Полное собрание сочинений. Том 33. Воскресение. Черновые редакции и варианты

– Н?тъ, она еще остается, она провожающихъ провожаетъ. Она тоже ссылается, но не съ этой партiей. Ея д?ло все еще не разобрано. Вотъ уже 8-ой м?сяцъ сидитъ. Вотъ и она, – сказалъ онъ, указыая на ту самую румяную д?вушку съ бараньими глазами, которая большими шагами возвращалась съ площадки л?стницы. Мальчикъ, родившiйся въ острог?, б?жалъ за ней.

– Ну, прощай Маша, – сказалъ молодой челов?къ.

Она подошла къ нему и что то стала говорить. Нехлюдовъ отошелъ, но не уходилъ, дожидаясь смотрителя.

– Марья Павловна, пожалуйста, – говорилъ смотритель.

– Иду, иду, – улыбаясь отв?чала румяная д?вушка съ бараньими глазами и, кивнувъ головой Нехлюдову, какъ старому знакомому, ушла съ мальчикомъ и присоединившимся къ ней молодымъ челов?комъ въ куртк? въ противоположную дверь, въ тюрьму, такъ же спокойно и жизнерадостно, какъ будто она шла изъ гостиной въ спальню.

– Да-съ, удивительные порядки, – какъ бы продолжалъ прерванный разговоръ молодой челов?къ въ жакетк?, подходя къ Нехлюдову и спускаясь съ нимъ вм?ст? съ л?стницы. – Спасибо еще капитанъ, – такъ смотрителя называли, – добрый челов?къ.

– Какъ же можетъ добрый челов?къ служить въ такой ужасной должности?

– Спасибо, что служитъ, а то было бы хуже.

Они сошли внизъ въ с?ни. Въ то время, какъ они над?вали пальто, къ нимъ подошелъ съ усталымъ видомъ смотритель. Два надзирателя вытянулись, приложивъ руки къ козырькамъ.

– Такъ вы будьте такъ добры, представьте отъ его превосходительства разр?шенiе, – сказалъ онъ Нехлюдову, махая на надзирателей рукою, чтобы они приняли свои пальцы отъ козырьковъ.

– Я завтра же доставлю, – сказалъ Нехлюдовъ, глядя на арестанта, которой съ чайникомъ, согнувшись при вид? начальства, спускался съ л?стницы.

– А то в?дь я могу отв?тить зa послабленiе, – сказалъ смотритель, направляя взглядъ туда же, куда смотр?лъ Нехлюдовъ. – Куда? – проговорилъ онъ и, мотнувъ головой назадъ, продолжалъ говорить съ Нехлюдовымъ о своей отв?тственности.

Арестантъ, еще бол?е согнувшись, поворотилъ и, какъ вышколенное животное, блеснувъ глазами, вернулся назадъ.

– Мое почтенiе, – сказалъ Нехлюдовъ и посп?шилъ выдти.

Онъ испытывалъ теперь, какъ и тотъ разъ при вход? въ острогъ и пос?тительскую, кром? жалости, еще и чувство недоум?нiя и какой то нравственной тошноты при мысли о томъ, что вс? эти страданiя могли бы не быть, что вс? они налагаются одними людьми на другихъ по какимъ то смутнымъ, неяснымъ причинамъ. Молодой челов?къ ждалъ его за дверью, и они пошли вм?ст?.

– А какой ужасъ, какой ужасъ, – говорилъ Нехлюдовъ, довольный т?мъ, что было кому высказаться.

– А что?

– Да все ужасно. Какъ ни страшно было въ контор?, эти уголовные для меня еще жальче.

– Ну, не знаю, тамъ нервы другiе.

Молодой челов?къ разсказалъ дорогой Нехлюдову всю свою исторiю и исторiю своей сестры. Онъ былъ молодой ученый, оставленный при университет? зоологъ, не интересуюшiйся политикой. Сестра же его, кончившая на курсахъ, принадлежала, какъ онъ говорилъ, по уб?жденiямъ къ революцiонной партiи, но къ революцiи мирной, посредствомъ изм?ненiя общественнаго мн?нiя, просв?щенiя народа. Преступленiе ея состояло въ томъ, что, когда полицiя пришла съ обыскомъ въ квартиру, гд? были запрещенныя книги и брошюры, кто-то потушилъ огонь и въ темнот? выстр?лилъ и ранилъ полицейскаго. Она знала, кто стр?лялъ, но при допрос? она заявила, что и потушила огонь и стр?ляла она, хотя она никогда въ жизни не брала въ руки пистолета и во время обыска собирала бумаги и передавала ихъ одному изъ товарищей, усп?вшему уб?жать заднимъ ходомъ.

