Полное собрание сочинений. Том 6. Казаки

И мальчишки рысью пускались догонять передовыхъ казаковъ, которые съ п?снями и стр?льбой въ?зжали въ станицу.

Черезъ часъ уже ни однаго казака нельзя было встр?тить на улицахъ: вс? разбрелись по хатамъ. Въ каждой слышались громкiй говоръ, разсказы, п?сни – гулянье. —

Въ избушк? Марьяны шла въ эту ночь попойка до поздней ночи.

Федоръ Михайловичъ, дядя Епишка, батяка Гурка и два его товарища, съ нимъ вм?ст? пришедшiе изъ похода, сид?ли вокругъ стола, уставленнаго тарелками съ каймакомъ, нар?занной копченой рыбой и пирогами, пили, разговаривали, п?ли и пили, – пили столько, что Марьяна измучилась, б?дная, б?гать всю ночь съ чапурками изъ избушки въ чихирню и изъ чихирни въ избушку, и что глаза у раскрасн?вшихся собес?дниковъ покрылись какой-то мутной плевой. Языки плохо выговаривали слова п?сенъ, нап?вы приняли какое-то вялое, заунывное свойство, похожее на церковное, но казаки продолжали спокойно и методически п?ть, пить и разговаривать, не проявляя въ своихъ поступкахъ ни буйства, ни размашистой р?шительности, ни отчаяннаго упрямства, составляющихъ отличительный характеръ пьянства русскаго челов?ка. Они наслаждались съ достоинствомъ и приличiемъ. —

Марьяна постелила себ? и мужу на лапас? и съ понятнымъ неудовольствiемъ и нетерп?нiемъ – для женщины, не видавшей два м?сяца молодого мужа, стоя прислуживала въ избушк?, носила чихирь и съ досадой поглядывала на пьяныхъ гостей, которые, казалось, такъ хорошо расположились вокругъ стола, что нельзя было над?яться, чтобы они когда встали изъ-за него. Мужъ еще ни минуты не былъ съ ней наедин? и не сказалъ ей ни однаго, не только ласковаго, но искренняго слова. Въ простомъ класс? и особенно между казаками семейныя отношенiя совершенно изм?няются отъ присутствiя постороннихъ. Мужъ при чужихъ никогда не станетъ разговаривать со своей бабой, исключая приказанiй, которыя какъ слуг? онъ даетъ ей; но какъ скоро они остаются одни, естественное влiянiе женщины беретъ свое, и очень часто женщина, безропотно покорно повинующаяся ему при гостяхъ, съ глазу на глазъ заставляетъ мужа бояться себя. Совершенно наоборотъ того, что встр?чается въ нашемъ класс?. —

Дядя Епишка поетъ:

«Алой лентой перевью,
Поц?лую обойму,
Поц?лую обойму,
Надежинькой назову».

Федоръ Михайловъ. «Вотъ такъ дядя! Ужъ противъ его и молодому-то не съиграть п?сни».

Дядя Епишка. «Гуляемъ!!! Баба! поди налей, мать моя».

Марьяна. «Полна чашка, а все еще проситъ».

Дядя Еп. «Поди принеси еще осьмушку, умница, да и подноси съ поц?луемь. Вотъ такъ-то радуются! – Ты меня послушай, старика: в?дь я другому такъ бы радоваться не сталь, я радуюсь своему сыну хресному, не то, что онъ домой пришелъ, а то, что онъ молодецъ, – Чеченца срубилъ и коня привелъ. Вотъ такъ то скажи, какъ старики говаривали, а не то что: «чашка полная». Что чашка полная? еще принеси. Гуляемъ!!»

