Спустя час после их встречи нежный родственник, как бомба, влетел в кабинет Солтыка и чуть не задушил его в своих объятиях.
– Милый мой Богуслав! – воскликнул он. – Вот я и опять в Киеве! Я готовил тебе приятный сюрприз и потому не известил тебя заранее о моем приезде. Как мы покутим здесь с тобою, милый друг!..
Я, понятное дело, становлюсь у тебя.
Граф вздохнул свободнее, узнав, что Тараевич приехал в Киев не надолго, и тотчас же приказал своему камердинеру привезти из гостиницы его багаж и приготовить помещение в доме.
– С чего же мы начнем наши невинные развлечения? Надо составить программу.
– Как тебе угодно.
– Сегодня мы обедаем в клубе, поиграем в картишки; оттуда поедем в театр… Что сегодня дают?
– «Травиату».
– Отлично!.. Прямо из оперы катнем к цыганам. Говорят, там завелась такая красавица, какой никогда и не видывали… Земира… Неужели ты с ней еще не познакомился?
– Слышал кое-что.
– Красавица-дикарка, чистейшая баядерка!
Программа Тараевича заинтересовала графа – ему захотелось взглянуть на хорошенькую цыганку. После обеда в клубе сели играть в макао. Приезжий гость был, как говорится, навеселе и играл отчаянно, но фортуна улыбалась ему, и он уехал из клуба с полными карманами денег. В театре он вел себя почти неприлично, поднес примадонне великолепную бонбоньерку и после каждой арии кричал во все горло «Браво!».
Солтык был возмущен выходками Тараевича и заметил ему, садясь в карету:
– Послушай, мой милый, веди себя сдержанней. Цыганки кокетливы и любят, чтобы за ними ухаживали, но строгость их нравов не подлежит сомнению. Не затевай скандала, иначе их смуглые рыцари без церемоний пустят в дело кинжалы.
– Знаю, знаю! – проворчал Тараевич.
Обширный павильон в восточном вкусе напоминал собою дворец из «Тысячи и одной ночи». В средней ротонде была устроена танцевальная зала: вдоль ее стен стояли мягкие диваны, на которых в самых живописных позах сидели и лежали украшенные драгоценностями загорелые дочери Индии. Большие черные глаза их напоминали глаза газели, улыбка не покидала их уст, белоснежные зубы так и сверкали при ярком освещении. Они были окружены целой толпой поклонников. Две-три пары молодых цыганок плясали посреди залы под звуки тамбурина.
Граф стоял у колонны, между тем как его родственник вполголоса разговаривал со старой безобразной цыганкой. Эта последняя как бы в знак согласия кивнула головой, и тут же к Солтыку подошла стройная черноокая красавица. Плечи ее были обнажены, волосы перевиты жемчугом и кораллами. Костюм ее состоял из широких турецких панталон, короткой пестрой юбки и ярко-красной бархатной курточки, украшенной драгоценными камнями. На ногах были надеты вышитые золотом туфли.
– Здравствуй, граф, – улыбаясь, сказала она.
– Разве ты меня знаешь?
– Знаю… А ты меня не знаешь. Я Земира, так называемая киевская звезда. Нравлюсь ли я тебе?
– Обратись с этим вопросом к своему жениху.
– У меня нет жениха… ей-богу нет!
– Цыганским клятвам никто не верит.
– Уж больно ты умен, барин, как я вижу, – заявила черноокая красавица. – Говорят, все киевские знатные дамы от тебя без ума. Почему же не может влюбиться в тебя простая бедная цыганка? Ну, скажи, по крайней мере, что я хороша.
– Этого я не отрицаю.
– Хорошее всем нравится… так полюби меня!
Солтык засмеялся.
– Не смейся! – и цыганка топнула ногой. – Я хочу, чтобы ты меня полюбил! Выпей вот это, – прибавила она, подавая ему пузырек с жидкостью, – и ты наверняка в меня влюбишься.
– Меня ты не очаруешь ни огненным взорам, ни любовным напитком.
Земира отступила на несколько шагов, протянула руки к графу, а затем прижала их к груди, нашептывая какие-то непонятные слова.
– Колдовство действует только на тех, кто ему верит! – пошутил Солтык.
– Да ведь и ты не каменный!.. Покажи-ка мне свою руку.
Цыганка взглянула на ладонь графа и вздрогнула – на ее хорошеньком личике изобразился ужас.
– Ты видишь что-то недоброе?
– Мало ли что написано в книге судеб!
– Но я желаю узнать, что меня ожидает в будущем?
– Твоя жизненная линия внезапно пресекается… ты умрешь скоро… и умрешь ужасной, насильственной смертью.
Граф равнодушно пожал плечами, сунул червонец в руку цыганки и подошел к Тараевичу.
– Ты хочешь уехать домой? – спросил тот.
– Нет… мне пить хочется. Стакан хорошего вина развеет и этот удушливый запах цветов, и эти резкие звуки скрипок, и неприятное впечатление от этих лукавых смуглых красавиц. Мне так и мерещится, что они вот-вот превратятся в ядовитых змей!
Между тем как Солтык и Тараевич опорожняли одну бутылку за другой, Бедросов получил от своего агента следующее донесение:
«Эмма Малютина действительно бывала в Красном кабачке и приходила туда в мужском платье. Студент Пиктурно ухаживал за содержательницей кабачка, Рахилью Басси, посещал ее почти ежедневно. В ту ночь, когда он пропал без вести, ни Малютиной, ни еврейки не было в Киеве».
XXXVII. Травля
Казимир Ядевский несколько раз заезжал к Эмме, но ни разу не застал ее дома и решился написать ей полное упреков письмо. Она насмешливо отнеслась к его претензиям, но, тем не менее, пригласила приехать к ней вечером.
– У тебя снова появляется чувство ревности, друг мой, – приветливо улыбаясь, встретила она Казимира.
– А тебя, выходит, радуют мои страдания, – ответил он ей.
– Вовсе нет. Ты не имеешь права обвинять меня. Когда мы ехали с тобой из Мешкова, я откровенно высказала тебе все, чего ты можешь ждать от меня, и согласилась сделаться твоей женой. Но ты не исполняешь тех условий, которые я от тебя требую – ты не доверяешь мне.
– Ах, Эмма! – вскричал юноша, прижимая ее к своей груди. – Все это происходит оттого, что я слишком сильно люблю тебя!
– Любовь основана на взаимном доверии, а тебе мерещится, Бог знает что, ты увлекаешься нелепыми фантазиями.
– А твое отношение к Солтыку?