Сети разума

– А нельзя было как-то побыстрее добраться до Сарнатха? – Ингрид заметно устала, и ей уже не терпелось оказаться в пункте назначения.

– А ты смогла бы ехать на рикше? – улыбнулся Шнауц. – Хотя бы на вело-рикше?

Ингрид поёжилась, а Ларс впервые за всю дорогу расхохотался:

– Да она даже в ресторан нормальный зайти не может – не любит, чтобы ей «прислуживали». А тут на живом человеке ехать.

– Да ладно, я же не ною, я просто спросила, – сказала тоненькая блондинка и вздохнула: – Сфоткай меня хотя бы на фоне буйволов.

Стадо буйволов с унылым погонщиком, одетым лишь в грязно-серую набедренную повязку, как раз уныло тащилось через пыльную дорогу. Девушка встала на их фоне, приняла красивую, как ей показалось, позу и немного неестественно улыбнулась. Ларс достал из кармана смартфон и сделал пару снимков.

Через час с небольшим глазам путников предстала окраина Сарнатха, а ещё полчаса спустя двое шведов и немец входили в просторное здание из светлого припыленного веками песчаника, у которого вместо окон и дверей были пустые проёмы – и в них виднелись спины сидящих и стоящих людей. Внутри царила полутьма, неожиданная прохлада и сильный пряный аромат индийских благовоний. Вновь прибывшие молча бросили свои сумки в углу вместе со всеми, расстелили коврики там, где было место, и уселись в удобных позах, стараясь никого не потревожить.

По углам горели свечи в аромалампах, но основной свет проникал в помещение из проёмов для окон и дверей, огибая застывших как статуи учеников.

Людей в помещении было относительно не много, человек тридцать, и все они задумчиво внимали высокому индусу крепкого телосложения в белоснежном одеянии. У него была ухоженная борода и тёмные волосы с заметной проседью. Мужчина сидел у дальней от входа стены в позе лотоса на некотором возвышении по сравнению с остальными, и говорил с учениками почти на чистом английском, лишь с едва уловимым хинди-акцентом. Говорил он тихо, но дикция была чёткой, как у хорошего преподавателя университета:

– Тот, кто освободится от своих привязанностей, больше никогда не родится в этом мире, но это не означает конца существования. Бытие и небытие суть одно и то же, и не быть – то же самое, что быть. Научиться принимать себя таким, каков ты есть, необходимо для того, чтобы впустить в себя свет и нести его в этот мир. Незнание – тьма, и отказываясь от себя, вы добровольно погружаетесь во тьму… Все наши проблемы возникают тогда, когда мы начинаем противопоставлять себя самим же себе в то время, как мы все – суть одно. Одна душа. Один Брахман. Бесконечность. Вся наша жизнь от рождения и до самой смерти – один долгий путь к себе, путь познания себя. И путь этот никогда не будет ровным и гладким – он будет сложен и извилист, будет уходить в сторону и заставлять вас делать круги, на нём будут попадаться кочки и овраги, но только преодолевая все эти трудности вы можете быть уверены, что вы на правильном пути.

Ингрид взглянула на Ларса, которому всё происходящее было глубоко безразлично – он просто радовался, что любимая рядом, и больше не надо никуда идти: его ноги гудели от непривычно долгой ходьбы, а кожа горела от солнечных ожогов. Девушке, казалось, ни разбитая дорога, ни непривычное бледной шведской коже солнце не причинили особых неудобств. Ингрид торжествующе улыбнулась, глядя на парня, – мол, теперь-то ты видишь, что я была права, – и снова обратила взор на Учителя.

