Русская война: Утерянные и Потаённые

Вот одногодки по спуску, американский броненосец «Мэн» и построенный по русскому заказу на тулонских верфях «Цесаревич»; на «Мэне» боевая мощь сведена в сущности к 4 – 305 мм и 16 – 152 мм орудиям, остальные 20–57 мм орудий занимают ничтожное место как по роли в бою, так и, что особенно важно, по доле в весе корабля; как наследие остаются еще 2 надводных, не прорезающих и не ослабляющих корпус легко снимаемых торпедных аппарата; громадные площади оконечностей носа и кормы небронированы, что при ближайшем бое сулит мгновенное обращение их в решето самыми ничтожными снарядами, зато мощный главный пояс 280 мм брони дополнен бронированной палубой в 102 – 67 мм, которая примет на себя подавляющее большинство снарядов в дальнем бою, падающих настильно сверху, и мощности которой достаточно отразить 1 попадание бронебойного или 2-х фугасных снарядов на каждую плиту.

На «Цесаревиче» же:

– 4 – 305 мм;

– 12 – 152 мм;

– 20–75 мм;

– 20–47 мм;

– 8 – 37 мм;

– 2 – 64 мм (десантных);

– 4 подводных неснимаемых т.а.;

– 2 надводных т.а.;

– 50 мин.

Вам не кажется, что этот корабль построен не по принципу «боя», а по принципу «складского места», и исключая 2-е верхние строки остальное будет не работать, а висеть грузом в бою на плечах корабля и его ой как увеличившегося из-за того экипажа (на «Мэне» – 561 чел., на «Цесаревиче» – 778 (!)); при этом, имея главный пояс в 250 мм и прикрытый сверху 64 – 38-мм броней обреченной перед бронебойным снарядом и обеспечивающий защиту только от разрыва 1 фугасного снаряда на 51-мм плите (к счастью, которыми единственно и оснащен японский флот – в отличие от английского…) – «Цесаревич» имеет вес 13200 т против 12600 у «Мэна», и как следствие дальность хода «Мэна» 5400 миль против 3700 у «Цесаревича». М-да! А ведь «Цесаревич» еще лучший, его систершип «Суворов» и прочие идут в ухудшение, и уменьшением толщины брони, и ростом численности команд, и сокращением дальности плавания.

Вот что похвально, рассматривая – и навязывая противнику – определенную форму боя, американские флотоводители под нее подгоняют и весь комплекс боевых средств, так 152-мм пушки американских кораблей имеют уникальную длину ствола в 50 калибров, вместо европейских 45, с тем чтобы обеспечить возможно большие дальности стрельбы, на флоте внедряется 178-мм средний калибр, лучший в качестве «средне-вспомогательного» на больших дистанциях к главному, в то же время нисколько не заслоняя его; всемирно ославленные как «прагматики» и «утилитаристы» они поставили свои интуиции выше предметной эмпирии сражения у Сантьяго-да-Куба, когда НИ ОДИН 330-мм снаряд не попал в цель – испанские корабли, и не поколебались в своем доверии к «большим пушкам», т. е. налицо не шатание между боевых впечатлений, а осознанное тактическое представление, отливаемое в машины и сталь корабельных конструкций. Как следствие, американцы твердо придерживаются казематного способа установки средних орудий, ограничивая и подчиняя возможности их использования конфигурацией корпуса (угол обстрела не более 120°, возможность сосредоточить на курсовых залпах 2–4 орудия казематов), т. е. еще более подчеркивая «зависимый», «средний», «не главный» характер 152 мм пушек, и одновременно включая их конструкцию в «общую работу» на «главное», соединяя средства защиты орудий с общей защитой и несущими технологические нагрузки конструкциями корпуса, увеличивая совокупную живучесть корабля, т. к. та же батарейная палуба своей броней защищает не только пушки, но и всю центральную часть судна, ее сталью участвует в обеспечении его продольных связей; в свою очередь корпус, охватывая орудия своими конструкциями, палубами, переборками, увеличивает их индивидуальную защищенность, предъявляет ресурсы для усиления общего броневого внешнего контура, с неизбежными в нем орудийными портами, в общем более развитого, чем на башенных броненосцах – поэтому «Мэн» встретит снаряд 15,5 футовым (475 см) бортовым поясом брони толщиной 280–152 мм, А «Цесаревич» – 11,5 футовым (350 см) в 250–152 мм, но сплошным, в отличие от «янки», при стрельбе на дальних дистанциях попадания в оконечности только следствия ошибок или поперечного рассеивания снарядов и американцы весьма решительно от их бронирования уклонились – так что в условиях состоявшегося Цусимского сражения при 35–40 кабельтовых дистанциях превосходство броненосца США будет обесценено тактическими характеристиками боя, к которым он не приспособлен.

