Ах, эта Африка!

Ах, эта Африка!
Лев Александрович Савров

ПОЛНАЯ и неотцензуренная версия повести о работе, жизни и увлекательных приключениях в одной из африканских стран в середине 60-х годов прошлого века.

Глава 1: Начало

Над Сахарой сильно качало.

– Витя, а чего она не жёлтая?

– Кто?

– Пустыня.

– Зачем ей быть жёлтой?

– Ну, песок все же… Вот ведь Касабланка действительно белая, оправдывает название.

– По-твоему, Кураповка должна быть забита курами, да?.. Осень у них тут.

Он замолк и сразу опять задремал, а я стал вспоминать, с чего все началось.

Мы учились на четвёртом курсе, когда впервые услыхали, что нескольких выпускников нашего факультета уговорили ехать в Африку на преподавательскую работу. Двоих из ребят я хорошо знал: у нас была общая компания. Оставшиеся их жалели – "чудаки, разве можно менять науку на какую-то Африку". Но неспокойная мысль осталась где-то глубоко внутри, запряталась, затаилась и следующей осенью, когда делал дипломную работу, окончательно оформилась под влиянием двух причин: во-первых, выпускники, попавшие в очередной набор, были оставлены на специально созданные курсы изучения иностранного языка, и Валька с нашего этажа каждый вечер часами (для практики, по его словам) с кем-то болтал по телефону бойко по-французски – завидно слушать; во-вторых, приехавшие в отпуск африканские первооткрыватели рассказывали совершенно фантастические истории!.. Я принял решение.

Но оказалось, что вместе со мной такое же решение приняла, по меньшей мере, половина из числа моих однокурсников. Вся наша компания тоже была со мной солидарна, и вот, защитив дипломные проекты, сдав госэкзамены, подписав распределение в разные концы страны, мы ждали вручения дипломов – и Африки! В деканате постоянно дежурил кто-нибудь из наших, остальные дальше столовой не отлучались. Уже с прошлогоднего набора никого не уговаривали, теперь даже объявления не вывешивали, в ответ на вопросы инспектора делали пустые глаза и недоуменно пожимали плечами, однако любимчиков провожали обнадеживающими улыбками – мы удвоили внимание.

Утром двадцать пятого января ко мне в комнату ввалился Костик – он всегда все узнавал первым – и с порога завопил: "Скорее! Запись началась!" Хорошо, что до факультета было только двести метров, можно обойтись без шапки и пальто. Записывали с десяти утра до полудня, записаться успела почти сотня. Через день мы узнали, что министерство прислало на факультет заявку на двадцать пять человек.

Первичный отбор кандидатур был возложен на общественную комиссию содействия распределению, состоявшую из курсовых активистов. В день её заседания я, из принципа, сидел у себя в комнате. Постепенно подтягивались ребята, так что к моменту появления Костика – он уже, конечно, все знал – мы были в сборе. Выяснилось, что в число двадцати пяти никто из нас не попал, и только я оказался в списке пяти человек резерва. "Вот ведь, зачем-то и резерв еще сделали", – вяло подумал я.

– А по каким признакам они отбирали? – спросил Юрий. Костик как будто ждал его вопроса.

– Я, понимаешь, сумел подслушать за дверью всего минут пять, потом меня засекли, а за это время троих разобрали, и тебя в том числе, – объявил он с некоторым злорадством.

– Так чего ты тянешь, рассказывай!

– Называют фамилию "Иванов". Все молчат. Председатель спрашивает: "Кто знает Иванова"? Все молчат. Председатель говорит: "Если никто не знает и не может ничего о нем сказать, тогда что, вычёркиваем"? Кто-то произносит: "Вычёркиваем". Голосуют. Вычеркивают. Потом называют следующего "Петров". Председатель спрашивает: "Кто знает Петрова"? Кто-то отвечает: "Я его знаю, вроде мужик надежный". Председатель говорит: "Оставляем"? Голосуют. Оставляют.

– А про меня-то, про меня как было?

– А когда тебя назвали, – весело объявил Костик, – все немного помолчали, а потом некто сказал: "По-моему, слабоват…"

– Ну и что?

– Ну и вычеркнули!

– Что значит "слабоват"? Как это понять "слабоват"? – загремел Юрий мощным басом с высоты своих ста восьмидесяти семи сантиметров. Мы дружно заржали.

– Ладно, Юрка, не кипятись, – сказал я примирительно. – Судьба играет человеком…

– А сам-то? – прогудел Юрий возмущенно.

