Оценить:
 Рейтинг: 0

With skylarks

Автор
Год написания книги
2021
<< 1 2 3 4 >>
На страницу:
2 из 4
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля

Совпадение чистое

Дневник, брошенный на столе. Мне так хорошо. Руки дрожат притрагиваться к запретному. Глаза, не церемонясь, впитывают среди строк, глотая, не пережевывая, не вдумываясь, торопятся. Непонятны сплетения прочтенные, двусмысленные. Проще бы, проще бы лучше. Рыскают, выискивая простые тайны на поверхности. Белый чистый листок с признаниями трепыхается с чернильными неряшностями. Кто бросит без ограды на мостовой мысли? Смеются пьяные перья гусиные, чернилами испачканные, ведают. Ровно шестьдесят секунд на погружение в развлечение, разгадки, догадки, отражения. Глупо, спрячут в сундуках, в шкафах, вплетая шифрами среди страниц книг. Балуется, подбрасывая швейцарский сыр с запахами. Как же ты такая неосторожная? Баловство кошек. Она хороша, особенно… Спроси, просто спроси, от поступков больше нечего ловить. Тикает, проходит не больше бегбедеровских двадцати четырех, как под копирку. Мне так хорошо. Влюбленность, погружение, врастание, внимание, желание, чередуясь с жадными утехами. Потом, потом, потом, все на потом. Сам на кухне стряпней занялся, пальцы в муку гордости, вбрасывая желтки чревоугодия, разбавляя жидкой белоснежной гордостью. Гнев с блудом приобнялись в предвкушении красок чревоугодия. Взбивает, мнет, вытравливая приправы резкой алчности, остроты ленного уныния. Пять минут – не более для ведра мусорного, под теплые порывы ветра. Она хороша, особенно… Без тебя настоящего никуда, прошлое бурлит замерзшим вулканом, обстроилась, освоилась, просачивается лава наружу, расплавляя зелень лугов ухоженных. Остались только сны, безумные своей безупречностью, пошлые своей невинностью, ласкают кожу ночи гусиными перьями, фиолетово-черные.

Ты такой же непонятный, как и слова со страниц Жан-Жака Руссо, выводя в свой умысел: «Кто из вас не сожалел иногда об этом возрасте, когда на губах вечно смех, а на душе всегда мир?» За полночь серые головушки гладиаторов наслаждаются кошельками тепла мелких прохожих, не прибранных на ночь. Загадки, загадки, достали шарады. Шепчут, мур-р-рча, негласно устанавливая свои правила, плетя узелками паучков сеть, перебирая, туго набрасывая.

Плещется простотой, лишь океан, не обращая ни на кого внимания, сам по себе, разбушуется, враз перевернет корабли громоздкие, опустит на дно для следующих. Правда, любит ласку по утрам, приручила ладошкой, часто трепетно поглаживаю волны, как кошка, зараза, ластится, мур-р-рчанием. Правда, надоело разгадывать, можно проще? Останусь с ним понятным, степенным, пусть истерит. Врастаю, больше не хочу никуда, топлю ступни в рыжие песчинки. Мне же так хорошо, еще, еще, чуть ниже, ниже у хвостика…

Разгадки снов

«Тебе уже хватит?»

Оставь, оставьте меня ограничивать, танцевать буду сама с собою, так волшебно у зеркала, покачивая прелестями.

«Тебе уже много, а мне?»

Неважно, я шуметь хочу, просыпайся, проснись, посмотри, какая ночь звездная. Мр-р-р, фыр-р-р, фыр-р-р, мр-р-р, спишь, а я одна устала, хочу тоже спать, хочу поцелуи шепотом, так быстрее засыпаю, мр-р-р-р…

«Что делаешь?»

Темно, без десяти четыре, неизменно колесо, ну надо же. Читаю тебя от нечего… Соскучилась. Мне нравишься Ты, когда выпускаешь нежность.

Фиглей страдала, спасая мир красотой, а после, как всегда, еще стараюсь отыскать рычаг, способный перевернуть. А ты?