Но любопытно, что 6 русских броненосцев серии «Цесаревич» и «Улучшенный Цесаревич» построенных в соответствии с французскими тактическими воззрениями о важности полного бронирования пояса ватерлинии, провозглашенного Эмилем Бертеном через 20 лет после адмирала Копытова, и обеспечения наилучших условий применения средней артиллерии как решающих предпосылок успеха в бою, ограниченного дистанцией 45 кабельтовых – эти броненосцы никак не явились следствием изменения, а точнее, какого-либо определения общих тактических воззрений в руководстве русского флота. Главноначальствующей над флотом генерал-адмирал великий князь Алексей Александрович был противником естественного оформления тактических представлений французской стороны в кораблестроительной практике – башенному расположению основной массы орудий, как бы «подравнивающих» все калибры к средним дистанциям и единственному, обеспечивающему 150–180° углы обстрела средней артиллерии и позволяющему сосредоточить на курсовом залпе 6–8—10 орудий кроме главного калибра, создав столь важное на краткие мгновения схождения эскадр в ближнем бою огневое превосходство, когда исход сражения определится в 1/4—1/2 часа, а близость противников сделает невозможным вальсирование эскадр на параллельных курсах под убийственным огнем – когда каждый снаряд идет в корпус, решает то, кто вгонит их больше… правда, к этому надо приложить некоторый труд, сблизиться с неприятелем, когда 152-мм пушка будет прицельно крушить надстройки фугасными снарядами (40–45 каб.), или пробивать основную 127–152 мм броню корпуса бронебойными (20–22 каб.).

Между тем, осознавалась ли во всей полноте связь вручаемой техники с естественным для нее тактическим рисунком русским военно-морским сообществом? Рисунком острым, азартно-привлекательным и очень национально-характерным – в том числе и для русских «Двум смертям не бывать, а одной не миновать!». Пожалуй, нет… В суждениях офицеров о новых броненосцах, отражаемых в «Морском вестнике», где с точностью до фунтов были оценены возможности залпа новых броненосцев по всем направлениям катушки компаса, менее всего говорилось о настоятельном требовании нового боевого средства – решительной атаке, бое с широким маневром в пространстве, а не накручивание спиралей на выдерживающих дистанцию параллелях, дающее определенное преимущество казематным кораблям: лучшая защищенность корпуса и особенно его центральной части, куда пойдет основной поток снарядов; использование половины среднекалиберной артиллерии одного борта, как и башенным броненосцем, т. е. снятие их преимущества в курсовом залпе…

В общем, если не изменить принципиальный тактический рисунок боя, то новая, требующая затрат, усилий и остроумия башенная артиллерия становится вроде бы и не приобретением, скорее даже наоборот, ведь кроме прочего казематные броненосцы, где высокого расположения над водой требуют только массивные установки главного калибра, а средний можно опустить ниже, на батарейную палубу, загнав весь «малокалиберный мусор» на спардек и оконечности, – обеспечивают лучшие условия для создания метацентрического качества (у казематного «Потемкина» метацентрическая высота составляла 155 см, а у башенного «Орла» по проекту 122 см, а фактически он вступил в бой с 88–90 см), именно недостаток этого качества был исходной причиной опасных кренов русских башенных броненосцев на поворотах или при заливании на один борт, увы, еще более усугубленной рядом технических решений и беспощадным перегрузом… так что «Бородино» едва не утонул на испытаниях, когда на повороте один его борт погрузился в воду на 2 м 60 см и край орудийных портов оказался в 10 см от уровня «хладных финских вод».

