Итальянское командование вело с нашим военным атташе т. Тау предварительные переговоры по двум вопросам: об обмене опытом в области военной химии (взаимные поездки военных специалистов) и о стажерах…
У итальянцев есть несомненно интересные для нас вещи и учреждения (гипериприт… воздушно-химические средства, химический институт и полигон и т. д.). Но широко откровенничать с ними мы, конечно, не можем, да и не стоит: другое дело американцы, но это вопрос дальнейшего. Думаю поэтому, что, выразив наше принципиальное согласие на обмен группами, надо поручить т. Тау уточнить в переговорах с итальянцами объем и содержание их и наших показов. Мы могли бы показать им химические курсы в Москве, Сталиногорский комбинат, учение на химполигоне и кое-что из нашего имущества… Пойдут на это итальянцы – хорошо, нет – особой беды не будет…
Прошу утвердить эти предложения.
Ворошилов, 14 февраля 1934 г.» [681]
«Политбюро ЦК ВКП (б)
тов. Сталину
Постановлением ПБ от 19.II.34 г. было решено обменяться с Италией группами специалистов по военной химии.
В результате переговоров 15 июня к нам прибыли начальник военно-химической службы итальянский армейский генерал Риккетти и начальник военно-химического института проф. Форнаини в сопровождении двух офицеров.
Уже первые беседы с итальянцами (которых мы приняли очень любезно) показали, что у них есть новинки, посмотреть которые крайне интересно. Названные нами заводы ОВ и противогазов… и прочее итальянцы обещали показать подробнее.
Для ответной поездки в начале июля намечаю группу в таком составе…
Прошу утвердить состав этой группы и установить срок ее отправки в начале июля.
Ворошилов, 26 июня 1934 г.» [681]
Прибывшую делегацию из Италии возглавил начальник военно-химической службы генерал Риккетти (с 5 июня по 3 июля 1934 г.) [681]. Ответный визит в Италию возглавил Я. М. Фишман (с 10 июля по 4 августа) [682].
Взаимные военно-химические показы были на редкость откровенными.
Итальянцы посетили заводы химоружия (в Сталиногорске и в Угрешье (Москва)), военно-химическую академию им. Ворошилова. Их даже ознакомили с технологией производства иприта, хотя из-за занятости до выезда в Чапаевск на завод № 102 дело не дошло – ограничились показом чертежей в Москве (и слава Богу – после ударной вахты по апрельско-майскому выпуску иприта цех № 4 в Чапаевске был, по существу, в руинах). Кроме того, по просьбе итальянцев была организована их поездка на Кавказ, где они в окрестностях Баку познакомились с выращиванием каучуконосов коксагыза и таусагыза – других источников каучука у Италии тогда не имелось. С моделями советского химоружия и тактикой его применения гости были познакомлены в Москве на полигоне в Кузьминках. В конце визита их принял заместитель наркома обороны М. Н. Тухачевский [681].
Делегация Я. М. Фишмана также повидала немало, причем ее принял лично глава фашистской революции Италии. И во время этой встречи Я. М. Фишман и Б. Муссолини беседовали о деталях содержания визита по-итальянски. Советская делегация смогла наблюдать много больше, чем два года назад, – химическое заражение местности на полигоне в Чивитта-Веккия (70 км от Рима), выливание ОВ с самолетов на аэродроме Мантечелио возле Рима, большие тактические учения в Аббруцции (где ознакомилась с химическими действиями авиации). Помимо того, делегация побывала в Специи, где ознакомилась с химическими средствами морского флота, а также осмотрела завод химоружия в Бусси, где изучила технологии производства фосгена, иприта и дифенилхлорарсина [682].
По окончании визита группы Я. М. Фишмана в Италию руководители обеих военно-химических служб сформулировали проект предложений по дальнейшему сотрудничеству в военно-химической области. Он содержал немало серьезных идей, в частности обмен большими партиями технических иприта (по 350 кг) и дифенилхлорарсина (по 100 кг), а также передачу из Советского Союза в Италию 100 кг технического адамсита. Кроме того, было намечено обменяться списками основных научно-исследовательских работ сторон по военно-химическому делу, технологиями выпуска отдельных ОВ, материалами по понижению температуры замерзания иприта и т. д. (всего 19 пунктов).
