Полное собрание сочинений. Том 6. Казаки

Мудрено, родимый братец,
На чужой сторонке жить!

Так-то и ты.

– Ну, прощай, – сказал опять Оленин.

Старик встал и подал ему руку; он пожал ее и хотел итти.

– Мурло-то, мурло-то давай сюда.

Старик взял его обеими толстыми руками за голову, поцеловал три раза мокрыми усами и губами и заплакал.

– Я тебя люблю. Прощай!

Оленин сел в телегу.

– Что ж, так и уезжаешь? Хоть подари чт? на память, отец мой. Флинту-то подари. Куды тебе две, – говорил старик, всхлипывая от искренних слез.

Оленин достал ружье и отдал ему.

– Чт? передавали этому старику! – ворчал Ванюша: – всё мало! Попрошайка старый. Всё необстоятельный народ, – проговорил он, увертываясь в пальто и усаживаясь на передке.

– Молчи, швинья! – крикнул старик смеясь. – Вишь, скупой!

Марьяна вышла из клети, равнодушно взглянула на тройку и, поклонившись, прошла в хату.

– Лa филь![33 - [Девушка!]] – сказал Ванюша, подмигнув и глупо захохотав.

– Пошел! – сердито крикнул Оленин.

– Прощай, отец! Прощай! Буду помнить тебя! – кричал Ерошка.

Оленин оглянулся. Дядя Ерошка разговаривал с Марьянкой, видимо, о своих делах, и ни старик, ни девка не смотрели на него.

НЕОПУБЛИКОВАННОЕ, НЕОТДЕЛАННОЕ И НЕОКОНЧЕННОЕ(1852—1862)

* I. [ПРОДОЛЖЕНИЯ ПОВЕСТИ].[34 - [Все необходимые пояснения к неизданным текстам даны ниже в пояснительной статье.]]

* A.

Прошло два года съ т?хъ поръ, какъ Кирка б?жалъ въ горы. Въ станиц? ничего не знали про него. Говорили, что въ прошломъ году вид?ли его между абреками, которые отбили табунъ и перер?зали двухъ казаковъ въ сос?дней станиц?; но казакъ, разсказывавшiй это, самъ отперся отъ своихъ словъ. Армейскiе не стояли больше въ станиц?. Слышно было, что Ржавской выздоров?лъ отъ своей раны и жилъ въ кр?пости на кумыцкой плоскости.

Мать Кирки умерла и Марьяна съ сыномъ и н?мой одна жила въ Киркиномъ дом?.

Былъ мокрый и темный осеннiй вечеръ. Съ самаго утра лилъ мелкiй дождикъ съ крупою. Дядя Ерошка возвращался съ охоты. Онъ ранилъ свинью, ц?лый день ходилъ и не нашелъ ее. Ружье и с?ть, которую онъ бралъ съ собою, оттянули ему плечи, съ шапки лило ему зa бешметъ, ноги въ поршняхъ разъ?зжались по грязи улицы. Собаки съ мокрыми поджатыми хвостами и ушами плелись за его ногами. Проходя мимо Киркиной хаты и зам?тивъ въ ней огонекъ, онъ прiостановился. «Баба!» крикнулъ онъ, постукивая въ окно.—Т?нь прошла по св?ту и окно поднялось. «И не скажетъ, какъ челов?къ», сказала Марьяна, высовываясь въ окно.

«Легко ли, въ такую погоду ходишь». – «Измокъ, мамочка. Поднеси. А? Я зайду».

