Начистоту в ли-бемоле

Те, что разбились о скалы – кто-нибудь да спасёт.

Я хотела бы вырасти, городом стать, страной, –

но у судьбы-злодейки слишком зубастый рот.

Я хотела бы метко, как маленький Телемах,

окропить человечество рифмами: путь открыт!

Но секундная стрелка свершает незримый взмах,

и я вновь – одичалый берег. Мне сцилл и чуть-чуть харибд

без колец на усталых пальцах,

без героя под парусами,

что захочет навек остаться

в тени моих личных скал.

Если путник не прочь сорваться –

он сделает это сам.

А когда-то меня любили… ах, как любили!

А когда-то меня носило в облаках и бросало в жар.

Но зубастые музы подпилили мои стропила,

а влюблённые воины не сумели сдержать удар –

и теперь целят в спину памятью в сотню ом

сквозь зубчатые жалюзи. Кем-то стали они в итоге?..

Я бы вышла в море спасительным маяком –

да Громовержец спьяну забыл мне оставить ноги.

И уходят в закат дороги,

по которым мне не идти.

Мир корёжится от изжоги,

не найдя моего пути.

В тамбуре курят боги,

дышат в стекло: «прости».

Ты ошибся, Отче? Бывает. Не обессудь.

Не ту душу ты запер в горнице без дверей.

Не я выбирала себе этот длинный зубастый путь –

он сам меня выиграл в небеснейшей из лотерей.

Я зубами вгрызаюсь в плоть бесполезных знаний.

Я крепко сжимаю зубы, когда мне бывает трудно.

А трудно бывает. Да что уж там – постоянно.

У меня, вероятно, очень плохие зубы.

ОН. Зубастых людей и без тебя хватает, не переживай. Но ведь ты всё правильно сказала. Не мы выбираем себе пути и обстоятельства – тем не менее, мы способны сделать выданный нам путь своим и выстелить его добрыми делами. Как там?..

Эта планета – переполненная палата.

Здесь дурно пахнет и кого-то всегда хоронят.

По планете дрейфуют боги в белых халатах –

боги с глазами рыб, обаятельные Хароны.

У них всегда, разумеется, правильные решения,

и воздух вибрирует в ритме больной кантаты,

когда в ловких руках появляется шприц с волшебным,