– Они вс? знаютъ, что стр?ляла не она, но она стоитъ на своемъ и спасаетъ того, кто стр?лялъ.

– Что же ей будетъ?

– В?роятно, каторга.

Разсказавъ еще много ужаснаго, усилившаго въ Нехлюдов? нравственную тошноту, молодой челов?къ простился, какъ съ знакомымъ, съ Нехлюдовымъ, и они разошлись въ разныя стороны.

** № 73 (рук. 24).

Вернувшись въ контору, онъ засталъ Маслову въ оживленномъ разговор? съ Марьей Павловной и Вильгельмсономъ, но онъ не обратилъ на это никакого вниманiя и, услыхавъ отъ смотрителя, что время расходиться, молча простился съ Масловой и пошелъ съ Марьей Павловной.

– А вы знаете, – сказала Марья Павловна, – ваша знакомая разсказала намъ, что нынче тутъ была казнь. С?кли двухъ людей. Не могу безъ ужаса теперь смотр?ть на этого челов?ка, – сказала она, указывая глазами на смотрителя.

– Страсть жестоко наказывали, – подтвердила Маслова.

Нехлюдовъ вспомнилъ все то, что онъ вид?лъ въ с?няхъ, и догадался, что наказанiе происходило именно въ то время, какъ онъ дожидался.[307 - Зачеркнуто: – Прощайте пока. Хлопочите, – сказала Марья Павловна, пожавъ руки остающимся.– Прекрасная барышня, простая и хорошая – все понимаетъ, – сказала Маслова, прощаясь съ Нехлюдовымъ.И на него нашло это чувство головокруженiя до такой степени, что ему прямо стало тошно.«Что за ужасъ, что за ужасъ, – твердилъ Нехлюдовъ, оставшись одинъ. – Что это такое, зач?мъ все это? И я, я виноватъ въ этомъ».Главное чувство, не оставлявшее Нехлюдова все время, было страстное желанiе исправить то, что онъ считалъ, что онъ сд?лалъ, – поднять Катюшу, вернуть ее къ тому, что она была. Но ч?мъ больше онъ общался съ этимъ мiромъ, т?мъ больше онъ узнавалъ новаго, неожиданнаго, поражавшаго и какъ будто обвинявшаго его.Начавъ обвинять себя въ томъ, что было съ Масловой, онъ обвинялъ себя и во вс?хъ т?хъ жестокостяхъ, которыя, онъ узнавалъ теперь, совершались въ этомъ дом? и во вс?хъ т?хъ домахъ въ Россiи, гд? одни люди мучали другихъ подъ какой то туманной благовидной ц?лью.]

Въ то время, какъ Нехлюдовъ выходилъ изъ главной двери, къ ней подъ?хала и остановилась противъ него великол?пная рыжая пара съ пристяжкой, въ новенькой, блест?вшей чистотой пролетк? на шинахъ. И лошади, и сбруя, и кучеръ съ широкимъ задомъ и черной расчесанной глянцовитой бородой, и въ особенности с?докъ-офицеръ, въ новенькой, съ голубымъ отливомъ шинели, съ блестящими погонами и синей фуражкой, над?той немного на бокъ на черные, густые волоса, – все говорило о порядк?, правильности, благообразiи и благоденствiи.

Это былъ тотъ самый жандармскiй сыщикъ, про котораго разсказывала Марья Павловна и про хитрость, безжалостность и безнравственность котораго слыхалъ и Нехлюдовъ. Жандармскiй начальникъ этотъ покосился на Нехлюдова и, покручивая одной рукой нафабренный и завитой усъ, а другой поддерживая саблю, сошелъ съ пролетки. Надзиратель выскочилъ и, отворяя дверь, вытягивался передъ нимъ.

«Что за ужасъ, что за ужасъ, – говорилъ себ? Нехлюдовъ, направляясь къ дому. – И зач?мъ все это?»

И на него съ необыкновенной новой силой нашло и прежде испытанное чувство головокруженiя, доходящее до тошноты. Главное, ему тяжело и мучительно было то, что онъ чувствовалъ себя виноватымъ, участникомъ во вс?хъ этихъ ужасахъ. Вопросъ былъ ясенъ: что это такое? Необходимое условiе жизни или большое общественное злод?янiе?

** № 74 (рук. № 25).

Глава 49.