Казакъ. Еще помолимъ, Богъ дастъ, какъ крестъ получитъ. Старшiй урядникъ говоритъ: Давыдъ Купрiянычь сказалъ, что кому-кому, говоритъ, крестъ не выйдетъ, а что я, мыль, не сотникъ буду, коли Гурка, говоритъ, Инякинъ кавалеромъ не будетъ. —

Гурка. Э, братъ, на Давыда плоха и надежда. Какъ мы изъ наб?га приб?жали, у меня онъ два раза Чеченскаго коня просилъ: ты, говоритъ, крестъ получишъ, а коня мн? отдай; я говорю: въ чемъ другомъ, Давыдъ Купрiянычь, съ тобой спорить не стану, а что коня я домой приведу. Изв?стно: слава пошла, что Инякинъ Чеченца срубилъ и коня взялъ, а коня не будетъ. —

Дядя Еп. Молодецъ! я тебя люблю.

Федоръ Мих. «Ты челов?къ молодой, такъ долженъ бы все начальнику уважить; оно изв?стно, что надо служить правдой, да и фанаберiей то очень зашибаться не нужно. Какъ ни суди, а все онъ теб? сотникъ и своему Царю есаулъ».

Дядя Еп. «Много не говори. Дурно говоришь, брать. На виду вс?хъ Татарина срубилъ, да ему крестъ не дадутъ? Чего ужъ тутъ начальнику потрафлять, когда д?ло видное. Всякiй видитъ, что молодецъ, джигитъ. Вотъ какъ ты съ перышкомъ сидишь да по бумажк?: тр, тр, тр, тр! такъ теб? надо передъ начальниками вилять, вотъ такъ то, а Гурка молодецъ. Не то что Давыдка, а я чай и генералы-то и Царь ужъ про него знать будетъ. – Баба, налей осьмушку, родная».

Марьяна (тихо). Надулся, а все еще просить. —

Дядя Еп. Э-эхъ люди, люди! какой нынче св?тъ сталь!

Гурка. Налей, Марьяна!

Марьяна налила чапурку, поставила на столь и вышла изъ хаты. Старшая нев?стка давно уже храп?ла въ с?нцахъ; гости продолжали шум?ть за дверью.

«Какъ себ? хотятъ, такъ пусть и д?лаютъ», сказала она сама себе и пошла на лапасъ.

<Больше, ч?мъ когда нибудь думала она въ этотъ вечеръ о Губков?, который такъ постоянно пресл?довалъ ее два м?сяца, и чувствовала что-то врод? досады на самое себя. Ей приходила мысль, что она навсегда безъ причины оттолкнула отъ себя счастiе, которое она смутно, но т?мь съ большей силой предчувствовала съ челов?комъ, такъ страстно выражавшимъ ей свою любовь и такъ мало похожимъ на холодно-грубыхъ мущинъ, которыхъ она знала до т?хъ поръ. – Она ожидала, что присутствие мужа избавитъ ее отъ искушенiя, начинавшаго тревожить ее; но вышло наоборотъ. Она еще не сознавала свою любовь къ Губкову, но чувствовала уже, что не можетъ любить мужа какъ прежде. И это она поняла только теперь, когда увидала его.>

Не разъ невольно посмотр?ла она на дверь и окна хаты своего постояльца, но ничто въ ней не шевелилось, и она съ досадой подумала о томъ, что при муж? Губковъ не будетъ больше приходить стучаться въ ея ставень и просить, ласкать и уговаривать ее. —

Наконецъ пьяные голоса казаковъ послышались на двор?, они простились съ хозяиномъ, и нев?рные шаги и хриплые голоса ихъ, постепенно удаляясь, совершенно замолкли. —

Черезъ н?сколько минутъ кто то, оступаясь и нетвердо хватаясь за жерди, л?зъ на с?но. Совершенно пьяный Гурка, мыча и отдуваясь, улегся подл? своей хозяйки.[41 - Перед заглавием четвертой главы и после него другим, более крупным почерком автор набросал конспективно несколько фраз, намечающих дальнейшее развитие плана уже при иной ситуации и с другими именами лиц: Объясненiе К[ирки] съ М[арьяной]. [Марьяна] говоритъ, что придетъ. – Кирка ушелъ на кордонъ. Ржавскiй остался въ станице. Коли такъ, то пропадай все. Воровство табуновъ.]