– Самый важный вопрос в этой жизни – вопрос «кто я?». Вы должны задавать его себе снова и снова, каждый день, каждый час, каждую минуту. От того, кто вы, зависит то, что вы должны делать и куда идти. Главная ошибка, которую мы все совершаем в начале пути – отождествление себя, своего истинного «я», со своими мыслями, чувствами, эмоциями. Мы действительно верим в то, что это мы. Мы верим в то, что мы – это наше физическое тело, которое нуждается в пище, одежде, крыше над головой. Мы верим в то, что это мы испытываем холод, голод, страх… в то, что это нам нужно человеческое общение и люди рядом. Однако правда в том, что всеми живыми существами на этой Земле руководят лишь два основных инстинкта – стремление всеми силами избежать боли и стремление получить удовольствие. И когда мы поддаёмся этим стремлениям, мы всё больше уподобляемся животным и всё дальше удаляемся от самих себя, от своего истинного «я», и навеки попадаем в паутину страхов и удовольствий, в паутину жажды жизни и страха перед смертью. Мы так боимся умереть, что забываем о том, что эта жизнь у нас не единственная, и что после её окончания нам предстоит снова родиться и продолжить свой путь. Я призываю вас быть осознанными. Стать осознанными, пробудиться. Вы все оказались здесь не просто так. Вы здесь, потому что так должно быть. Так используйте время своего пребывания здесь для того, чтобы понять, кто вы на самом деле. Медитируйте. Размышляйте. Изучайте себя снова и снова…

Дитер глубоко вдохнул знакомый сладковато-пряный аромат благовоний, ненадолго задержал дыхание и закрыл глаза. Его сердце преисполнилось спокойным тихим счастьем – таким, какое возникает, когда после долгого утомительного путешествия возвращаешься, наконец, домой…

***

Было чудесное весеннее утро пятницы, когда Юрий Котов проснулся от звука включенного телевизора, доносящегося из кухни, и посмотрел на часы. Без пяти шесть – будильник ещё не звонил, а Рита уже вовсю крутится на кухне – наверное, готовит что-то вкусненькое. Пахнет сдобой и жареной картошкой – Юрий с детства обожал на завтрак жареную картошку, залитую яйцом и присыпанную свежей зеленью и тёртым сыром: тогда это значило, что сегодня у мамы выходной, и она весь день проведёт с сыном… С тех пор прошло много лет – в минувшем месяце Юрию исполнилось тридцать шесть, – отношения с матерью были давно и безнадёжно испорчены, а омлет с картошкой так и остался любимым блюдом парня на завтрак…

Вообще он не любил просыпаться так рано (даже от запаха любимой еды), но сегодня разлёживаться было некогда. Котов встал, быстро застелил кровать, привычно завязал в хвост спутавшиеся тёмные волосы, чтобы не лезли в лицо, и, как был, в пижаме, вышел на просторную кухню. Рита стояла у плиты спиной к нему и что-то помешивала, пританцовывая и напевая себе под нос. Полкухни занимает невысокий круглый стол со стеклянной столешницей и деревянными резными ножками и два глубоких бежево-коричневых кресла с несколькими диванными подушками, но для холодильника, плиты, шкафов с посудой и танцующей девушки осталось ещё достаточно места.

В уютную двухкомнатную квартиру молодой человек переехал несколько лет назад – успел до очередного кризиса оформить рублёвую ипотеку и перебрался из съёмной комнаты на другой конец Москвы. По сути, это было его первое собственное жильё, и Юрий всё никак не мог нарадоваться тому, что теперь у него есть «свой угол». Несколько месяцев он потратил на то, чтобы обставить квартиру мебелью, завесить окна занавесками, а стены – картинами современных, то есть никому не известных, художников, и везде натыкать вазочек, светильников, горшков с цветами, статуэток и прочего декора. Любой, кто впервые посетил бы этот дом, решил бы, что здесь живёт большая семья, причём уже очень давно: всё видимое пространство было заставлено, покрыто, украшено, декорировано. Предметов было много, как и стилей, но всё странным образом неплохо сочеталось между собой – так оформить квартиру мог какой-нибудь модный дизайнер, хотя моде счастливый владелец жилья на южной окраине Москвы не следовал никогда – он просто любил комфорт и красивые (хотя порой они были такими только для него) вещи.

Увидев Юрия, Рита подошла к нему, крепко обняла и поцеловала, не разнимая объятий.