Баба ничего не отв?чала и судя по этому молчанiю Ерошка вошелъ къ ней. Казачки уже сбирались спать. Н?мая сид?ла на печи, и, тихо раскачивая головой, м?рно мычала. Увидавъ дядю Ерошку, она засм?ялась и начала д?лать знаки. Марьяна стелила себ? постель передъ печкой. Она была въ одной рубах? и красной сорочк?, (платк?) повязывавшемъ ея голову. Она теперь только, казалось, развилась до полной красоты и силы. Грудь и плечи ея были полн?е и шире, лицо было б?ло и св?же, хотя тотъ д?вичiй румянецъ уже не игралъ на немъ. На лиц? была спокойная серьезность. Курчавый мальчишка ея сид?лъ съ ногами на лавк? подл? нея и каталъ между голыми толстыми грязными ноженками откушенное яблоко. Совс?мъ то же милое выраженiе губъ было у мальчика, какъ у Кирки. Въ старой высокой хат? было убрано чисто. На всемъ были зам?тны сл?ды хозяйственности. Подъ лавками лежали тыквы, печь была затворена заслонкой, порогъ выметенъ… Пахло тыквой и печью. Марьяна взяла травянку и вышла сама за чихиремъ. Ерошка снялъ ружье и подошелъ къ мальчику. «Что, видалъ? сказалъ онъ, подавая ему на ладони фазанку, которая висела у него зa спиной. Мальчишка, выпучивъ глаза, смотр?лъ на кровь, потомъ осм?лившись взялъ въ руки голову птицы и стащилъ ее къ себ? на лавку. «Куря!» пропищалъ онъ: «Узь! узь! – «Вишь, охотникъ! Какъ отецъ будетъ, узь, узь!» поддакивалъ старикъ. Н?мая, св?сившись съ печи, мычала и см?ялась. – Марьяна поставила графинъ на столъ и с?ла. «Что, дядя, пирожка дать что-ли, или яблокомъ закусишь?» и, перегнувшись подъ лавку, она достала ему яблокъ пару. – «Пирожка дай! Може, завтра найду его, чорта, св?жина у насъ будетъ, баба». Марьяна сид?ла, опершись на руку, и смотр?ла на старика; на лиц? ея была кроткая грусть и сознанiе того, что она угащиваетъ старика. – «Сама пей! н?мая, пей»! закричалъ старикъ. Н?мая встала и принесла хл?ба, тоже съ радостью и гордостью [смотр?ла] какъ ?лъ старикъ. Марьяна отпила немного, старикъ выпилъ всю чапуру. Онъ старался держать себя кротко, разсудительно. – «Что же, много чихиря нажали»? – «Да слава теб? Богу, 6 бочекъ нажали. Ужъ и набрались мы муки съ н?мой, все одни да одни, нагаецъ ушелъ». – «А ты вотъ продай теперь, свези да хату поправь». – И то хочу везть на Кизляръ. Мамука повезетъ. – «И хорошо, добро, баба. А вотъ что, ружье то отдай мн?, мамочка, ей Богу. На что теб??» – «Какъ, какое ружье?» сердито закричала Марьяна: а этотъ выростетъ». (Мальчишка упалъ и заплакалъ.) «Разстр?ли тебя въ сердце!» и Марьяна вскочила и поднявъ его посадила на кровать. «А его ружье, вотъ эту», сказалъ Ерошка. – «Какъ же! легко ли, а ему то чего?» – «И выростетъ, так отъ меня все останется. Такъ что же?» Марьяна замолчала и опустила голову и не отв?чала.

