Дочь севера. Гвардеец по распределению

Слышишь, травница? Это все не настоящее. А я нет. Я реален. Слушай меня, иди за мной. Помнишь?

Помню! Я помню этот голос. Бархатный, с рычащими нотками. Тяжелый и твёрдый, под стать хозяину. Но кто же его хозяин? И откуда я его знаю? Новые вопросы ударили с новой силой, выворачивая меня наизнанку. Но я слышу, я так хочу слышать этот голос!

Давай, следуй за моим голосом! Сможешь ещё раз мне сказать, что-нибудь колкое и презрительно посмотреть.

Да, я точно говорю ему что-то неприятное. Но почему? Я ведь хочу совсем другого! Точно знаю, что моя душа рвётся к этому тембру, как к самому дорогому в жизни!

Ну же возвращайся! Прошу тебя. Лиабэл, Лиа.

Лиа, я Лиабэл! Дочь севера, травница! Я просто легла спать, в лесном карауле. Осознание ослепляет последней вспышкой боли, после чего я наконец могу раскрыть глаза. Но мне страшно. Очень страшно, как будто это был не кошмар. А явь. Невозможная, но слишком реалистичная! Меня трясёт, но тут я чувствую крепкие объятья.

Как же так получилось, что эти руки я узнаю сразу же? Мне не нужно открывать глаза, задавать вопросы. Твёрдая хватка, как капкан, надежная опора, как скала. И их хозяин, который наверняка сейчас презрительно кривиться. Но мне так страшно, больно и плохо. Было. А теперь спокойно, тепло и хорошо. Давно мне не было так хорошо.

Сама не понимая, что творю, я продолжаю тянуться к этим ощущения. Схватилась за них, уткнулась. Меня окутал любимый запах древесный смолы. И почему им пахнет самый невозможный мужчина в мире? Мгновения растянулись, но мне хотелось, чтобы время вообще остановилось.

Не знаю, что это было, но точно понимаю одно. Нахальный гвардеец вытянул меня. Из этого страшного состояния. Вытянул, помог, а сейчас стойко терпит мои неловкие объятья. Может мне далеко до аристократов с их воспитанием, но элементарным вещам я обучена.

– Спасибо, – тихонько шепчу, не спеша отодвигаться от своего спасителя, – не знаю, что на меня нашло. Но спасибо, что разбудил.

– Ты не спала, – раздался слегка дрожащий голос – это была ментальная атака.

– Быть не может, но как я тогда…

Резко отодвигаюсь и понимаю как. Ментальные атаки – это страшное оружие. Не многие маги умеют работать с разумом, а уж подчинять, вытягивать информацию, менять воспоминания – вовсе единицы. Подобное вмешательство без добровольного согласия и называют ментальными атаками. Вывести из этого состояния может лишь сам атакующий или сильный целитель. Но гвардейцы не владеют целительской магией. А значит вытащить он мог меня только сырой силой. Бледный цвет лица, дрожащие руки и совсем безжизненные глаза тут же подтвердили мою догадку.

Я сама знаю, что такое последствия от использования резерва без плетения заклинаний. Слабость, головокружение, тошнота и боль. И чем больше сырой силы ты берёшь, тем хуже отдача. Боги, да он же сейчас просто из последних сил должен держаться!

– Гвардеец Примонд, вы как? Боб мне в лоб! Что же вы наделали?

– Надеюсь спас, – он устало усмехнулся и пристально прожигал меня своим темным взглядом, в котором снова горели синие и фиолетовые искры.

– Конечно спас, конечно, спас, – я запричитала и метнулась к своему поясу. Где же эта склянка тряклятая? А вот! – теперь награда, выпейте быстро!

Откупорила бутылёк со своей укрепляющей, бодрящей эссенцией и протянула ему. Если он взял слишком много чистой силы, это может сжечь его изнутри. Нужно срочно помочь организму, который перенасыщен сырой магией. Но мужчина даже не шелохнулся.

– Нет.

– В смысле нет? – опешила я. Как он, одним словом, вводит меня в такой ступор?

– Хочу другую награду.

– Снова будет плохая шутка? – нахмурилась я, а он рассмеялся. Что я ему шут что ли?

– Нет, будет серьезная просьба. Повторная. – я напряглась, не нравятся мне эти смешинки в глазах под которыми залегли тёмные тени. Ему бы отдохнуть, подумать о своём состоянии, а он не пойми, чем страдает!

– Ну?

– Гастиль. А ты будешь Лисичкой.

– Чего?

