Керим поднимается с места.
– Если между северными девушками у тебя на родине есть еще хоть одна такая, как богата должна быть ваша прекрасная страна, – говорит он ласковым голосом, улыбаясь, Дане.
Даня привыкла к выражениям восторга. Там, в концертных залах, со своей арфой, она успела их выслушать многократно. Похвалы не новость для нее. Но этот татарин-джигит с величественной осанкой говорит так образно и красиво, с самодовольной улыбкой.
Недовольна только Нина. Ее черные брови сдвигаются близко. Она хмурится и говорит:
– Спасибо за ласку, дорогие гости, но вы совсем мне захвалите девочку. Это не годится.
– Я вполне согласен с вами, кузина: хвалить следует осторожно за личные достоинства, а не за хорошенькое личико, – раздался чей-то голос за плечами Дани.
Это говорит князь Андро – высокий казак-есаул, с черными усами, с задумчивым глубоким взором темных глаз, с серьезным лицом и шрамами вдоль щеки и над бровью.
– Князь Андро верен себе, – отзывается кто-то, – он не любит тратить даром похвалы.
– Вы правы, – отвечает, не сводя глаз с Дани, князь Андро.
По лицу девочки пробегает улыбка.
Он не знает еще, этот грузинский князек, какая она талантливая музыкантша. И она чуть заметным наклонением головы отвечает на его привет.
К князю Андро, или Андрею, как его иногда называют, незаметно подкрадывается Селтонет.
– Ты хорошо сказал это, – говорит она шепотом, поблескивая хитрыми глазами, – ты хорошо сказал. Красота дается самим Творцом и белокурые, как облака на небе, локоны тоже, и очи синие, как Восток и горные цветы. А доброго никто еще не видал от русской. Клянусь! Еще никто не видал!
– Молчи, в тебе говорит зависть, Селтонет! – незаметно шепчет ей Маруся. – Даня – сирота, недавно потеряла мать, не успела еще хорошенько и познакомиться с нами. Ни доброты ее, ни души ее самой ты еще не успела узнать, – добавляет добрая маленькая казачка. Она говорит это тихо, чтобы услышала ее одна только кабардинка. Но Валентин, каким-то чудом очутившийся подле, слышит тоже.
Когда «друг» отходит к гостям, он наклоняется к смуглому личику татарки и шепчет, щуря свои насмешливые глаза, шутливо, без всякой злобы:
– Что, скушала, очаровательная султанша! В другой раз не сунешь куда не надо свой длинный носик! Нет!
– Валь! Валь! И тебе не стыдно! – замечает Гема.
– Ах, ты! И эта теперь запела! Святоша наша плакать собралась! Пожалуйста, не разводите сырости, прелестная Гема! Праздник «друга» мог бы пройти без дождя.
И, пожав плечами, Валь отходит в сторонку, туда, где цветник барышень и молодых людей. Валя особенно здесь любят как сдержанного, всегда остроумного мальчугана. И его всегдашний спокойный вид, делающий его похожим на переодетого принца, и язычок, порой острый, как бритва, – все это влечет к нему сердца. Князь Андро Кашидзе отзывает его в сторону.
– Мой мальчик, как идут твои дела? – спрашивает Андро.
– «Друг», я и Сандро читаем теперь греческую мифологию, – отвечает Валя. – Сандро от нее в восторге, а я нет.
– Почему?
– Греки поклонялись богам, как людям. Их боги были те же люди, почти подобные им. Разве можно поклоняться людям, князь?
– А разве ты бы не мог делать этого, Валя?
– Нет! Поклоняться людям, нет! Ни за что, князь!
– А «другу»? Или ты не поклоняешься княжне Нине, ее уму, сердцу, доброте?
– Я уважаю, ценю и люблю «друга», князь. Она все знает. Но когда я буду такой же взрослый, как она, я постараюсь знать не меньше. Стало быть, я должен буду поклоняться и себе. Хорошо ли это? Скажите!
Замечание Валя вызывает улыбку на лице князя Андро.
– У тебя умная голова, Валь, – говорит он, – я приложу все старания убедить кузину учить тебя дальше. Ты бы хотел, по окончании гимназии, поступить в университет?
– О!
Это «о» сорвалось спокойно и тихо с уст мальчика. Но в нем, в этом «о» – целая гамма тончайших переживаний. Недаром все в Джаваховском гнезде называют Валя «будущим ученым».
Князь Андрей внимательно взглянул на Валя и в душе решил, что должен сделать счастливым этого мальчика, богато одаренного, замкнутого и одинокого по природе.
ГЛАВА 3
Тихий восточный вечер. Пышные гирлянды, свитые из зелени чинар и каштанов вперемешку с розами из сада, оцепляют дом, террасу и сад. На плоской кровле кончается поздний обед.
Князь Андрей провозгласил последние тосты в честь хозяйки дома, ее подруги и наставницы, всеми любимой «тети Люды», и всего гнезда. Потом он отдал какое-то приказание Павле. Тот переглянулся с Аршаком и Михако, прислуживавшим за столом.
– Одним духом, спешу!
На площадку перед садом выводят коней.
Эти кони – гордость Нины и всего Джаваховского гнезда – все тонконогие, нервные, подвижные. Но лучше всех Эльбрус, золотогривый красавец, полудикий, не подпускающий к себе никого.
– Джигитовка будет, джигитовка!
Два молодых хорунжих, два новоиспеченных юнкера, случайно попавших на лето в Гори, да Селим и Сандро выступают вперед.
Как кошка, крадется за ними Селтонет.
– Селим, Селим, слушай: если ты опередишь их всех, я подарю тебе мой пояс с бирюзою. Он стоит полтора тумана. Его сняли с покойной моей матери и отдали мне. Поддержи славу родной Кабарды, Селим!
– Не учи, женщина. Селим лучше тебя знает, что делать!
Обычно покорный словам девочки, Селим теперь весь преобразился. С лихо заломленной набок папахой мальчик первый вскакивает в седло.
– А вы, Валентин, не будете джигитовать? – тоненькая барышня, Лида Марголина, дочь командира казачьего полка, подходит к Валю. Тот пожимает плечами.
– Я предпочитаю джигитовать каждое утро над математикой и латынью. Впрочем, если «друг» пожелает.
Нина улыбается.
– Ступай, Валь. «Друг» этого желает, да. Пусть юный философ не отстает от других.
Нина Бек-Израил гордится ловкостью своих питомцев. Она любит показать обществу своих мальчиков во всей их красе.
У нее в руках венок, свитый из роз и лавра. Он предназначается на голову победителю, герою удалой скачки. Кто первый, описав круг по лужайке и перескочив высокий барьер, наскоро поставленный Павле и Аршаком, примчится к цели, подняв с земли платок, тот получит в награду этот венок.