Говори мне

Алекс взял меня за рукав и повел в сторону парка. Я не стала сопротивляться, потому что сейчас это еще больше заведет его. Господи, почему я не могу просто уйти? Я же призналась в любви Мартину! Я хочу дать нам шанс. Весомый такой, серьезный шанс. Тупо, да? Вчера я представляла нас с Алексом у родителей на Рождество, а сегодня целую Мартина. Вот что бывает, когда тебя не ценят. Когда ты просто существуешь в чьем-то мире непонятно для чего. Тогда подарком и отрадой становится кто-то другой.

Он резко остановился и повернулся. И посмотрел на меня как тогда, когда я увидела его в первый раз. И взгляд его стал таким нежным.

– Алекс?! – недоуменно спросила я.

– Нет, я не могу тебя отпустить. Мои страхи все портят, но я не могу тебя отпустить. Не потому, что тебя никто не достоин, кроме меня, а потому, что ты достойна только меня. Шесть лет, Эйко… малышка, мы не зря столько прошли вместе, чтобы я вот так оставил это, а ты вот так упорхнула к этому мудаку.

От его последних слов меня передернуло.

Я выдохнула:

– Не говори о нем так.

– Но о нас так можно говорить?

Можно ли?

– Ты ведь видишь, что у нас не получается.

– Не получается, потому что ты этого не хочешь? Ты давно ждала момента, когда я в очередной раз психану, а ты спокойно пойдешь плакаться ему в жилетку?

– А ты попробуй не психовать и мо…

Он заткнул меня поцелуем и прошептал мне в губы:

– Ты достойна только меня, Эй.

И Алекс просунул руки мне под толстовку. Под толстовку Мартина, которую я надела у входа в общежитие. Прежде, чем я пошла в «Прайм». Копать—хоронить!

What the heck

Я не знала, как реагировать на это, и просто ответила ему поцелуем, закрыв глаза. Мне так нравилось это кольцо в его губе. Эта интимная деталь наших поцелуев. Алекс обвил меня руками под толстовкой и крепко прижал к себе. И в этот момент я распахнула глаза.

Я замерла и прошептала:

– Я не могу так.

Он вытер губы тыльной стороной ладони и провел рукой по своим волосам спереди назад. Достал пачку сигарет.

– Поехали ко мне, обсудим почему ты не можешь, – чиркнул зажигалкой и прикурил.

– Я обещала Мие встретиться, она освободиться только к вечеру. Отец ей там что-то про коробки передач и карбюраторы вещает.

– Занятно. Может она так и мою «Вольво» посмотрит однажды, – он перевел взгляд на парк, – Ладно. Можем на выходные съездить к моей сестре в пригород, развеяться. Ты же любишь леса, прогуляемся там.

«Шесть лет», подумала я.

Мы вместе шесть лет. Я люблю леса, Алекс. А люблю ли я тебя или просто боюсь войти в другую, неизведанную реку?

– Набери меня ближе к вечеру пятницы, – я поправила толстовку. Черт! Мне же надо вернуть ее Мартину. Интересно, Сэм там еще? Если да, то очень надеюсь они начертательной геометрией заняты, а не милыми беседами. Я вот совершенно зря переживаю, я же должна быть вне конкуренции. Так учат все эти гуру эзотерики, да?

Алекс обнял меня вокруг шеи одной рукой, второй – поднес сигарету к губам, затянулся, выпустил дым в небо и чмокнул меня в лоб:

– Не делай поспешных выводов и не принимай никаких решений до окончания выходных. Ты увидишь, что я не такой и кретин. Не настолько кретин, насколько кажусь, – тихонько улыбнулся он и пошел прочь. Я развернулась, и сделав всего лишь шаг, услышала его голос, – Скоро увидимся, моя Эйко.

И быстрым шагом я направилась в сторону общежития. Мне нужно как можно скорее вернуть толстовку, обнять Мартина и встретиться с Мией. Она должна выслушать всю эту фигню, происходящую со мной в эти какие-то шестнадцать часов. Я достаю телефон и дрожащими пальцами (то ли от холода, то ли от моих нервишек) набираю сообщение Мие:

«Помпончик, сможешь меня забрать из кампуса? Потом объясню»

Прошло меньше минуты, и вот она звонит мне.

– Погоди. Это история двухлетней давности? Или у отца тут вместо обычных тачек, машина времени где-то запрятана, и она отправила меня в твой персональный ад? КАКОГО ЧЕРТА ТЫ ТАМ ДЕЛАЕШЬ? – затем она продолжила уже тише, – Извини, но какого черта ты там делаешь, Эйко?

– Мартин. И даже Алекс.

– Не беси меня своими недомолвками.

Обожаю Мию за ее вспыльчивость и неумение вести спокойные диалоги. Ее испанские и итальянские корни сыграли с ней злую шутку и сделали из нее мегеру. Она много ругается и возмущается, зато как искренне это делает.

– Мия, меня саму все это бесит. Но ты знаешь, как мне везет на парней в моем окружении. В общем, я иду к Мартину…

– Нет! Стой, в смысле? Стой, стой, стой, – торопливо проговорила она, и по ее голосу, я слышу, что она сейчас начнет меня отчитывать, – Никуда ты не идешь, а прижимаешь свою задницу в кафе с булками и ждешь меня, пока не натворила ты там невесть что.

– Я уже. Заберешь меня через полчаса?

– Придется сказать отцу, что у меня в окружении женщины – дуры, и мне надо срочно спасти одну от погибели. Я наберу, как буду рядом. С тебя – максимально большой капучино с зефирками.

– Не пойму, как в такой мегере, как ты уживается это все вместе с зефирками.

Она хохотнула.

– Только зефирки делают меня добрее. Ну и твои щечки.

– Не начинай! – засмеялась я и дала отбой.

Пока мы вели разговор, я подошла ко входу в его общежитие. Вдох—выдох, и я открываю дверь.

Love’s Child

Я захожу в холл и поднимаюсь на второй этаж. Прохожу мимо двух дверей и останавливаюсь у комнаты 29. В этот раз врываться у меня нет никакого желания, и я стучу. Переминаюсь с ноги на ногу и тереблю руками край рукава. «Лишь бы он был тут», подумала я.

Мартин открывает дверь и смотрит на меня в упор.

– Ты быстрее, чем я думал, – он потер бровь пальцем, – Как прошло?

– Я войду?

– Ты войдешь и останешься со мной?