Нет, простым выбором и декларированием башенной установки задача не решалась и принципиальные сторонники атакующего стиля англичане, неизменно верные башням для главного калибра, оценив трудности сочетания различных боевых свойств корабля при башенном расположении основной массы орудий, предпочли остальную артиллерию прятать в казематы.

Русские, выбрав и башенное и казематное расположение 152-мм орудий на броненосцах типа «Петропавловск», продемонстрировали неполное понимание особенностей этих двух типов установок: даже одинаковые орудия, помещенные в башню и каземат, начинают вести себя как разные, например, по скорострельности башенные на 12–17 % выше; в целом башня и каземат в определенной степени антиподы; башня, являясь принадлежностью палуб, не обуславливает борт; каземат, являясь частью борта, обусловлен и обуславливает и его конфигурацию и высоту. Считая минимально необходимую (и заниженную) высоту орудия над уровнем моря в 3 метра, можно утверждать, что борт казематного броненосца должны быть не ниже 4, 2 метров над ватерлинией, в то время как башенная установка может обеспечить любое возвышение над морем даже при метровой высоте борта, определяемое только высотой подбашенного барбета. Не нарушая и не ослабляя борт амбразурами башенная установка позволяет оформить его в виде сплошного монолитного контура, а при малой высоте, и добиться особо мощного бронирования, при этом отчасти невысокий борт уже и навязан конструктору – металл башен не участвует в технологических нагрузках корпуса, поэтому соответствующее усиление конструкций идет за счет металла борта. Таким образом, башня и каземат задают 2 системотипа: низкий толстобронный борт – высокая башня; высокий среднебронный борт – встроенный каземат.

Читатель, знакомый с военно-морской историей, сразу воскликнет:

– «Монитор» и «Мерримак»!

Совершенно верно. Именно в форме чистых системных прототипов вступили в свет первенцы боевого броневого судостроения, башенный низкобортный броненосец северян «Монитор» и казематный высокобортный броненосный фрегат южан «Мерримак», все остальное – пересечение или продолжение этих линий, все более затеняемых последующими поколениями вступающих в строй кораблей и увы, особенно в головах их создателей, все чаще производящих из корабельной стали системные конфликты.

Приступая к проектированию своего знаменитого «Крейсера» (переименован в «Петр Великий») адмирал Попов отчетливо сознавал, что он создает развитие «башенника – «Монитора» и четко отслеживал все основные черты прототипа: сплошной борт с полным тяжелым бронированием ватерлинии; мощное вооружение, поднятое над уровнем моря; свободной палубой, обеспечивающей наилучшую работу башен, со сплошным бронированием 76 мм плитами, как единственной, в отсутствии надстроек, преграждающей путь снарядам сверху – к которым добавляет развивающие необходимые качества дополнения: мощный центральный бруствер, помимо защиты машин и погребов обеспечивающий главное, необходимый запас плавучести для дальних морских переходов, и продолжающие его легкие оконечности корпуса поддерживающие ходовые качества и создающие удобство обитания команд в мирное время – не играя боевой роли и отделенные «от всего важного» броней, они невозбранно позволяют дырявить себя иллюминаторами и вентиляционными колодцами; смещением основных весовых элементов корабля, машин, башен к центру создает наилучшую всхожесть облегченным носом и кормой на волну, преодолевая врожденный недостаток толстобронных низкобортных кораблей – зарывание оконечностей на волне; только башни основного калибра серьезно влияют на метацентрическую высоту, ходовой мостик и рубка представляют собой лишь некоторое окаймление трубы… В этом корабле ничего нельзя было добавить или убавить, он стал классическим как бриллиантовая огранка – подлинный «башенный мореходный броненосец», сразу же обезличенный своим официальным наименованием «эскадренный броненосец 1-го ранга».