Глава 4-я.

<«Далече, дядя?» – Посид?ть хочу, отв?чалъ с?добородый плотный казакъ въ оборванномъ желтомъ зипун?, сзади и съ боковъ подоткнутомъ за поясъ, въ обл?злой попашк?, над?той навыворотъ, и оленьихъ поршняхъ, плотно обтягивающихъ его огромныя ноги, и съ двуствольной флинтой и кобылкой за плечами, подходившiй к посту.>

* № 2. * Из варианта № 3.

Прошло полтора месяца.

Ржавскiй обжился въ станице и образъ жизни, который онъ велъ, больше и больше нравился ему. Станица Гребенскаго полка есть Капуа для Кавказскихъ войскъ. Посл? иногда годовой жизни въ кр?пости или лагер?, Кавказецъ, попадая въ станицу, усиленно предается вс?мъ т?мъ наслажденiямъ, которыхъ онъ былъ лишенъ по ту сторону Терека. Въ числ? этихъ наслажденiй главное м?сто занимаютъ свобода, охота и женщины. <Едва ли есть гд?-нибудь въ мiре охота, богаче той, которую можно им?ть на Кавказской линiи. Женщины Гребенскихъ казаковъ не даромъ изв?стны своей красотой по всему Кавказу.> Ржавской былъ еще очень молодой челов?къ, но несмотря на то <или именно потому> уже запутавшiйся въ отношенiяхъ общественной жизни. Съ нимъ случилось то, что случалось съ весьма многими честными и пылкими натурами въ наше время. Безобразiе русской общественной жизни и несоотв?тственность ея съ требованiями разума и сердца онъ принялъ за в?чный недостатокъ образованiя и возненавид?лъ цивилизацiю и выше всего возлюбилъ естественность, простоту, первобытность. Это была главная причина, заставившая его бросить службу въ Петербург? и поступить на Кавказъ. Бытъ казаковъ сильно под?йствовалъ на него своей воинственностью и свободой. Поселившись въ станиц?, онъ совс?мъ пересталъ вид?ться съ офицерами, бросилъ карты, не ?здилъ въ штабъ полка, оставилъ книги, а все время проводилъ на охот?, у кунаковъ въ аулахъ и съ дядей Ерошкой, который каждый вечеръ приходилъ къ нему выпивать осьмуху чихиря и разсказывать свои исторiи. – Ржавскiй былъ еще въ томъ счастливомъ возраст?, когда на каждую сторону жизни въ душ? отзываются нетронутыя, неиспытанныя струны, когда каждый подвигъ, каждое преступленiе, каждое наслажденiе, каждая жертва кажутся легки и возможны. Слушая разсказы старика, онъ самаго себя вид?лъ во вс?хъ т?хъ положенiяхъ, о которыхъ говорилъ дядя Ерошка. <Дядя Ерошка былъ для него выраженiе всего этаго новаго мiра и слова его производили сильное влiянiе на молодого челов?ка. Чего не испыталъ, чего не видалъ этотъ старикъ? И несмотря на то, что за спокойный эпикурейскiй взглядъ былъ вид?нъ во вс?хъ краснор?чивыхъ словахъ его, во вс?хъ п?вучихъ, самоув?ренныхъ интонацiяхъ.> Говорилъ ли онъ про свои наб?ги въ горы, про воровство табуновъ въ степяхъ, про гомерическiя попойки, про д?вокъ, которыхъ онъ съ ума сводилъ, какой-то внутреннiй голосъ говорилъ молодому челов?ку: ты можешь, ты все это можешь.