– Мой любимый соня проснулся, – улыбнулась она, заглядывая парню в заспанные серые глаза.

Котов поморщился:

– Честно говоря, был бы выходной, я бы с удовольствием поспал подольше… Чувствую себя так, как будто встать-то я встал, но проснуться – не проснулся… Но Шереметев же ещё в отпуске, так что я за него… Нальёшь кофе?

Рита сегодня чудо как хороша – подобранные наверх светло-рыжие растрёпанные волосы, маленькие жемчужинки в ушах и сводящие с ума высокие скулы, нежно оттенённые персиковыми румянами. Зелёное шёлковое кимоно, надетое, по всей видимости, прямо на голое тело и мягко подчёркивающее плавные женственные изгибы, едва доходит до середины бедра. Кажется, стоит Рите встать на цыпочки и вытянуть руки вверх, увлекая вверх и кимоно…

Котов, устроившись в уютном кресле, откровенно любовался девушкой.

Рита на другом конце кухни включила кофемашину и подставила чашку:

– Эй, я чувствую, куда ты смотришь! – возмущение было притворным, девушка улыбалась.

Юрий улыбнулся в ответ:

– Ну не в телевизор же пялиться, в самом деле, – сказал он и посмотрел в плазму на стене.

Было время утренних новостей – и, как часто бывает в России, новости оказались не слишком жизнеутверждающими.

– Очередное ритуальное убийство произошло на юге Москвы, – бодро вещал диктор в сером костюме с розовым галстуком. – Убиты двое подростков, на вид примерно 17-18 лет. Полиция просит всех, кому что-либо известно, сообщить об этом по телефонам, номера которых вы видите сейчас на экране.

Вместе с номерами телефонов на экраны вынесли фото подростков – парень и девушка, совсем юные, светлые… с детским любопытством в глазах… Кто мог убить их и за что?

– На месте преступления найдена одежда жертв, – продолжал диктор, а на экране в это время показывали место преступления – небольшую поляну в лесу с пепелищем от костра и разбросанным вокруг мусором.

Юрий раздражённо схватил в руки пульт:

– Кому нужны эти криминальные новости по утрам!

Рита поставила перед ним чашку с горячим кофе:

– Картошка будет через минуту, пирог – через десять минут, как раз успеешь, – девушка взглянула на экран и застыла: – Смотри, фигурка!

Но Котов уже успел переключить на другой канал и растерянно посмотрел на Риту, в её большие голубые глаза:

– Какая ещё фигурка?

– Переключи, скорей переключи обратно! – Рита отчаянно замахала руками.

Однако репортаж уже закончился, и диктор перешёл к сводке ДТП по городу за прошедшие сутки.

– Жалко, уже закончилось, – расстроилась девушка. – Ладно, потом постараюсь в и-нете найти…

– Да что там за фигурка, ты можешь объяснить?

– Фигурка одна… показалась мне знакомой… такая, слепленная из чего-то, типа алебастра, не знаю… или вырезано по кости – хотя вряд ли, там очень тонко… Мне кажется, я где-то видела такую… Ой!

Рита подбежала к плите и схватила сковородку:

– Чуть не сожгла твою картошку… – и стала перекладывать содержимое сковородки в большую плоскую тарелку с красно-синим орнаментом по краю.

– Завтрак важнее самых важных новостей, – улыбнулся Котов. – А твоя фигурка важнее любой другой. Иди-ка сюда, я тебя обниму!

Девушка улыбнулась в ответ, поставила перед ним тарелку с дымящейся едой, позволила на секунду обнять себя за бёдра, и выскочила из кухни, крикнув из коридора: «Я на минуточку!».

Котов пожал плечами и стал есть – горячо, но подождать ещё пару минут невозможно. Как и в детстве, омлет с картошкой был прекрасен.

Девушка вернулась, когда тарелка Юрия уже опустела, держа в руках старый пожелтевший альбом с детскими рисунками.

– На пока, смотри, – Рита сунула альбом в руки парня. – А я достану пирог.

Юрий рассеянно раскрыл альбом: