– Она член тайного общества…
Солтык нахмурил брови.
– Позвольте и мне предостеречь вас, святой отец, – сказал он, – не советую вам громко говорить о таких вещах, да и вообще не следует вмешиваться в чужие дела. Если Эмма действительно член тайного общества – чему я, впрочем, не верю – то какое вы имеете право обличать ее и этим навлекать на себя злобу и месть ее сообщников?
– Так, как поступил Пиктурно, не правда ли?
– Что с ним случилось?
– Он был убит, и кровь его запятнала те прелестные ручки, которые вы целуете с таким наслаждением.
– Ерунда! Я этому не верю.
– Не мне одному это известно… Об этом сильно поговаривают в Киеве. Боже сохрани, если ваша очаровательница впутает вас в это дело!
– Интересно узнать эти городские слухи.
– Подозревают политический заговор…
Солтык громко расхохотался.
– Вот уж это, действительно, самые достоверные сведения! – проговорил он, задыхаясь от смеха.
– Тут нет ничего смешного, – обиделся иезуит.
– Я не посвящен в тайны Эммы Малютиной, – продолжал граф, – но настолько изучил ее характер, что ручаюсь головой, что она не способна ни явно, ни тайно восставать против русского правительства. Прошу вас прекратить этот разговор, – прибавил он, указывая рукою на дверь. Патер Глинский вышел из кабинета.
– Так это не заговор, – размышлял иезуит, сидя у камина. – Что же это тогда?
Внезапно странная мысль промелькнула у него в голове. Он потер лоб и подумал: «Почему же нет?.. В этой стране случается так много невозможного. Сама природа тут какая-то загадочная и ежедневно преподносит нам сюрпризы… Здесь все возможно… Красавица из хорошего семейства, богатая, образованная, созданная для того, чтобы быть счастливой и дарить счастье другим, – принадлежит к ужасной секте кровожадных убийц!.. Это могло бы показаться невероятным… но бывали примеры… В пятидесятых годах я слышал что-то в этом роде… Рассказывали, что какая-то знатная дама разыгрывает роль Богородицы в гнусной секте, называемой «хлыстовщина». Неудивительно, что и Малютина пошла той же дорогой… Но вот беда, у меня в руках нет явных доказательств…»
Долго обдумывал иезуит план дальнейших действий и наконец пришел к заключению, что еще не все потеряно. Заговор! Да разве этого недостаточно, чтобы обратить на Малютину и ее сообщников внимание полиции и окружить их шпионами?
Задавшись этой целью, патер Глинский, не теряя ни минуты, написал письмо частному приставу Бедросову и послал его с одним из своих тайных агентов.
XXXVI. Новые подкопы
Представитель полицейской власти принял иезуита в своем рабочем кабинете, усадил его на диван под портретом императрицы и предложил ему сигару.
– Я пришел к вам по одному чрезвычайно щекотливому вопросу, – конфиденциальным тоном начал патер Глинский, потирая руки, – и рассчитываю на вашу всем известную скромность.
– Это отличительная черта моего характера, – согласился Бедросов, – говорите прямо, что ваш граф опять натворил и из какой истории мне придется на этот раз выручать его.
– Мой бывший питомец страстно влюбился в одну молодую особу и собирается на ней жениться. Она дочь весьма почтенных родителей и во многих отношениях была бы подходящей для него партией, но есть обстоятельства, которые заставляют меня опасаться этого брака.
– Кто она такая?
– Малютина.
– Эмма?
– Вы ее знаете?
– Еще бы! Я был другом ее отца и носил ее на руках, когда она была ребенком, я и теперь вижусь с ней очень часто.
– Вы не подозреваете ее в убийстве?
Бедросов улыбнулся.
– Извините меня, ваше преподобие, – сказал он, – откуда явилась у вас такая странная мысль?
– Вы не допускаете возможности совершения преступлений под влиянием необузданного фанатизма?
– Эмма вовсе не экзальтированная девушка; я нахожу, что она холодна и благоразумна не по годам.
– Вы полагаете, что она неспособна увлечься сумасбродною идеей… например, политической?
– Ни в коем случае: я уже заметил вам, что Эмма Малютина очень сдержанная и скромная девушка.
– Я знаю наверно, что она имеет тайные сношения…
– С кем?
– С купцом Сергичем.
– Это старый знакомый ее матери, очень добрый и скромный человек.
– По ночам в его доме она переодевается в мужское платье и отправляется в Красный кабачок. Неужели это не кажется вам странным?
– Да… только это ничего не доказывает. Поручик Ядевский влюблен в Эмму и надеется на ней жениться, она же, как видно, предпочитает сделаться графинею Солтык – поощряет ухаживания графа, но скрывает от него свои тайные свидания с Ядевским. Вот вам простое объяснение ее ночных прогулок. Малютина – девушка безукоризненная во всех отношениях, даже не кокетка в буквальном смысле слова. Желание ее сделаться женой богатого графа нельзя назвать преступлением.
– Ее подозревают в убийстве Пиктурно.
– И это для меня не новость. Эмма была причиной американской дуэли между этим студентом и графом Солтыком. Молодому человеку не посчастливилось, и он был принужден лишить себя жизни.
– Допустим, что все это правда… но меня тревожит мысль о том, что граф будет замешан в какую-нибудь интригу политического свойства.
– Повторяю вам, тут главную роль играет любовь, – усмехнулся Бедросов, – тем не менее, я воспользуюсь вашими указаниями и приму все зависящие от меня меры для того, чтобы разъяснить этот вопрос… прикажу полицейским агентам следить за Эммой.
– Недурно было бы, если бы вы лично переговорили с ней об этом предмете… От вашего внимания не ускользнут некоторые оттенки, которые кажутся мне неудобопонятными.
– Извольте, я готов сделать и это. Вы же со своей стороны постарайтесь удержать графа от визитов к Малютиной хоть на несколько дней. Займите его чем-нибудь, придумайте для него постороннее развлечение.
– Постараюсь всеми силами и, если узнаю что-нибудь новенькое, немедленно сообщу вам.
Собеседники расстались. Улыбку Бедросова можно было бы перевести словами: «Куда как ты наивен, приятель, несмотря на то что ты член ордена иезуитов!» А дружеское рукопожатие патера означало: «Этот полицейский крючок чрезвычайно недальновиден!».
Глинский немедленно послал эстафету к родственнику графа, господину Тараевичу, отъявленному кутиле и страстному игроку. Когда тот приехал в Киев и остановился в «Европейской гостинице», патер тотчас же отправился к нему для переговоров. Иезуит знал, что за известную сумму денег этот человек будет слепым орудием в его руках.