Из переписки небожителей:
«В Политбюро ЦК ВКП (б)
тов. Кагановичу
В результате пребывания у нас итальянской химической миссии генерала Риккетти и поездки нашей миссии т. Фишмана в Италию намечены 19 предложений по дальнейшему сотрудничеству с военно-химической службой Италии. Они составлены на паритетных началах и для нас приемлемы.
Эти 19 предложений вступают в силу после утверждения обоими правительствами. Тов. Фишман получил сообщение директора химической службы итальянской армии генерала Риккетти, что эти 19 предложений итальянским военным министерством утверждены…
Прошу утвердить прилагаемый проект и ассигновать…
Я. Б. Гамарник, 3 октября 1934 г.» [682]
Впрочем, идеи, изложенные в письме Я. Б. Гамарника (1894–1937), ожидала печальная судьба. Если генерал Риккетти достаточно быстро согласовал предложения сторон с руководством военного министерства Италии, то у Я. М. Фишмана дело с ратификацией не заладилось. К тому же должны были пройти не только обмен образцами военно-химического имущества, но и закупка за золотые рубли в Италии тех образцов, которыми Советский Союз не хотел обмениваться по соображениям секретности.
В общем, дальнейшая «дружба» с Италией у советских военных химиков на этом закончилась – потом было гораздо удобнее дистанцироваться от страны, совершившей нападение на Абиссинию. А военно-химическая компонента была в итало-абиссинской войне 1935–1936 гг. немалой. В 1935 г. Италия была исключена из Лиги Наций, так что дружить с ней стало политически накладно, а до исключения Советского Союза из той же организации было еще далеко.
Впрочем, все это никак не мешало Красной армии продолжать активную военно-химическую разведку в Италии. Во всяком случае, на 1935 г. Разведупр РККА получил по линии военной химии следующие заказы (составленные в ХИМУ и утвержденные М. Н. Тухачевским): выяснить, какие ОВ производятся в Ченджио на заводе АКНА, установить опытные производства ОВ, планируемые на полупромышленных установках, строящихся у озера Вико в 150 км от Рима, разведать состав нового раздражающего ОВ, проходящего под шифром «Т» (его разработчик – военно-химический институт в Риме), и т. д.
Естественный конец той «дружбе» настал 22 июня 1941 г.
2.5. Другие страны
Обратимся, далее, к некоторым другим странам.
Дипломатические отношения с США Советский Союз установил позже Италии – лишь 16 ноября 1933 г. И уже в январе-марте 1934 г. начальник ВОХИМУ Я. М. Фишман несколько раз «заботил» наркома К. Е. Ворошилова идеей о таком специфическом направлении сотрудничества с новыми друзьями, как строительство на Дальнем Востоке силами США хлорного завода, имея в виду, что «в случае благоприятных условий можно поставить вопрос о постройке ими в ДВК заводов ОВ…» [93, 671]. О том же он писал К. Е. Ворошилову и насчет дружбы с Францией. Попытались дружить и с Китаем [671]. Впрочем особых успехов на этих направлениях достигнуто не было. Были у советских военных и иные химико-дипломатические контакты в 30-х гг.
В послевоенные годы «химическая дружба» в основном распространялась на друзей и братьев по социалистическому лагерю. Соответственно, ее оттенки изменялись по мере изменений самого лагеря.
Так, пока советские руководители находились в дружбе с властями КНР, глубина военно-химических взаимоотношений и других военных отношений была впечатляющей. В соответствии с постановлением СМ СССР от 16 июля 1957 г. в Москве состоялся широкий обмен мнениями с военной делегацией КНР по проекту перспективного плана развития науки и техники КНР. Ясно, что имелись в виду военная наука и военная техника: ядерное, ракетное, химическое оружие. И пока советскому народу активно показывали дружбу во всемирном масштабе (так, на открывшийся в конце июля 1957 г. в Москве Всемирный фестиваль молодежи и студентов приехало 34 тысячи человек из 131 страны мира), шло пока что последовательное укрепление советско-китайской дружбы. Во всяком случае, в отношении ее военно-химической составляющей было издано постановление ЦК КПСС от 30 июня 1958 г., которым устанавливался объем информации, передаваемой китайской стороне во время консультаций между СССР и КНР по военно-химическим вопросам. Консультации состоялись в июле 1958 г., и их содержательную сторону определяли от имени Советской армии химические войска и лично генерал И. Ф. Чухнов. А вот Госхимкомитету была отведена роль ассистента. Один из вопросов консультаций касался обеспечения выпуска в КНР современного химоружия не только первого, но и второго поколений [676]. Формулировалось это так: «отработка технологических схем и режимов по производству важнейших ОВ (иприт, азотистый иприт, зарин, зоман, синильная кислота и др.)». Можно поражаться, но обсуждалось также и много других вопросов индустрии химоружия. Кстати, тогда же в КНР была передана и большая партия иприта, произведенного в Дзержинске специально для китайских друзей. Надо думать, впоследствии ленинский ЦК КПСС сильно пожалел о тех своих щедрых жестах.