– А я играю в футбол, – философски заключил я. – Пошли жрать.

Я действительно играл в футбол за сборную университета. Всем известно, что мяч круглый. Земля, говорят, тоже. Разве ж я знал, что футбольный мяч докрутит меня до Африки!

На следующий день Костик ворвался ко мне, как Хусаинов по ленточке. "Есть новости! – заорал он. – Трёх человек из двадцати пяти забраковали! На их место продвинули из резерва, и тебя в том числе!" Тут уж я не выдержал и сам помчался в деканат, чтобы убедиться. Убедился. Все правильно и уже вывешены списки зачисленных на курсы иностранного языка.

Через несколько лет я случайно услышал, что в числе проверяющих тогда был Стефан Михайлович, а он регулярно "болел" за нашу команду, и будто бы он, читая список резерва, сказал обо мне: "этого я помню, в защите, как зверь" – и внёс меня в основной список. Не знаю, не знаю… похоже на анекдот, но чего на свете не бывает.

Глава 2: Вот мы и на месте

Самолет остановился почти впритык к белому зданию аэровокзала, было четыре пополудни по местному времени. Мы ступили на трап и попали будто в парилку. Сразу взмокли и очень позавидовали дружно махавшим нам руками из-за барьера Гене с Мишелем: они были одеты уже в шорты, распашонки и босоножки.

По дороге в нашу контору – "главное сейчас – немедленно вас оформить и выдать деньги" – на правах трехдневного старожила объяснял Гена – я пытался из окна микроавтобуса рассмотреть город, составить хоть какое-то впечатление… и не мог: все мелькало, переливалось разноцветно в глазах. Много зелени, но и пыли тоже, народ не голый, но и не одетый, полно пешеходов и велосипедистов, повсюду жгут костры, готовя пищу, дымят малые и большие свалки, почти нет двух или трёхэтажных домов, и солнце, солнце, солнце… Одновременно воспринимал от ребят слуховую информацию: "… два основных кинотеатра "Вокс" и "Рекс" (ну и названия!), три больших магазина, но куча мелких лавок, в которых чего только нет (а что мне надо?), нищим нельзя подавать, дашь мелочь одному, остальные накинутся и затопчут – их тут десятки на каждом углу (не терплю нищих), стараться не здороваться за руку в толпе – много прокаженных, здесь же проказу не считают заразной (вот только этого и не хватало!), мы живем в "Гранд отеле", а вас поселят за городом в новом мотеле (за городом? зачем? и как добираться в город?), единственный транспорт здесь – такси, и, представляете, без счётчика, по твёрдой цене, за сто монет в любой конец города, а ночью – по двойной цене (ну вот, уже и ночью мотаются, а мы будем где-то за городом), центральный рынок большой, и в каждом районе свои рынки, да и вообще весь город – это рынок, торгуют на всех углах – сами увидите (с детства не люблю рынков), а цены просто бросовые…" – ох, совсем плывет голова!

Наконец приехали, и можно немного придти в себя в кондиционированной комнате. После долгих бухгалтерских процедур мы получили по чемодану местных денег: подъёмные и месячная зарплата вперед, да еще тут не банкноты, а целые простыни. До мотеля ехали двадцать минут, и, как потом оказалось, от окраины города до этого места всего-то километр, но пока мы ехали, полностью стемнело – вот первая настоящая неожиданность, почти никаких сумерек. Мотель состоял из нескольких одноэтажных зданий, но действовало только одно, в которое нас и заселили. Номера поражали своими размерами и наличием современного комфорта. С нами прилетело несколько "стариков" из отпуска, вся компания собралась вскоре у Виктора в номере отметить прибытие. Часа через два я вышел в коридор.

Глава 3: Как я её открыл

Даже сейчас, спустя десятилетия, когда я пишу эти строки, я как бы снова и снова стою в том новеньком белостенном коридоре, освещенном люминесцентными лампами, и Африка входит, врывается в меня. Дверь в конце коридора была распахнута в джунгли, а сам коридор выглядел шевелящимся, шелестяще-скрежещущим муравейником; пол, стены, потолок – сплошной ковёр насекомых. Кого только здесь не было! Бабочки перепархивали от лампы к лампе, жуки и жучки деловито переползали со стен на потолок, а затем шлёпались на пол и опять поднимались по стенам. Громадные богомолы застыли в своих настороженных позах, но в их редких движениях проглядывала растерянность: слишком много вокруг было пищи. Муравьи всех типов и размеров сталкивались друг с другом, резво шевеля усиками, ловя новости от своих и отмахиваясь ножками от чужих. Мохнатые гусеницы целеустремлённо исследовали плинтусы и попадали в паутину, которую длинноногие пауки с остро обрезанными брюшками стремительно плели прямо у дверных ручек. Тысяченожки струились неторопливым движением, звенели комары и кто-то большой и басовитый, разгоняясь в полёте, раз за разом бился со звоном о жестяной держатель лампы дневного света.

