В роще было совершенно темно. Лошади шли шагом при слабом мерцании звезд. Наконец сани остановились в чаще леса.
– Позвольте мне оставить здесь с вами моего агента, – начал Бедросов, – вас могут испугать.
– Я ничего не боюсь… Впрочем, как вам угодно.
Она заранее знала, что ее не оставят одну ночью в лесу. Миров взял вожжи в руки, между тем как Бедросов раскуривал коротенькую малороссийскую трубочку.
– Когда вы мне понадобитесь, я подам вам сигнал, – сказал он, – а если услышите выстрел, тотчас же бегите ко мне на помощь. – И, пожав девушке руку, он отправился вместе с кучером Доливой по тропинке к шинку.
Огромный волкодав с громким лаем бросился на непрошеных гостей; в окнах шинка светился огонек, но на дворе не было ни души. Частный пристав подошел к окну и увидел сквозь закоптелые стекла, что в шинке у одного из столов, свесив голову на грудь, дремлет пьяный мужик, а хозяйка, сидя за прилавком, считает деньги.
Бедросов и Долива вошли в шинок. Первый сел в темный угол у стола, а второй потребовал вишневки. Хозяйка подала бутылку наливки и два стакана и, заигрывая с кучером, ударила его кулаком по плечу.
Тот отвечал ей подобной же шуткой, с добавлением крепкого словца.
Между тем частный пристав не без любопытства рассматривал плотную женщину среднего роста. На ней была пестрая юбка, короткий полушубок, вокруг шеи в несколько рядов – коралловые бусы, из-под белого платка торчали космы черных как смоль волос, оттеняя слегка загорелое, довольно красивое лицо; вздернутый нос и приподнятая толстая верхняя губа изобличали в ней сварливый характер. На вид ей было слегка за тридцать.
– Как зовут твоего приятеля? – спросила хозяйка, пристально глядя на Бедросова. – Мне кажется, я его где-то видела… Никак не припомню его имени.
– Это Иван Клучанка.
– Из Ромшина?
– Ну да, он самый.
– Вы приехали из города?
– Экая любопытная!
– Нас потребовали к допросу, – вмешался в разговор частный пристав, – проклятые полицейские крючки пронюхали, что у тебя в шинке зарезали какого-то молодого барина… вот, значит, у нас и спрашивали, не знаем ли мы, кто его убил.
– Этого дела никто не знает, кроме меня, – возразила хозяйка.
– Так это правда?
– Сущая правда!.. Раз ночью приехал сюда из Киева молодой барин, красавец-мужчина… и вслед за ним барыня с закрытым лицом… Вдруг отворяется дверь, и в шинок врываются разбойники… связывают меня по рукам и ногам, завязывают платком глаза и бросаются на молодого барина… Я слышу, как он с ними борется… кричит сердечный… зовет на помощь, а я и пошевельнуться не могу!.. Потом все утихло, и все они куда-то уехали… Когда они вернулись в шинок, то есть разбойники-то, ни барина, ни барыни с ними не было, ну развязали они мне глаза, руки и ноги, да и показывают мне золотое колечко: купи, дескать, тетка, дешево продадим.
Между тем Генриетта, оставшись в лесу с Мировым, мысленно молила Бога вразумить и поддержать ее – бедной неопытной девушке досталась самая трудная роль в этой кровавой драме.
– Кажется, все идет благополучно, – после долгого молчания заметил полицейский агент.
– Беда, если там догадаются, что Бедросов не мужик.
– Я слышал, что вы дружны с девицей Малютиной?
– Да, я с ней знакома.
– Говорят, что она участвовала в убийстве студента Пиктурно.
Генриетта не возразила ни слова.
– Быть может, это вас удивляет, – продолжал агент, – но я уже давно слежу за девицей Малютиной и пришел к убеждению, что она принимала личное участие в этом преступлении.
– Я не нахожу тут ничего невероятного.
– Носятся слухи, что она принадлежит к ужасной секте губителей…
Не замечали вы чего-нибудь странного в ее поведении?
– Нет, но, зная ее характер, полагаю, что она способна совершить преступление.
В эту минуту неподалеку, между деревьями, показалась женщина верхом на лошади. Она махнула белым платком. Миров не мог этого увидеть, потому что стоял к ней спиной.
– Что это значит? – вскричала Генриетта. – Сюда кто-то идет…
Агент оглянулся… В тишине ночи раздался выстрел, и несчастный с окровавленным лицом повалился на снег… Он еще дышал, но не мог говорить, только в глазах его застыл немой вопрос: «За что ты меня погубила?».
– Покайся, – сказала ему Генриетта, – ты в моих руках, и я принесла тебя в жертву… За это Господь отпустит тебе твои грехи.
Миров поднял сжатые кулаки, но в это мгновение сектантка снова нажала курок… Этим окончилось первое действие кровавой драмы.
Услышав первый выстрел, Бедросов выбежал из шинка вместе с Доливой, но не успели они сделать нескольких шагов по направлению к роще, как навстречу им выехал на лошади Каров.
– Стой! – закричал частный пристав. – Стой, или я застрелю тебя!
В ту же минуту, словно из-под земли, выросла Эмма Малютина. С быстротой молнии она накинула Бедросову петлю на шею и во весь дух помчалась по полю, увлекая за собою несчастную жертву… Вопль отчаяния замер в воздухе… Никто не явился на помощь… От свирепой амазонки нельзя было ждать пощады.
XXXIX. Небылицы
Рано утром на следующий день старик Монкони приехал в полицейское управление вместе со своей дочерью. Бледная как смерть молодая девушка была сильно встревожена: глаза ее горели, лихорадочная дрожь пробегала по всему телу.
– Застав однажды господина Бедросова у моей приятельницы, Эммы Малютиной, – начала Генриетта, обращаясь к полицмейстеру, – я шутя попросила его принять меня в число его агентов и вчера вечером, переодевшись в крестьянское платье, поехала вместе с частным приставом и господином Мировым в село Мешково. По дороге, неподалеку от шинка, на нас напала шайка жутких разбойников. Они остановили наших лошадей, вытащили из саней Бедросова и его агента, связали их по рукам и ногам и увезли в лес, приказав нашему кучеру отвезти меня обратно в Киев.
Крестьянин Долива дал при допросе точно такие же показания.
Полицмейстер, взяв с собой лучших из своих агентов и человек двадцать конных казаков, немедленно поехал на место преступления. Двери шинка были заперты, так что пришлось их выломать, но в домике не нашли ни души, только на конторке лежала записка следующего содержания:
«Напрасный труд. Вы не найдете людей осудивших и казнивших изменника Пиктурно».
Обыскали лес: там на одном из деревьев висели трупы Бедросова и Мирова, под ними к стволу был прибит гвоздями плакат с надписью: «Смертный приговор.
На этом месте были казнены киевский частный пристав Бедросов и полицейский агент Миров, вследствие приговора революционного трибунала. Тайное правительство Киевской губернии».
Трупы несчастных положили на розвальни и отправили в Киев. Туда же возвратился и полицмейстер в полном убеждении, что преступление совершено революционерами.
Патер Глинский поспешил сообщить графу Солтыку, что полиция напала на след заговорщиков.
– Мне сообщили по секрету, что в этом деле замешана Эмма Малютина, – прибавил он таинственным тоном, – не ездите к ней, умоляю вас! Она вас погубит.