«Петр Великий» – развитие чисто башенного прототипа – интересно, что глубокое понимание различий этих двух линий позволяет соединять их в конструкции одного корабля, если они входят в него системными агрегатами, а не отломанными признаками. Итальянские судостроители школы знаменитого Бенедетто Брина оценив соответствие башни и каземата с корпусом, бортом, палубой и морской стихией начинают проектировать свои броненосцы как соединение секций этих двух системных типов, помещая «низкий толстобронный борт – высокая башня главного калибра на свободной палубе» в центр, а «высокий борт – встроенные казематы средней артиллерии» на оконечности корабля со вспомогательными легкими надстройками на них, роль которых сведена к мирно-длительному обитанию экипажа, заранее согласив, что в первом бою они будут снесены и на всю войну – как известно, в мирное время ценят бельэтажи, в военное подвалы.

Кстати, эти корабли опять выражали цельную картину особой, трусоватой тактики, когда бой сводился к 2–4 залпам с предельной листанции 431 мм орудий чудовищными 900-килограммовыми снарядами и что там оттого станет… Не восхищает, но вполне логично – итальянский заяц нашел свой способ терзать британского льва.

Когда через много лет англичане раздобыли одно изделие Брина и обстреляли его на полигоне, они с немалым смущением обнаружили, что если бы в 80—90-е годы произошел конфликт на Средиземном море, итальянские броненосцы стали для них проблемой, на больших дистанциях они представляли малоразмерную цель, при кратковременном случайном сближении их исключительно мощный корпус обеспечивал эффективную защиту на все время выполнения отходного маневра. Особенно англичан поразило, что даже верхний 152 мм броневой пояс с 75 мм скосом за ним отражал самые тяжелые снаряды: короткие 12-дюймовые отворачивало вверх, длинные 9,5-дюймовые переламывало и взрывало; главный же броневой пояс в 400 мм в низкобортной части у машин и башен со 100 мм шельфом за ним был вообще неуязвим, даже для новейших 15-дюймовых снарядов.

102 мм палуба итальянского броненосца защищала против всех фугасных снарядов, а также бронебойных, падающих под углом менее 30°, которые рикошетировали и уходили за борт (т. е. на всех дистанциях тогдашней стрельбы – угол возвышения орудий не более 12°, т. е. падение снаряда не выше 25°).

Англичанам пришлось признать обоснованность и другого технического пристрастия итальянцев, под которым они долго потешались, многолетнее расположение орудий главного калибра «обратно к оконечностям». При бое на дальних дистанциях с малой вероятностью попадания одиночным снарядом бессмысленно вести по-орудийный или редкий огонь, а наличие времени и пространства позволяет развернуться бортом и произвести полноценный залп, со своей стороны «вписав» корпус в промежутки продольного рассеивания снарядов противника; на ближних же дистанциях при курсовом сближении мощь скорострельных средних орудий становится сопоставимой с главным калибром, и они, удобно расположенные в надстройках оконечностей и дополненные мощными защитными свойствами корпуса, эффективно компенсируют неучастие главного калибра в каких-то фазах боя… В целом форма корпуса корабля в наилучшей степени соответствовала ориентации на дальний бой, обеспечивая другую его составляющую, скорость, благодаря которой единственно и навязывается противнику выгодная дистанция – концентрация веса к центру корабля и высоко поднятые полубак и полуют наилучшим способом обеспечивали мореходность и поворотливость корабля, более высокую, чем у броненосцев других стран… Вы не заметили, что сложением – не смешением! – элементов двух систем начинает оформляться новое системное целое? – И уже возвращающееся новым техническим качеством: итальянские корабли оказались идеальны в отношении ходовых характеристик и броненосец «Италия» 1880 года постройки при водоизмещении 14 000 тонн и машине 12 000 л. с. развивал скорость в 18 узлов; достигнутую во французском флоте только в 1897 году на броненосце «Шарль Мартель», имевшем на 11 700 т водоизмещения машину мощностью 14 900 л. с.; и перекрытую лишь на русско-французском «Цесаревиче» в 1903 году, разгоняемым машиной 16 300 л. с. на 12 960 т водоизмещения: неплохой задел – 23 года!?