Ерошка покачалъ головой и стукнулъ по столу чапуркой. «Все думаетъ да думаетъ, все жал?етъ. Эхъ, дурочка, дурочка! Ну что теб?? Баба королева такая, да тужить. Пана что отбила? Разв? онъ худа теб? хот?лъ?» – «Дурно не говори, дядя, ты старикъ», сказала Марьяна. «Хоть бы узнала про него, живъ онъ, н?тъ»; и она вздохнула. – «И что тужишь? Это, дай за р?ку пойду, я теб? все узнаю, только до Ахметъ-Хана дойти. Принеси чихирю, бабочка! что, вотъ выпью да и спать пойду. Что, живетъ небось въ горахъ, да и всё. Може женился. Эхъ, малый хорошъ былъ! И мн? жалко другой разъ, хоть бы самъ пошелъ къ нему. Слава есть: джигитъ! Вы что, бабы». Марьяна вышла за виномъ еще. Ерошка подошелъ къ н?мой и сталъ играть съ ней. Она мычала, отбивалась и указывала на небо и его бороду, что гр?хъ старику. Онъ только см?ялся. Ерошка сид?лъ бы до утра, ежели бы Марьяна не выгнала его. Пора было спать. Старикъ вышелъ изъ с?ней, перел?зъ черезъ заборъ и отперъ свою хату. Онъ захватилъ тряпку съ огнемъ и эажегъ св?чу. Онъ разулся и сталъ вытирать ружье. Въ комнат? было грязно, безпорядочно. Но ему было хорошо; онъ мурлыкалъ п?сню и чистилъ ружье.

Прошло съ часъ, огни потухли везд?, и у Марьяны, мракъ непроницаемый былъ на улиц?, дождикъ все шелъ, шак[алы] заливались около станицы и собаки отв?чали имъ. Старикъ потушилъ св?чу и легъ на лавку, на спину, задравъ ноги на печку. Ему не хот?лось спать, онъ вспоминалъ, воображалъ. Что, ежели бы онъ не попалъ въ острогъ, а былъ бы офицеръ, далъ бы 30 м[онетъ] онъ бы богатъ былъ и т. д. Душенька бы его и теперь любила. Эхъ душенька, какъ бывало св?чку зажжешь… Вдругъ: «О[тца] и С[ына] и С[вятого] Д[уха]!» послышался подъ окномъ слабый дрожащiй голосъ.

Кто это? подумалъ Ерошка, не узнавая голоса. «Аминь, кто тамъ?» – «Отложи, дядя!» – Да ты кто? прогорланилъ старикъ, не вставая. Никто не отв?чалъ, только стучали. Ерошка, размышляя, покачалъ головой, всталъ и отворилъ окно. На завалинк? его стоялъ челов?къ. Онъ всунулъ голову въ окно. – «Это я, дядя!» – Кирка! О[тца] и С[ына] и С[вятого] Д[уха]! ты? Чортъ!» и старикъ засм?ялся. <«Одинъ?»—«Не, съ чеченцемъ.>– отложи скор?й, увидятъ». – «Ну иди»! Дв? т?ни прошли на дворъ и, отодвигая задвижку, Ерошка слышалъ шаги двухъ челов?къ, вошедшихъ по ступенямъ. Кирка проскочилъ и самъ торопливо заложилъ дверь. Ерошка зажегъ огонь. Выс?кая, онъ при св?т? искры вид?лъ бл?дно изм?ненное лицо Кирки и другаго челов?ка; наконецъ ночникъ запалился. Онъ поздоровался съ чеченцемъ. – Чеченецъ былъ высокiй жилистый челов?къ съ красной бородой, молчаливый и строгой. «Будешь кунакъ», сказалъ онъ: «Вашъ казакъ. Завтра уйдемъ». Кирка былъ въ черкеск? съ пистолетомъ, ружьемъ и шашкой. Борода у него была уже большая. Онъ былъ бл?денъ и все торопилъ Ерошку запереть дверь. «Ты ложись тутъ», сказалъ онъ, указывая первую комнату чеченцу, а самъ вошелъ въ хату. – «Не придетъ никто къ теб?? А?» спросилъ Кирка: «а то, чтобы не видали».

– «Да ты что? скажи. Не пойму. Ты какъ пришелъ, чортъ? совс?мъ что ли?» спросилъ Ерошка.

– «Вотъ посудимъ. Гд? совс?мъ! Разв? простятъ? В?дь офицера то убилъ».

– «Ничего, ожилъ».

– «Эхъ! и посл? того много д?ловъ есть. Да ты чихиря дай, есть что ли? Эхъ, родные! все также у васъ то, все также?»