«А я нашел тебя».

Как? В характере ее? Потом, конечно, в манерах шевелить губами, поступки поступать. Смеюсь, все знаешь про круговорот. Течение горной реки, бурное с выступами, разворотами. Чуть встала взрослее, на другую сотню лет от тех знакомых искренних четырнадцати в тебе. Так же строг и нежен, когда час забав прибрежных волн. Сюрпризы калейдоскопа с бусинками тебя в шумящих рядом, меняется настроение с вращением каждым, дежавю. Слова Франсуа де Ларошфуко порхают: «Нет таких людей, которые, перестав любить, не начали бы стыдиться прошедшей любви».

«Что со скамейкой?»

Бросила, а смысл? Не видела давно, соскучилась по пальцам, а ты?

Вечер, тишина, шелест листьев за окном. Костер не торопясь похрустывает ветвями, спокойствие в лесу. Все словно повторятся с тобой, спинка на прогибе, чуть кончиками, тише, тише.

«Как ты? Где побывала?»

Раскраснелась вся, так преданна была тебе во мне. Но притяжение посылает схожих, а может, сама раскапываю в них тебя. Кто под силой ветра в сторону сойдет, кто улыбнется и возьмется снова.

«О другом чуть, как ты? Гадаешь? Какими кистями владела?»

Гуаши черные мазки по-прежнему бросаю на полотно, мешая серое с испачканным бельем. Беру оттенки белого, космический латте, слоновой кости, кремовые тона, но руки опускаются, не хватает кислорода. Понимаешь, все в желаниях. Непокорные гейзеры украсили характер уверенности в правоте. Доверяя пустоте слов вежливых и безразличных полностью, со временем лишь приходит понимание закулисья. Пусть. Чуть тише, чуть спокойней, плюс один к моим… Там глубоко внутри один из персонажей хочет вволю извергать настоящую себя, не остановить. Беря терпение с молчанием под уздцы, обычно пять, возможно, десять, изредка пятнадцать и… выбившись из сил, сменяет облик маленькой себя, ребенок.

«Салфетку дать?»

Тишина и всхлипы. Глазены просят приобнять, поцеловать, согреть от той иной в тебе.

А полетели к океану? Спрячемся. Я билеты взяла на завтра, с тебя сланцы и эспрессо в аэропорту в знак благодарности.

Хочу, хочу, хочу в тебя… Ранним таким утром, уткнуться носом, просыпаясь, гоня навязчивый туман сновидений, сладко потягиваясь, наигрывая кончиками стоп мелодии Моцарта.

Хочу, хочу, хочу в океан, но только после завтрака… Ты приготовишь? Приготовь, приготовь, приготовь для меня особенной. Шучу. Я быстро в душ, а потом на завтрак пораньше, когда обитатели острова еще спят. Сегодня присядем у окна.

Хочу, хочу, хочу завтракать фруктами, среди белоснежных скатертей, услужливых, незаметных, и утренней тишины. Только я и твои глаза.

Харчевня зорь

Ночь. Город спит, укутавшись добротой стеганых одеял ласки. Умаялся заботами, раскинулся посапывая. Улыбаясь во сне визгам на каруселях, на скорости миллионы зрачков соревнуются. Никто специально не толкает в спину, каждый своим, если только случайно на пути, по неосторожности, погружены в свои заботы, поддерживая темп на спидометре.

Раннее утро, пес у ног спит, черный влажный нос уткнулся в оболочку стопы. Пробуждается город. Тягучая тишина. Пусто от звона паркующихся волнующих электричек. Вычерпан сосуд с тягучим кофе, одиноко ему обнаженному, уже ненужному. Пиала с творожным завтраком, некогда ублаженная сметаной, увлажненная плотными сливками, не торопясь исчезла. Ждет своего часа чистоты пустая посуда с остатками. Странно, по-прежнему вакуум отсутствия визга тормозных колодок электропоездов. Вязкая тишина. Просыпается слишком медленно. Еще все спят, утро выходного. Птицы отключили новостные динамики. Ветер балованный, намаявшись за ночь, поглаживая ухаживаниями молодую листву, бесшумно заигрывает остатками энергии. Сон канул, его история, как обычно, не исчезла полотном эпизодов на стене от дуновений трепыхается. Город шепотом: «Совсем не обязательно в лабиринтах вести себя так, как в мегаполисе, чуть тише, тише». Совет бесплатный, не ценится, подвешена стоимость дарением.