Критики часто нападают на «Италию» – кстати, единственную в своем «дальнобойном пуризме», – за ориентацию исключительно на дальние дистанции боя, ценой всех других, в частности с отказом от внешнего бортового пояса брони – отчасти согласен! Но прежде чем навязать своенравной красавице поединок на средних дистанциях, где она становилась уязвимой, ее ещё надо «подловить», потому что «загнать» или «заставить» ее с 18-узловой скоростью, имея предельно в 1880–1890 гг. не более 15 узлов просто невозможно; и выскочив из опасной зоны она начнет реализовывать превосходство своей конструкции: полностью бронированная 89 мм плитами верхняя палуба отрикошетирует навесные снаряды в сторону, а если случайный гостинец все-таки войдет в почти неразличимый на дальней дистанции от поверхности моря борт, его отвернет вверх 114 мм броневой скос; ее же 900-килограммовые снаряды ничто не остановит. Да, рискованно полагаться только на дальний бой – но имея 3–4 узла превосходства в скорости на лучшем море, и не менее 5 на волнении это в рамках допустимого, пока стаи крейсеров не переползут через 18 узловую скорость, что случится не ранее 1890 года…

Повторяю, вне тактического рисунка боя это техническое решение просто немыслимо, а невероятные технические характеристики невозможны и недостижимы, что подтверждается 20-летним отставанием других флотов по скорости и весу залпа от итальянского; и это при том, что итальянцы «собирают», а не «созидают» свои корабли из элементов других национальных военно-морских организаций, используя общеизвестное: французскую броню, английские пушки и машины – и итальянское чудо! Технический прорыв осуществлялся через тактическое умозрение, более того, обрел в нем 2-е дыхание: английский флот в рамках присущих ему тактических воззрений не мог реализовать технические возможности заводов Армстронга и ограничился использованием 406 мм орудий – итальянский оказался единственно способным к востребованию 431–454 мм чудовищ, т. е. обратившим инженерную возможность в боевой посыл, а не наоборот: вспомните коллизию 1940 года – плохие немецкие танки, тактически реализованные, громят превосходящие их французские и английские, явленные только в техническом качестве. Офицер бьет инженера.

В данном случае возникает – вопреки Энгельсу – ситуация взаимоотношения художника и кисти: да, кисть и краски должны быть хорошими и даже по возможности отличными, но бой, если тот возвышен до военного искусства, творит мастер-художник, и уже им созидаются удивительные жемчужины, подобные удару Даву у Ауэрштедта, опрокинувшему одну армию противника на другую и разом обратившего в небоеспособность 130 тысяч отличного войска против своих 25 тысяч; или атаке при Исандлване, когда вооруженные винтовками стойкие англичане были разгромлены реализовавшими внезапность зулусскими копейщиками.

