянных домиков, вдоль моста, все выше и выше. На наших крыльях сияют красные звезды. Внизу проходят люди, и мы покачиваем им крыльями: «Привет! С праздником!». Вот и кончился мост, кончился забор, и метро ушло под землю. Каменные домики прижимают нас к стене тоннеля, за которой гудит метро. Но стена становится все ниже и ниже, вдали уже виден трамвай. И вот мы вылетаем на трамвайную остановку. Здесь приходится забыть про самолеты – не разбежишься.

Трамваи ходят. Только медленно, и все время трезвонят, потому что очень много народа. Все нарядные, и трамваи украшены флажками. Люди идут к Садовому кольцу, пересекая трамвайные пути. Если бы все несли флаги и портреты, то можно было бы подумать, что это демонстрация. Но это люди просто так гуляют. Ведь не всех пускают на демонстрацию.

В доме справа в витрине магазина сегодня нет корзин с продуктами, там все завешено красной материей, а внутри стоят портреты Ленина и Сталина. Идет группа взрослых. В середине толстый дядька идет и играет на баяне. Сначала – «Катюшу», а потом – «Лучше нету того цвету». Все поют. Всем весело. Все смеются. Возле станции метро стоит дядька в белом халате, который продает шары. Красные, желтые, синие, зеленые, – они нитками привязаны к палке, которую дядька крепко держит в руках

– Вить, – говорю я, – вот набрать бы побольше шаров. Связать их вместе, а потом схватиться за веревку и взлететь. Выше всех домов.

– До самых облаков, – подхватывает Витька.

– До самых облаков нельзя, самолеты могут врезаться.

– Можно и пониже, – соглашается Витька.