Ошеломлённо и медленно побрёл я к выходу на крыльцо, стараясь ступать на цыпочках, но всё равно слыша при каждом шаге "хрусть, хрусть…" толстого хитина. Вышел на крыльцо, вдохнул влажного пахучего воздуха и затих. Обыкновенная стоваттная лампочка над головой выхватывала из темноты стволы и силуэты огромных деревьев, между ними поднималась высоченная трава, а дальше явно начиналось болото и, по дуновению ветерка и запахам, угадывалась большая река. Шума было много: трещали цикады, над ухом зудели комары, цвиркали ещё какие-то многочисленные ночные жители, а потом серьёзно заворочалось что-то в болоте, завздыхало, зашлёпало и зачавкало. Минут через пять из-за реки возник рокот там-тамов, знакомый до этого только по кинофильмам и концертам. "Как будто нарочно для меня включились" – подумал я. Воздух был влажен, в меру душен, но значительно более прохладен, чем при заходе солнца. Я понял, нет, не понял, а ощутил всем своим существом, что я действительно в Африке! С этого момента я полюбил её навсегда.

Глава 4: На запад, на запад

От нескольких недель пребывания в столице остались нереальные ощущения. Память выхватывала только отдельные стоп-кадры.

Кадр первый. Мы всей компанией идём пешком рано утром в наше учреждение узнать новости. Такси к мотелю не ходит, и телефона нет, поэтому для нас бесполезно, что на центральной площади города торчит тумба с телефонным аппаратом и красной сигнальной лампочкой, рядом с которой выстраиваются в очередь свободные машины. Набрав номер этой телефонной точки, можно дать адрес вызова шоферу. Номер значится на рекламных плакатах, официальное название площади давно забылось и все именуют её просто "площадь такси".

Мы проходим сквозь рынок. На плохо сколоченных лотках навалены обсиженные мухами груды мяса, овощей, бананов, апельсинов и других экзотических фруктов, названия которых – "гуайява", "папайя", "корасоль" – нам ещё ни о чем не говорят, вкусовые привязанности появятся позже.

– Смотри, Витя, какой большой плод, почти с арбуз размером и весь в колючках вроде кактуса.

– Не на то глазеешь, вниз гляди! Тебя за штанину ухватил уже один ползун, видишь, как у него ноги вывернуты, а на руках пальцев-то совсем нет!

– Бр-р… ну и видик. И вонища жуткая, прямо помойка… идём скорее. Ой! Что это, смотри-ка, у тушки детские ручки! Неужели открыто на рынке продают?!

– С ума сошел! Этого не может быть!.. Да и мясо какое-то чёрное, совсем закопчённое. Наберись храбрости и спроси.

– Сам спроси. Володя! Как ты думаешь, это что?

– Чего запаниковали, ребята? Это же обезьяний ряд. Здесь такого добра полным-полно. Эй, приятель, что продаешь?

– Макака, хозяин. Купи быстро. Очень вкусно и дёшево-дёшево.

– Нет, спасибо, в другой раз. Пошли, мужики, скорее, а то не отвяжется, да мы уж и опаздываем.

Кадр второй. Я хочу купить шорты, лёгкую рубаху и босоножки. Сижу в лавке на кресле, куда меня буквально втащил зазывала, вырвав из рук конкурентов-соседей. Владелец стаскивает с меня насквозь пропотевшую сорочку и, вывалив на прилавок более десятка всевозможных рубашек с длинными и короткими рукавами, распаковывает целлофан и надевает на мой липкий торс хрустящие душистые одежды. Одновременно его помощник, стоя на коленях, снимает с меня ботинки и носки и надевает по очереди разные типы шлёпанцев, вьетнамок, мокасин и прочих обувных изделий. В результате выхожу из лавки обалдевшим, нагруженным кучей пакетов и пакетиков. Разбираться буду дома.