Следует подчеркнуть, что дело не исчерпывалось лишь нуждами КНР – технологические секреты производства синильной кислоты были переданы тогда не только в КНР, но также в Чехословакию, Польшу, Венгрию и Румынию, поскольку с Румынией в то время еще сохранялись отношения дружбы [676].
Впрочем, и в более поздние годы, даже во времена резкого охлаждения отношений, КНР получала из Советского Союза сырье для производств ОВ. Во всяком случае, постановлением СМ СССР от 20 апреля 1967 г. (А. Н. Косыгин) Минвнешторгу СССР было разрешено поставить в КНР сырье, которое могло быть использовано для получения синильной кислоты, – цианистый натрий и цианистый калий [676]. Разумеется, советские граждане ничего этого не знали – им более известно было событие 8 мая 1967 г., когда у стены Кремля в Москве на могиле Неизвестного солдата был зажжен Вечный огонь.
Как видим, в советской военно-химической службе «дипломаты» водились и до Великой Отечественной войны, и после нее. Однако «расцвет» этого вида искусства настал у военных химиков в 90-х гг. в современной России, уже на ниве игры в покер по линии химического разоружения.
* * *
В целом, советская разведка почерпнула на Западе немало полезных знаний и опыта в отношении различных типов ОВ и практики их использования в целях ведения наступательных боевых действий. А армия довоенной Германии охотно поделилась с Красной армией своими военно-химическими достижениями. Что касается использования опыта Германии в создании советской индустрии химической войны, то вряд ли его можно назвать удачным. Обе послевоенные попытки акцептирования такого опыта – и добровольная после Первой мировой войны, и принудительная после Второй – прошли в немалой степени без толку: не в коня корм.
Глава 3. Создание индустрии химической войны
Единственная проблема современности заключается в том, сумеет ли человек пережить свои собственные изобретения.
Луи де Бройль
Отрава не возникает на пустом месте. Между тем о существовании в Советском Союзе индустрии химической войны автор настоящей книги узнал как-то походя, когда советский руководитель М. С. Горбачев на митинге в Праге 10 апреля 1987 г. объявил об остановке производства химоружия [11]. Да и для всего общества лишь на рубеже XX–XXI веков стало ясно, что советское руководство активно взялось за организацию промышленности наступательной химической войны сразу же после окончания Гражданской войны.
Конечно, проблема химизации народного хозяйства страны [378] возникла не сразу. Поначалу в годы разрухи, последовавшие за Гражданской войной, импортировать приходилось и серу, и мышьяк. Однако подготовка к масштабной химической войне не могла находиться в зависимости от импорта. Неудивительно, что советские военно-хозяйственные и промышленные органы находились на сей счет под постоянным и мощнейшим давлением руководства Красной армии.
Однако желание Красной армии иметь химоружие и весь сырьевой цикл к нему – это еще не все. Необходимо было создать в разоренной войнами стране многочисленные производственные мощности по выпуску не только сырья, но и самих ОВ. Фактически под видом и поныне расхваливаемой «индустриализации» в Советском Союзе была создана вся инфраструктура наступательной химической войны. При этом советская власть действовала одновременно на всех мыслимых «фронтах»: в разработке новых ОВ, в создании сырьевой базы по хлору, сере, мышьяку, спиртам и другим сырьевым материалам, в строительстве мощностей по выпуску известных ОВ, в подготовке мощностей по снаряжению ОВ в боеприпасы, в закладке больших партий ОВ в государственный мобилизационный резерв, в производстве тары, в том числе железнодорожных цистерн и бочек, для транспортировки ОВ к месту их боевой «службы».