Говорите, инженерии атомного века перечеркнули войну? Они только продемонстрировали смертность человечества, явив ее возможность не за 70 лет – за 1 час! А война – вот она, неповторимо-новая, ушла с автострад на тропы; и если вы не готовы к ней, они изъязвит и изгложет вас Вьетнамом, Тимором, Афганистаном, Карабахом, Чечней, знаменующих в совокупности одно и тоже: крушение техники и инженерии, не ставших тактикой и военным искусством – офицерским творчеством; и одна дохлая, вздорная, без помыслов, но внезапная, «нарушающая принципы сетевого планирования» атака иракцев под Хатиджей чуть было не сорвала всю обедню американско-саксонских свиней, едва не обратила их клин в стадо; и будь она смелой, залётной, устремлённой – сколь долго пришлось бы отмываться ами-кошонам от позора: но на то Нужен Саладин – Налицо же Саддам!

Вот любопытно, что может помешать парочке «Италий», имеющих разительное превосходство в скорости осуществить маневр на охват головы или хвоста кильватерной колонны хотя бы тех же бульдогов-англичан, в видимости и недостижимости для них при любом численном составе строя; и с предельной дистанции произвести 2–3 залпа, накрыв головной 16–24 выстрелами. Если английский адмирал не хочет соревновать с 4-х кратно превосходящим его по огню неприятелем, он должен будет отвернуть на параллельный тому курс, вынужденно сойдя с генерального и переводя сражение из наступательного в оборонительное, т. е. уже в этом смысле проигрывая итальянцам; и начнет крутиться на месте, прикрывая концевые строя; или развернет строй броненосцев, подставляя теперь уже боковые под рутинный охват; или разделится на группы, взаимно перекрывающие друг друга; или… – в общем, попадет в унизительное положение, когда все его действия задаются парой-тройкой «итальяшек»… М-Мда ведь это какой-то «Цусимский рисунок», при том, что в 1905 году русские технически имели возможность его избежать почти на всех фазах боя простой реализацией 18,2 узловой скорости своих новых броненосцев на 17,5 узловую у японцев – японские броненосные крейсера, с большей скоростью, но имевшие в бортовом залпе 320 кг при такой попытке будут молниеносно опрокинуты русскими броненосцами, имеющими курсовой залп в 640 кг, и бортовой 1280 кг; здесь же налицо заданная неотвратимость – у англичан не более 15 узлов на 18-ть.

Английский военно-морской историк меланхолически утешался тем, что «у итальянцев корабли всегда были лучше экипажей» – но как бы он оправдывался, если в какой-то передряге один из четырех снарядов хорошо наложенного итальянского залпа проломит палубу английского броненосца, не вследствие доблести команды – по математической теории вероятностей? Между прочим, она в целом на стороне итальянцев, которые, в рамках своей тактики, худо-бедно достают противника, а тот их не может – я начинаю подозревать за итальянским зайцем немалую смелость: вот ведь, весь мир плавает пушками к носу, а они к трубе и не боятся (в 19 веке) «итальянских» решений!

Если рассматривать с точки зрения прототипов конструкцию «Цесаревича», созданную Лаганем, не без достоинств, что подтверждает красивый внешний вид броненосца (см. фото), его хорошая устойчивость к бортовой качке, и наконец, судьбы кораблей этой серии, из 6 броненосцев 3 доблестно погибли, 2 много и успешно сражались в двух войнах, только «Орел», как паршивая курица бесславно окончил свои дни в японском флоте – в целом «Цесаревич» представляет собой как бы «победившего башенника», залезшего на «казематный эмбрион»: низкий основной корпус – батарейная палуба 75 мм (!?) орудий – и башни, башни, башни, но не на свободной палубе, а в лесу надстроек – а не прорастает ли это «казематник» через победителя?

Башня задает свободную палубу – сплошной борт, башни есть – прочего нет.

Каземат склоняет к палубным подстройкам при дыроватом борте, следствия есть – казематов с пушками нет; не признавать же за такие общее стойло 75 мм пушченок или отдельные выгородки из легкой брони под них же – так, отрыжка удавленного севшими сверху тяжкими тетями.