И д?йствительно, все бы это онъ могъ, потому что онъ былъ см?лъ, ловокъ и очень силенъ, ч?мъ онъ очень гордился. Но одна сторона этой жизни и самая привлекательная для него – женщины, по странному свойству его характера была неприступна для него. <Онъ былъ заст?нчивъ съ женщинами не своего круга до такой степени, что подойти къ казачк?, заговорить съ ней было для него физически невозможно. Онъ испытывалъ физическое страданiе при одной мысли о приведенiи въ исполненiе этаго нам?ренiя.> Первая молодость Ржавскаго прошла такъ, что онъ не зналъ любовныхъ отношенiй къ женщин? безъ уваженiя къ ней. Съ д?тства и до 19 л?тъ онъ зналъ только одну любовь къ кузин?, на которой онъ твердо нам?ренъ былъ жениться. Любовь его прошла, но прошелъ и тотъ опасный возрастъ, въ которомъ подъ влiянiемъ чувственности и легков?рiя легко д?лаются сд?лки съ нравственнымъ чувствомъ. – Онъ мучался, желалъ, зналъ причину своихъ мученiй и ц?ль желанiй, но неприступная ст?на отд?ляла его отъ всякой женщины, которой, онъ чувствовалъ, не могъ бы весь отдаться. И ч?мъ больше онъ вид?лъ возможность осуществленiя своихъ желанiй, т?мъ сильн?е становилась его заст?нчивость, переходящая въ бол?зненный страхъ и подозрительность, при столкновенiяхъ съ женщинами, которыя ему нравились.

Читатель ближе познакомится съ нимъ изъ писемъ его къ своему прiятелю. – Скажу только, что прiятель, который страстно любилъ его, получая отъ него письма, всегда говорилъ: «Какъ это на него похоже! Опять новинькое!» И хотя ни на минуту не сомн?вался въ его честности и правдивости, впередъ уже считалъ все, что писалъ Ржавскiй, увлеченьемъ и преувеличеньемъ.

* № 3.

[а) Редакция первая.]