Оставшись одинъ въ контор?, Нехлюдовъ оглянулъ присутствующихъ: опять было н?сколько свиданiй политических, но гораздо меньше, ч?мъ въ первый разъ, и вс? лица были новыя. Изъ прежнихъ былъ только высокiй молодой ученый въ короткой жакетк?, по фамилiи Медынцевъ, какъ онъ въ тотъ разъ назвалъ себя Нехлюдову, и Марья Павловна, его сестра, румяная д?вушка съ бараньими глазами. Съ ними сид?лъ черноватый, съ насупленными бровями и торчащими вихрами надъ низкимъ лбомъ, сутуловатый челов?къ въ гуттаперчевой куртк?. Въ то время какъ Нехлюдовъ вошелъ, она говорила какъ разъ о немъ. Марья Павловна, д?вица съ бараньими глазами, узнавъ отъ брата, кто онъ былъ, предполагая, что у него большiя связи, говорила, что надо его просить помочь тому д?лу, которое нынче волновало вс?хъ политическихъ, а въ особенности ее, всегда и на вол? и въ тюрьм? бол?вшую вс?ми горестями своихъ сотоварищей и служившую, кром? себя, вс?мъ, кому она только могла служить.

– Вотъ и онъ, – сказала Марья Павловна, какъ только Нехлюдовъ вошелъ въ контору. – Пойду и скажу ему.

– Брось ты этихъ франтовъ. Ничего отъ нихъ толку не будетъ. Они, вс? аристократы, всегда солидарны, – мрачно сказалъ ей черный съ вихрами и насупленными бровями.

Чернаго звали Вильгельмсонъ. Онъ судился и ссылался по одному д?лу съ Марьей Павловной и пользовался уваженiемъ своихъ товарищей за свою прямолинейную твердость и умъ. Онъ былъ на ты съ Марьей Павловной, какъ и вс? его товарищи, и звалъ ее Машей. Но Марья Павловна не послушала его и большими шагами подошла къ Нехлюдову и, прямо глядя ему въ лицо своими бараньими глазами, поздоровалась съ нимъ, какъ съ знакомымъ, сильной большой б?лой рукой кр?пко сжимая его руку.

– Тутъ у насъ совершается отвратительная гадость, зв?рская жестокость, – сказала она р?шительно. – Я вижу, что васъ зд?сь уважаютъ, и вы в?рно им?ете связи. Помогите этому д?лу – тому, чтобы не пытали женщину, еще беременную.

– Что такое? Я не знаю, могу ли? – сказалъ Нехлюдовъ.

– Хотите вы или не хотите помочь?

– Хочу, очень хочу что могу, – съ т?мъ серьезнымъ видомъ, съ которымъ онъ говорилъ о вещахъ, считаемыхъ имъ самыми важными, сказалъ Нехлюдовъ. – Не знаю, могу ли?

– Хотите, ну и прекрасно, – сказала она, по его выраженiю понявъ его искренность. – Сд?лайте что можно, а тамъ видно будетъ. Видите ли…

И она разсказала ему, какъ тайная полицiя или охрана попала на новый сл?дъ людей не попавшихся и, чтобы затянуть и этихъ людей, выбрали изъ вс?хъ самую слабонервную, Дидерихъ, – правда, она и ближе была съ т?ми людьми, которыхъ они ищутъ, и начали мучать ее.

Meдынцевъ подошелъ къ нимъ и тоже, какъ знакомый, поздоровался съ Нехлюдовымъ. Вильгельмсонъ же, видимо не одобряя ихъ обращенiя къ Нехлюдову, сид?лъ, мрачно глядя передъ собою.

– Такъ вотъ они ее нравственно истязаютъ: то ув?ряютъ ее, что мы вс? сознались, что она только вредитъ себ?, то пугаютъ ее. По ночамъ входятъ къ ней безъ всякой надобности, только чтобы довести ее до крайняго нервнаго разстройства. Не даютъ ночь спать, а на утро ведутъ къ допросу. А она нервная, бол?зненная. Небось, не мучаютъ меня, – прибавила она улыбаясь, – знаютъ, что у меня нервовъ н?тъ, и отъ меня, кром? обличенiя ихъ же, ничего не добьются. Такъ вотъ можете вы сд?лать что нибудь?

– Знаю я вице-губернатора, правящаго должность.

– Скажите хоть ему, онъ можетъ.

– Потомъ въ Петербург? не могу ли я? Тамъ у меня есть кое-кто.