Неизжитый «казематник» тем не менее тонко и жестоко отомстил собрату, ни одна из 6 башен среднего калибра не может реализовать главного преимущества башен – возможности стрелять на оба борта, обратившись в «поворотливые казематы»; в то же время высоко поднятые – 4 из 6 башен установлены на уровне полубака, выше даже кормовой 12-дюймовой башни главного калибра, что несомненно избыточно, создавать условия боеспособности для средней артиллерии чуть ли не в 12-балльный шторм – они стали причиной уменьшения метацентрической высоты и за таковой жирный подарок средней артиллерии «Александр III» и «Бородино» поплатились жизнью. Как массивная, да ещё поворотная конструкция, с инерционными моментами, башня требует внимательного отношения, особенно в распределении масс и нагрузок и внутри себя и по корпусу – между тем в конструкции Лаганя уже чисто внешне заметна неравновесность расположения средних башен, 4 до миделя (самая широкая часть судна), 2 за ним, что вызывало на большой волне «зарывание» носом, нарушая мореходность судна даже с высоко поднятым баком; чтобы преодолеть последствия асимметричности расположения средних башен приходилось на волнении принимать в междудонное пространство под кормовую 12-дюймовую башню 250 тонн забортной воды, чтобы убрать дифферент и улучшить устойчивость. Как-то само напрашивается, либо сместить средние башни к миделю, либо поместить еще пару башен за ним, перейдя к 8-башенной конструкции, все же разумнее таскать вооружение и броню, чем воду… Увы, на сменивших их длинных палках, почему-то называемых линкорами типа «Гангут» эта заливаемость носа, лишившегося полубака, стала просто катастрофической и на 10–12 балльном шторме они становились немореходны; если вся эскадра Рожественского в 1905 году прошла в 12 балльный шторм мимо мыса Доброй Надежды, то попавшая в такое испытание в 1924 году в Бискайском заливе «Парижская коммуна» (б. «Севастополь») вынуждена была вернуться в порт ввиду начавшегося затопления и долго там ремонтировалась – произведение академика Крылова и инженера Бубнова… М-да, Крылышки Бубновые!

Корабли многократно политого грязью, в том числе и ак. Крыловым, инженер-генерала Н. Кутейникова такого позора не испытывали и странных положений флоту не создавали, как-то: старенькие «Слава» и «Цесаревич» на Балтике, «Пантелеймон» (б. «Потемкин») на Черном море носятся по театрам, дерутся с эскадрами, лупят современные линкоры типа «Кайзер» и «Гебен», а новенькие русские дредноуты отсиживаются в базах, потому что первое же боевое столкновение продемонстрирует опасное ослабление защитных средств новых линкоров, броня составляет 22 % от веса конструкций вместо твердо определившегося соотношения в 1/3.

Ладно, это дело будущего – удивительно другое, это принципиальное различение каземата и башни не осознавалось ни тактиками, ни техниками, и если «Цесаревич» ещё «башенник» по тому, что вся его броня привязана к поясу ватерлинии, башням и рубкам, то на «русских Цесаревичах» начинается ее «размазывание» по корпусу, уменьшая толщину главного пояса с 250 до 194 мм выкраивают заплаты на «казематы противоминной артиллерии», «батарейную палубу… с… 75 мм защитой», т. е. раскатывают «башенники» в «казематник», тащат броню вверх, резко нарушая остойчивость… Меня поразило, что это переиначивание конструкции называет «улучшением» даровитый кораблестроитель В. Костенко. Бог мой – это непонимание того, что налицо смешивание двух системных типов, вечно гоголевское в русской душе, если к губам Иван Ивановича да усы Ивана Петровича… А в совокупности – естественное следствие теоретической непрочитанности вопроса, общий паралич умствования в русских военно-морских кругах. Американский флот воспитывался и строился на основе теоретических воззрений капитана Мэхэна и адмирала Коломба – на какой основе, кроме Мужицких и Петровских Мозолей строился русский флот, если по сию пору изучающий его «историк» г-н Шацилло не может уразуметь, что без флота Россия скукожилась бы на Урале, ведь вся землепроходческая эпопея 16–19 веков от Ермака до Шелехова и Невельскова, по способу продвижения корабельно-флотская, а не конно-американская и в умозрениях этого г-на равно-глупы Иван IV, Петр I, Екатерина II и все прочие, хоть Николаи I-е, хоть Иосифы Сталины, которые вдруг почему-то бросались на «бесполезный» флот от «полезного» Ать-Два-Путья.