3.1. Становление промышленности азота и хлора
В первые годы советской власти получила мощный толчок азотная промышленность, необходимая не только для производства взрывчатых веществ и красителей, но и для выпуска синильной кислоты, дифенилцианарсина, бромбензилцианида, хлорциана и бромциана, адамсита, хлорпикрина, азотистого иприта. Однако развитие именно этой отрасли промышленности вряд ли могло служить серьезным индикатором готовности советской индустрии к массовому выпуску химоружия, как полагали некоторые зарубежные авторы [34].
Обращаясь к практике становления индустрии азота, укажем, что после многочисленных писем Красной армии 12 апреля 1928 г. заместитель председателя СНК и СТО Я. Э. Рудзутак (1887–1938) подписал постановление СТО «Об обследовании капитального строительства в химической промышленности» (анилинокрасочной, а также основной). В представленной в СТО записке ВОХИМУ РККА [375] указывалось на задержку в сроках строительства «заводов, имеющих военно-химическое значение» (Чернореченского, Березниковского и Рубежанского). Отмечалось также, что «отсутствие четкого плана в развитии анилино-красочной промышленности лишает возможности использования этой отрасли химической промышленности в военно-химическом отношении» (имелись в виду потребности производства адамсита, дифенилхлорарсина и дифенилцианарсина).
Разумеется, разбираясь с анилинокрасочной и основной индустрией (то есть в первую очередь азотной), армия не забывала и о штурме главной высоты – хлорной [74, 379] и вообще галоидной промышленности. Для обеспечения своих планов наступательной химической войны Красная армия очень «нуждалась» в промышленности по производству хлора и так называемых хлорпродуктов, под маркой которых проходили все возможные ОВ – от иприта с люизитом до фосгена с хлорацетофеноном [74]. Однако руководители армии видели будущее своей страны по-своему и потому заботились о развитии не только хлорной промышленности, но и вообще галоидной. Во всяком случае, помимо хлора им виделась нужда и в броме (выпуск бромбензилцианида и бромистого иприта) и во фторе (фтористый иприт). Неудивительно, что судьба Сакского бромного завода обсуждалась еще в августе далекого 1923 г. [443]. А в 1933 г. речь шла уже не только об этом заводе (в течение 1932 г. им было произведено 116 т брома), но и о трех других бромных производствах [403].
Известно, что первые заводские установки для выпуска жидкого хлора были построены в России еще в 1915–1916 гг. в связи с началом химической войны, однако строительство крупных электролитических хлорных заводов началось лишь в Советском Союзе. В советское время вопросы индустрии хлора встали в повестку дня в связи с реализацией планов первой пятилетки. Так, еще в феврале 1928 г. армия озаботила наркомат РКИ проблемой неудовлетворения мобилизационной заявки НКВМ (всего 23 %). В результате этого обращения 9 сентября 1929 г. состоялось решение РЗ СТО «О капитальном строительстве хлорной промышленности». Причину изложило ВОХИМУ, указавшее в представленной записке, что на год ведения химической войны требуется 40 тыс. т хлора в год (другие нужды страны были много меньше: изготовление порохов и ВВ – 20 тыс. т, гражданские нужды – 20 тыс. т). РЗ не только констатировало отставание в 1926–1929 гг. в строительстве хлорных цехов на Березниковском, Московском, Чернореченском, Рубежанском и Славянском заводах, но и решило выполнить эти планы в течение одного года [379]. На последующие годы армия заявляла еще большие нужды в хлоре. Они были сформулированы в мобилизационном плане МВ-10: на 1931 г. только для ВОХИМУ – 100 тыс. т (потребность мирной промышленности – 26 тыс. т), на 1932 г. – 200 тыс. т («мирный хлор» – 43 тыс. т), на 1933 г. – 300 тыс. т («мирный хлор» – 60 тыс. т) [379].
Что до фактического выпуска хлора, то он шел с серьезным отставанием от амбициозных планов военных химиков: 1927 г. – 6500 т (заводы «Донсода», «Славсода», Бондюжский, завод в Троцке – будущем Чапаевске), 1928 г. – 7450 т (добавился завод в Березниках), 1929 г. – 9150 т, 1930 г. – 15 000 т (добавилось сразу три завода: Рубежанский на Украине и два в Москве – Ольгинский и Угрешский), 1931 г. – 25 955 т (добавились заводы в Сталинграде и в Черноречье-Дзержинске) [379].