– «Къ баб? пойду, твоя хозяйка то жива, – у ней возьму! Я скажу, что Зв?рчикъ вел?лъ».

– «Ты ей, бляди, не говори. Охъ, погубила она меня. Матушка померла?»

– Да.

Ерошка пошелъ зa виномъ. Кирка разговаривалъ съ чеченцомъ. Онъ просилъ водки. Водка была у Ерошки. Чеченецъ выпилъ одинъ и пошелъ спать. Они говорили, какъ отпустилъ наибъ Кирку. Ерошка п[ринесъ?] то [?]. Кирка выпилъ дв? чапуры.

Ерошка: «Ну зач?мъ пришелъ? еще начудесишь».

– «Н?тъ, завтра повижу и уйду. Могилкамъ поклонюсь. Она стерва».

Ерошка: «Она не виновата. Офицеръ просилъ, замужъ брать хот?лъ, она не пошла».

Кирка: «Все чортъ баба, все она погубила; кабы я и не зналъ, ничего бы не было». Онъ задумался: «Поди, приведи ее, посмотр?лъ бы на нее. Какъ вспомню, какъ мы съ ней жили, посмотр?лъ бы».

Ерошка: «А еще джигитъ: баб? хочетъ пов?риться».

Кирка: «Что мн? джигитъ. Погубилъ я себя; не видать мн? душеньки, не видать мн? ма[тушки]. Убьемъ его? право? Убью, пойду – паду въ ноги». – П?сню поетъ. – «Что орешь?» – A мн? все равно. Пущай возьмутъ, я имъ покажу, что Кирка значитъ. – «Да завтра уходи». – Уйду. Федьку зар?жу, Иляску зар?жу и уйду. Помнить будутъ.

Ерошка: «Каждому свое, ты дурно не говори, теб? линiя выпала, будь молодецъ, своихъ не р?жь, что, чужихъ много».

«Я къ баб? пойду». – «Пойди!» и опять п?сню.[35 - Поперек через текст крупно: Онъ поетъ и д?лаетъ изъ себя патетическое лицо.]

Мар[ьяна]: «Д[ядя] Е[рошка] отложи». – Чего? – «Ты отложи, я видала». – Что врешь, никого н?тъ. – «Не отложишь, хуже будетъ». Кирка: «Пусти!» Марьяна вошла въ хату, прошла два шага и упала въ ноги мужу.

Кирка ничего не говорилъ, но дрожалъ отъ волн[енiя].

– «Станичный идетъ съ казаками!» крикнулъ Ерошка, смотр?вшiй въ окно. Чеченецъ и Кирка выскочили и поб?жали. Кирка выстр?лилъ въ Ерошку по дорог?, но не попалъ. Ерошка засм?ялся. Никто не шелъ, Ерошка обманулъ ихъ, не ожидая добра отъ этаго свиданья. —

На другой день дядя Ерошка провелъ утро дома. Марьяна бл?дная пришла къ нему. «Слыхалъ? Кирку въ л?су видали; Чеченцы изрубили казака». Вечеромъ самъ Поручикъ [?] вид?лъ Кирку, онъ сид?лъ на бревнахъ и п?лъ. Вечеромъ по?хали искать, вид?ли сл?ды. На 3-й день былъ праздникъ.

Часовня была полна народа; бабы въ платкахъ, уставщикъ въ новомъ армяк?, по крючкамъ, старухи, тихо, Марьяна стояла въ углу, вошелъ казакъ и сталъ скр[омно?], од?тъ странно. Одна баба, другая, до Марьяны дошелъ шопотъ, она оглянулась: Кирка! «Онъ, отцы мои!» Въ то же время два казака сзади подошли, схватили; онъ не отбивался. Les yeux hagards![36 - [Ожесточенный взгляд!]]

Письмо. Я вчера прi?халъ, чтобы вид?ть страшную вещь. Кирку казнили. Что я над?лалъ! и я не виноватъ, я чувств.....