Можно ли было ожидать плодотворных размышлений, какой нужен России флот, если в ученом «парламенте нации» и после 300 лет его официального (и 1500 лет неофициального) существования приходится оправдывать его наличие?!

Это еще, скажем так, понятно, итальянскому зайцу приходится думать, русский медведь, он, как известно, пока не разбудят – спит… Как например проснулся в 1878 году – ахти, незадача! – все Балканы прошел, все армии исколотил, а оказывается – зря! Константинополь – шиш! Без флота не взять… Ладно, но вот недопустимый просчет другого ведомства, всеми признанного, всегда лелеемого, внешнеполитического.

Помещая заказы на строительство кораблей за рубеж – в принципе, почему бы и нет, если делают то, что надо, дешевле и быстрее – таковые разместили не только в дружественной Франции, склонной Германии, но и в определенно враждебных США.

Итог:

– Крейсер «Варяг» показал свою контрактную скорость 23 узла только один раз, на испытаниях в Филадельфии, в русском флоте он ползал на 17 узлах, в то время как серийные ему «Аскольд» (французской постройки), «Богатырь» (германской), «Олег» (русской) легко и устойчиво держали 23,2 узла даже при несколько большем водоизмещении на той же машине;

– броненосец «Ретвизан» имея машину 17600 лошадиных сил на 12 900 тонн водоизмещения не мог преодолеть 17,7 узлов скорости, в то время как «француз» «Цесаревич» при 16 300 л. с. на 13 200 тонн разгонялся до 18,6 узлов; любопытно, что почти одновременно построенный с «Ретвизаном» «Мэн» при машине 16 000 л. с. на 12 600 тонн дал скорость 18,2 узла.

Строила «Варяг», «Ретвизан» и «Мэн» в одно и то же время одна и та же фирма «В. Крамп и сыновья», которая особо обговаривала в контракте, что использует все новейшие достижения как мирового так и американского судостроения, известные ей в проектах – налицо явное вредительство г-на Крампа и преступное верхоглядство г-д военно-морских приемщиков! Малюта Лукьянович, Лаврентий Палыч, – Ау!

Глава 2

Адмиральским ушам отстучал рассвет…

Еще в 70-е годы, идя от практики боя и опираясь в своих интуициях на опыт трех войн, адмирал Попов, оценивая тактическую значимость элементов корабля, соединил в «палате пэров» пушки, броню-непотопляемость (и именно так, а не толщину навешенных плит), и скорость, и проектируя «Петр Великий» полностью отказался от тарано-мании, в которую впали после битвы при Лиссе все флоты мира, умы которых не замечали что у смелого австрийца Тегетгофа просто не было выбора: слабые пушки его хорошо бронированных судов были просто бессильны против кораблей робкого Персано с более мощной артиллерией; увлечение, которое в воззрениях «катерника» С. Макарова застряло до 90-х годов; и отталкиваясь от которого Попов построил броненосец не с «боевым» таранным носом, а с «коммерческим» прямым, обеспечив 10 % прироста скорости и наилучшее тактическое качество в совокупности всех свойств, признанное самым нелицеприятным критиком, военно-морским справочником «Джен» враждебных англичан, поставившим его на 1 место в мире.

Увы, то же «таранное помешательство» после его удаления от дел охватило и русский флот, и чудовищные буруны перед носами русских броненосцев, сжирающие уголь и 8—12 % скорости – прямая аттестация значения тактических воззрений на техническую область.