Скользнули среди городских лиан десятки глаз голодных в поисках добычи. Стоит учуять, надкусят буквами, слетятся стаей, разрывая сплетнями ночь, завоют. Хайпуя, станут приплясывать, без особых различий морали. Город томно спит, в свое добро уверовав, а рядом параллельное художниками возводится, незаметно заполняя реальность. Подбирая на земле пронзительное, разукрашивая эмоциями события серые невзрачные, обычные человеческие. Даже растения насторожены, ждут подвоха случайного, очень часто топтали, кричали унижая, фильтруют запахи, на агрессию не прерываясь, и, к сожалению, находят. Мечтает все с легкими о жизни с легким теплым воздухом, выделяя запах страха, беспокойные. Выискивая дурное в простом, усматривая умыслы в бескорыстном, не веря уже в «просто от души». Мемами притрагиваясь к раскаленным проводам нервов, дребезжат сосульками в напряжении. Позевывая, память транслирует, воспроизводя некогда прочитанное и без спроса у Карнеги присвоенное: «В этом мире есть только один способ заслужить любовь – перестать требовать ее и начать дарить любовь, не надеясь на благодарность». Виновата во всем скорость движения, безрассудные не успевают перестраиваться, менять окраску под цвета окружения. Сталкиваясь, причиняют боль неуступчивостью, гордость выпячивая. Падают, встают в погоне. Бег с препятствиями из жадности или из-за баловства померяться силами. Чередуя яд со сладостями, тираду слов ублажения до молний испепеляющих. Бывавшие, истоптав не одну пару кожаных в слоях грязи выпирающей, заранее принюхиваются, обводя взором окрестности, взвешивая скорость ветра в лицо обветренное. Смотрят, сравнивая данную обеспокоенность с обычными повадками, сличают следы на тропах хоженых.

Утро – такого сонного мегаполиса.

Вечерние вельможи

Я пишу для журналов холдинга под никами разными, прячу за красивыми словооборотами собственную непривлекательность. Редактор говорит обратное, наизусть знаю каждое, не проникает, по поверхности. Хотя! Улечу, улечу к океану, он один меня глубоко балует.

Каждый выбирает свои формы. Нет, особо не страдаю, так прилетит на день-два парализующая скука. Раз на раз не попадает, нет графика, а так это ничего, выветривается. Пару мокрых с подушкою, запихивая столовыми прохладное ванильно-сливочное, отключив входящие. Зрачки в то время неподвижные не сводят с экрана фосфоресцирующего, на автомате воспринимают действия, хитросплетения персонажей, преданности. Хочу снова принцессою, под зонтик, с нежностью. До пяти утра, пока энергии в аккумуляторах достаточно. А эти треклятущие критики, хлеб свой подбирают крошками, в самый пик, когда требуется, наносят резкую. Выбирая в колонках звуки им приевшиеся, смысл, переворачивая, удобряя зельями. Несправедливо так, словно чуют подраненность, поврежденное крыло, как прихрамываю. А подружки, друзья? Тысячи, но жили давно, живут за тысячи, одиночество души, охраняя ладошками, лишь бы не задуло циничными. Пряталась, выслушивая монологи в строках, завораживали кульбитами слов Жака Фреско: «Я пытаюсь вернуть вам мозги, которые у вас забрали в школе и при воспитании. Я пытаюсь показать вам, как устроен мир. Так что, если вы хотите сделать лучше этот мир, пора оторвать задницу от дивана и сделать его лучше». Одиноко без прикосновений даже с ними. Улечу, улечу к океану, он один меня балует. Хотя.

