Говори мне

К чему он клонит?

– Помнишь, пару недель назад, когда мы немного не поладили…

Я бы не сказала, что немного, когда он психанул и вывалил весь наш ужин прямо на пол. То был романтический ужин, к слову.

– … Ты сказала, что тебе нечего терять. Припоминаешь?

– Отчетливо помню каждое мною сказанное слово. «Я не собираюсь больше терпеть твои выходки. Мне все равно уже нечего терять». Да, именно так я и сказала.

Он сжал кулаки так, что вены вздулись на шее.

– Я не просил повторять.

– Не важно. Причем тут это? Как это связано с тем, что ты кинул меня посреди ночи?

Сейчас я хотела бы исчезнуть. Из этой забегаловки. Из этого города. С этой планеты. Потому что, я так понимаю, он не извиняться пришел, а еще как можно больнее поковыряться в моем сердце.

– Ночью мы проходили мимо нашего парка. Парка, где мы гуляли первые месяцы из наших шести лет. Когда ты еще любила меня, а я любил тебя.

Я сглотнула и потупила взор. Он что, издевается?

– Алекс. Ты сам! Сам сделал так, чтобы моя любовь к тебе превратилась в не пойми что! Я ведь и вправду любила тебя! – сорвалась я, но дальше продолжила уже тише, – Нам надо уйти. Пожалуйста, не будем продолжать здесь. Я думала, ты хотел извиниться. Но ты не за этим позвал меня сюда.

Я развернулась и пошла прочь, не дожидаясь его. Что, интересно, делает Мартин? Не думаю, что он громит комнату. Как некоторые.

Алекс пошел за мной. Сейчас он все вывернет так, что виноватой буду я. У него это прекрасно получается.

Я пошла по улице вдоль витрин и скамеек. Мимо людей и урн. Урна. Мне надо покурить.

– Я не договорил, – сказал он мне в спину.

– Сейчас договоришь, – резко ответила я.

Оборачиваюсь, а он уже прикуривает.

Вспомнила, как раньше он прикуривал первую сигарету и протягивал ее мне, а затем уже поджигал свою. Я бы сказала, что это было проявлением заботы с его стороны. Но однажды он перестал так делать.

Он смотрел на меня добрых пять секунд и в итоге протянул мне сигарету. И зажигалку. Я взяла и то, и другое. Но он тут же выхватил зажигалку и чиркнул.

– Так вот, – продолжил он, – Я не могу объяснить свое поведение. У меня внутри какое-то неописуемое напряжение. Мне постоянно кажется, что ты где—то не со мной, что ты вот-вот уйдешь. И я решил уйти до того, как ты скажешь, что все кончено.

Я подавилась дымом и прокашлялась:

– Ты поступил очень мудро. Почему нельзя было просто поговорить? Взрослые люди так именно так и делают.

Я развернулась и пошла дальше. Очень по-взрослому. Я, кстати, не собиралась уходить от него. Какими бы напряженными не были последние годы нашей с ним жизни, нас что-то связывало. Нас тянуло друг к другу. Катастрофически.

– Эй, погоди.

Он остановился. Я так не хотела поворачиваться, чтобы не видеть его идеальные черты лица, его черные, как уголь, волосы, его кольцо ровно по центру нижней губы. Я не повернулась, но посмотрела через плечо.

– Что с нами? Это конец? – я так тихо это спросила, что уличный шум должен был заглушить мою речь. Но он услышал, или просто прочитал по моим губам.

– Может это и есть любовь, малышка? Может это наш вид любви? – он произнес не громче меня. И я его расслышала.

Он подошел так близко, что мои ноги подкосились. Развернул меня, взял мое лицо в свои ладони и еще раз повторил:

– Может это наш вид любви, Эй?

Turn the tables

Он уже было коснулся моих губ своими, как я отступила назад:

– Ты видимо забыл, что такое любовь. Ты говоришь, что вот это наша любовь? Алекс, ты ведешь себя самовлюбленный болван. Истеришь на ровном месте, психуешь, когда тебе вздумается. Да что уж там, ты нормально сказать не можешь простое «я люблю тебя».

Ветер резко пронесся мимо нас, вздымая к небу мои угольные волосы. Как так вышло, что я влюбилась в парня настолько похожего на меня? У нас у обоих черные—черные волосы и голубые глаза. У меня папины глаза, папины лучезарные глаза. Ему же достался такой цвет от его бабушки, коренной норвежки. А идеальные черты лица он перенял у матери, бывшей модели.

Я почувствовала, как Алекс сжимает мою ладонь.

– Если я не говорю, это не значит, что я не люблю.

– В твоем случае, именно так и есть. Ты всегда говоришь все, что думаешь и чувствуешь.

Я разглядываю его губы, точнее, кольцо в губе. О, как я любила играться с ним – поддевать языком или захватывать меж зубов. Я люблю дурачиться и заигрывать, люблю легкость во всем. Ну да, иногда умею усложнять.

– Я боюсь тебя потерять, поэтому веду себя как полный кретин.

– Тебе не кажется это глупым? От твоих кретинских выходок я и могу уйти! – я запрокинула голову к небу. Какие красивые облака. Серое октябрьское небо и белые воздушные облака. Я люблю наш город за погоду и леса, густые хвойные леса. Я затянулась еще раз и выкинула сигарету в урну.

– Малышка, ты не поставишь на нас крест, – самоуверенно сказал Алекс.

– Я боюсь, я уже поставила.

– Прости, я кретин. Я это понимаю, но ты меня таким кретином и полюбила, разве нет?

Неужели он прав? Уже в начале наших отношений он вел себя порой неадекватно, но тогда я не видела в этом проблемы. Я списывала это все на его характер, мол, он такой, какой есть. В конце концов, мне было пятнадцать, и все эта фигня казалось такой романтичной.

– Алекс, ты оставил меня одну! Ночью, блин! Взял и ушел. Точнее, сперва выдал мне какую-то ерунду про «устал», а потом свинтил. А на машине, из нас двоих, был только ты. А я должна была добираться до дома на такси. И ты ведь прекрасно знаешь, где я живу, – на одном дыхании «бросила ему в лицо» мой гнев.

И только я договорила, он подозрительно посмотрел на меня. И сказал:

– Погоди, ты ведь у него была? Ты как-то быстро добралась до «Прайма», а живешь ты не в двух кварталах отсюда, – он сделал паузу, – Я два года просил тебя не лезть в это, Эйко.

Мне же нечего терять, верно? Я же папина дочка.

– Да, – кратко и доходчиво ответила я.

– Да?! – он поднял брови.