Я пошелъ на удачу. Долженъ признаться, что мн? становилось жутко. В?теръ поднимался сильн?е, тучи находили гуще, и быстро смеркалось. Я вышелъ на дорожку и пошелъ по тому направленiю, по которому предполагалъ станицу. Все кругомъ меня казалось мн? такъ пусто, дико. Никакого звука, нигд? сл?да челов?ческаго, только в?теръ сильн?й и сильн?й разъигрывался въ вершинахъ. Я зашелъ въ какiе-то камыши. Справа былъ р?дкой обвитой ползущими сухими растеньями л?съ, сл?ва безконечное море камышей. Деревья были поломаны вверху в?тромъ и голы, кое гд? попадались полянки песку съ б?дной растительностью, камышъ все шелъ гуще и гуще съ л?вой стороны дороги, и дорога по канав? становилась мен?е и мен?е зам?тна. – Объ охот? я уже и не думалъ и чувствовалъ убiйственную усталость. Вдругъ подл? меня страшно затрещали камыши, приближаясь ко мн?, зашевелились их макуши. Я вздрогнулъ вс?мъ т?ломъ и схватился за ружье. Это была моя собака. Я испугался. Мн? нехорошо было на душ?. Пройдя еще съ версту, мн? показалось, что я слышу какой-то другой звукъ, кром? в?тра, я остановился и сталъ слушать. – Въ какое это необитаемое м?сто зашелъ я. – Впереди меня гуд?ло что-то и на минуту мн? показалось, что я слышу голосъ челов?ка. Я прислушался: д?йствительно это былъ голосъ. Я удвоилъ шагъ и пошелъ впередъ. Вдругъ поднявъ голову я увидалъ открытое м?сто, быстро текущую воду Терека, два кудрявыя дерева и между ними вышку. Солнце вышло на мгновенье изъ-за тучъ, яркимъ св?томъ блеснуло по вод? и камышамъ и въ то же мгновенье до слуха моего ясно долет?лъ звукъ прелестнаго мужскаго голоса, поющаго русскую п?сню. Это былъ кордонъ.[42 - Это часто встречающееся название казачьего сторожевого поста автор обычно пишет по выговору через а. Мы не передавали этой особенности, от которой он отказался сам, печатая свою повесть.] Лошадь въ с?дл? ходила въ камышах, у Терека у плетня сид?лъ казакъ и п?лъ. Какъ теб? описать чувство радости которое я испыталъ въ эту минуту. Бываютъ безъ причины такiя минуты. Все, что я вид?лъ, казалось мн? прекраснымъ и глубоко западало въ душу. Какой-то голосъ говорилъ: смотри, радуйся, вотъ оно, вотъ оно! – Чувство страха прошло. Какое-то тихое блаженство мгновенно зам?нило его. – Вотъ такiя, никому неизв?стныя таинственно-личныя наслажденiя составляютъ прелесть зд?шней жизни. Я подошелъ къ казаку, который п?лъ. Онъ оглянулся и продолжалъ п?ть. Это былъ Кирка, крестный сынъ и сос?дъ Ерошки, и единственный челов?къ, котораго старикъ исключаетъ изъ общаго презр?нiя ко всему новому покол?нью казаковъ. – Д?йствительно этотъ малый зам?чательная личность. Не думай, чтобы онъ поразилъ меня только въ эту минуту особой воспрiимчивости. Я уже и прежде видалъ его и въ первый разъ, какъ его виделъ, почувствовалъ къ нему странное влеченiе, сладкую и робкую адмирацiю, какъ передъ женщиной. Случалось ли теб? влюбляться въ мущинъ? Я безпрестанно влюбляюсь и люблю это чувство. Этотъ казакъ сразу поб?дилъ меня своимъ голосомъ. Ни въ чертахъ лица его, ни въ сложенiи н?тъ ничего необыкновеннаго, хотя они красивы, но во всемъ общемъ столько гармонiи и природной грацiи и, главное, силы, притомъ во вс?хъ частностяхъ столько н?жнаго, изящнаго, что, мн? кажется, всякой долженъ непрем?нно также подчиненно полюбить этаго казака, какъ и я. Выраженiе его глазъ такое веселое, доброе и вм?ст? немножко pfiffig,[43 - [насмешливое,]] улыбка у него такая изящная, открытая и немного усталая, во вс?хъ прiемахъ такое спокойствiе и неторопливость грацiи… Но главное, пл?нившее меня, это – голосъ и см?хъ. Голосъ чуть-чуть погруб?е женскаго контралъта и см?хъ прозрачный, грудной, отчетливой и такой сообщительной. – Онъ п?лъ теперь одну изъ моихъ и своихъ любимыхъ п?сенъ:

Изъ села было Измайлова,
Изъ любимаго садочка государева
Тамъ ясенъ соколъ изъ садика вылетывалъ.
За нимъ скоро вы?зжалъ младъ охотничекъ,
Манилъ онъ яснаго сокола на праву руку:
«Поди, поди, соколъ, на праву руку,
За тебя меня хочетъ православный царь
Казнить-в?шать».
Отв?тъ держитъ ясенъ соколъ:
«Не ум?лъ меня ты держать въ золотой кл?тк?
И на правой рук? не ум?лъ держать,
Теперь я полечу на сине море,
Убью я себ? б?лаго лебедя,
Наклююсь я мяса сладкаго лебедикаго.

Онъ говоритъ: лебедикаго, и я люблю это ломанье.

Страница рукописи (№ 20) одного из вариантов к I части „Казаков“

Размер подлинника

В?теръ слышенъ былъ сзади глухо въ л?су, р?ка буровила на заворот? и сильно, звучно заливался голосъ. Когда я вплоть подошелъ къ нему, онъ приподнялся, снялъ шапку и подошелъ ко мн?.

«Далеко зашли», сказалъ онъ своей устало самонад?янной улыбкой.

– «А что далеко до станицы?