Сама себе нафантазировала, один раз в редакции, спрашивал меня обо мне, показалось – особенный. Большой, словно из тайги медведь бурый, завораживал неторопливостью, медленно. Может, от пустоты? Привыкла к репликам фейковых поклонников или дизлайков от тех же невидимок, без внимания ко мне. Обыденность, вся в работе с головой, не выныривая, пицца, кола, роллы, бургеры и снова белкою. Интересовался, когда бываю, о чем пишу, дружу, увлекаюсь, какого цвета глаза, предпочтения в цветах, запахах, где обедаю, никто никогда так. Зацепил таинственностью, заигралась с природой хвойною, улыбалась затеянной интригой, втянул сам, а я приняла, расписала палитрой себя другую, глупая. Раз в неделю, словно по расписанию, пытался застать меня ту, выдуманную, врала, приплясывая, забавляясь, как ребенок восторженный. Порыкивал, переминался неуклюжестью, такой родной, большой, со щетиною, разводил руками растерянно, а потом за свое с вопросами. Любопытствовал образованием, начитанностью, подругами, чуть с дрожью – поклонниками, моими выдуманными нарядами, где ужинаю, какие фильмы любимые… Так несколько месяцев, выдыхаться стала, даже у самой не хватало фантазии, зато захлестывало внешних критиков восторженностью, чередой поклонников ветреных, летним дождиком увлажняющих. Привыкла, знаете? Привыкла канатами, гвоздиками, уютом от происходящего, запаху его недолгому, словно облокачивалась и тонула окутанная. Пропал, а может, и потерял интерес. Пыталась найти, но оказалась, о себе так много, а о нем ни капельки, на поверку – эгоистка пера. Дура дурою. Улечу, улечу к океану, он один меня балует. Хотя.

Еще не все мороженое, не все фильмы, не настолько и подушки мокрые, фразами глянца до конца не выплеснула, отдышаться бы.

А знаете? Билеты куплены, носом запах аэропорта улавливаю, суету, волнение, багаж, чашка кофе, строки собеседника перед взлетом к новому.

Утренние ласки

Вы так ветрено красивы, умилительно сладостны, теплом завораживаете.

Вы восхитительны обаянием, согреваете заботою, смешите нелепицей.

Вы поражаете начитанностью, необыкновенной особой вежливостью, под настроение сияете эрудированностью.

Вы при желании вызываете улыбку искреннюю, успокаиваете домашней хозяюшкой, словно летняя бабочка.

Вы совушка ночи поздней, порой трогательно сентиментальная, сменяя накидку настроения на обольщение царственностью.

Вы беззаботная обезьянка скачущая, местами дикой кошкою, своевольная, как ребенок наивная уникальной бессеребренностью.

Вы, как грациозная лань, пахнете весенней свободою, восхищая взвешенностью слов вечера.

Вы искусительно-хищная пантера темная, волной океана глади прибрежной убаюкиваете, словно таинственный бутон розы, благоуханием одурманиваете.

Вы глубокая своим искренним дружелюбием, многогранна интересами, опьяняете, инопланетная.

Замедляя шаг, поучений, ограждения от своевольностей, повторяю слова Жан-Жака Руссо: «Природа хочет, чтобы дети были детьми, прежде чем быть взрослыми. Если мы хотим нарушить этот порядок, мы произведем скороспелые плоды, которые не будут иметь ни зрелости, ни вкуса и не замедлят испортиться. У ребенка свое особое умение видеть, думать и чувствовать; нет ничего глупее, чем пытаться подменить у них это умение нашим. Дайте детству созреть в детях».

Вы невероятно редкая, лесная, земляничная, сладкая, бушующая стихия с эмоциями, сметающая любое препятствие, иногда тихо расстроенная, перебираете струнки трогательные.
<< 1 2 3 4 >>
На страницу:
2 из 4

Другие электронные книги автора Lerysol