– Гастиль. Ты зовёшь по имени всех. Кроме меня. И тебя зовут Лисичкой, я слышал. Тоже так хочу.

Он нормальный вообще? В таком состоянии заботиться о том, как кто кого зовёт?

– Хорошо-Хорошо, Гастиль. Выпей, ну же! Видок у тебя не очень, а это поможет. Правда!

– Хорошо, Лисичка, – он прикрыл глаза и стал заваливаться, – сейчас через секунду…

Гвардеец обмяк и рухнул, не успев договорить. Только в последний момент я успела придержать голову. Ловить тело, даже не пыталась, скорее он бы меня просто придавил, чем я его удержала. Демоны бездны. Ему жизненно необходимо было поговорить об именах именно сейчас!

– Идиот, я буду звать тебя идиот… нашёл ведь время! А ещё спрашивал, как я догадалась о происхождении? Только вас аристократов такая чушь, как обращения друг к другу, и заботит…

Я причитала, пока аккуратно вливала в нахала весь пузырек эссенции. Слава богам он все выпил, только тогда я чуть отстранилась и посмотрела на лежащего без чувств гвардейцу. Без чувств, но со странной улыбкой на устах. Безумный какой-то…

Гастиль диль ван хейзен Примонд

Тёплая. Какая же она маленькая и тёплая. Лисичка. Хотел ее так назвать, как только услышал обращение от хозяина постоялого двора. Или все это просто бред на фоне переутомления?

Я чувствовал себя пустым. Но щебетание, рыжей долетавшее до меня сквозь дрему, вызывало теплоту. Как она вся. Маленький комочек, который теперь будет звать меня по имени. Звучащим из ее уст по-особенному.

Как же она права, что аристократов заботит только их имена. Выпячивают приставки, показывающие сословие, надевают все положенные украшения родов, объявляют регалии при каждом удобном случае. Это казалось и мне нормой. Ведь даже дома только родители называли меня по имени. Но делали это с такой интонацией, будто мы на приеме у императора. Они любили повторять, что всегда нужно помнить кто ты и держать лицо.

А потом я попал на первое поле. По-моему, отец сослал меня туда, после того как я сорвал ему дипломатические переговоры. Но кто же знал, что толстая дама, обидится если ее спросить почему она толстая? Пятилетний я – не знал.

Тогда под палящим солнцем, я просто ушёл в разгар уборки урожая и сел отдохнуть под деревом. Нормальное для меня поведение, если я что-то думал – говорил, если что то хотел – делал. Собственно эту привычку из меня и пытались выбить. У родителей получалось из рук вон плохо, а у дородной сельской бабы очень даже. Кто-то из деревенских пришёл на уборку с женой. И если мужчин предупредили, что с ними будет сын хозяина, то женщин на собрание не пригласили. Естественно, увидев перемазанного мальчугана, деревенщина решила, что чей-то сынок просто отлынивает от работы. Тогда меня впервые в жизни назвали без регалий, приставок или раболепия.

– Эй, лодырь! А ну быстро ноги в руки и вернулся к работе!

– Что вы себе позволяете? Извольте обращаться подобающе к господину, – возмутился я до глубины своей детской души.

– Я сейчас изволю тебя хворостиной огреть, маленький негодник, будешь со взрослыми препираться!

– Но я устал, мне дурно на солнце…

– Дэк, кто же не устал, – с совершенно другой интонацией вдруг продолжила женщина – но ты привыкай малой. Отдых и усталость не накормят. Как тебя звать то?

– Гастиль ди…

– Да нужна мне твоя фамилия, сто лет, – перебила меня женщина, махнув рукой – Гастиль, что ты. Имя то какое, прям аристократ, – хмыкнула она.

– Вообще то я…

– Иди сюда, Гас, дам тебе молока прохладного и косынку повяжу. Так будет печь поменьше.

Как сейчас помню вкус этого молока и грубые руки женщины, неожиданно нежно повязывающие тряпку вокруг моей головы. А особенно ощущение, когда обращаются к тебе. Не к твоему роду, связям или положению в обществе. А именно к тебе.

В высших кругах по имени могут обращаться только самые близкие. А таких у меня не получалось найти. Дружба не заходила дальше пьянок, отношения дальше интрижек. Я быстро перенял фамильярную манеру общения, отчётливо вылавливая просящие, требующие и угрожающие нотки в звучании своего имени из уст разных аристократов. И лишь на бесконечных работах, да в гвардейском училище, я мог не кривиться. Там, а теперь ещё с ней. С маленькой, тёплой лисичкой.