Большой Джон

Но Додошка ищет катет на небе. Ее голова закинута кверху, а глаза блаженно сияют.

– Mesdames, правда, сегодняшние облака похожи на взбитые сливки? – сладко причмокивая, спрашивает она.

– Даурская, ты глупая обжора и невежда. Ты осрамишь меня, твою учительницу, перед заграничным ассистентом! – выкрикивает Вера и хватается за голову.

– Гм… Гм… Новый ассистент!.. Воображаю, что он подумает о нас, услыша наши ответы!.. – искренне смеется Воронская.

– Плакать надо, а не смеяться. Ведь вы все так плохи, что из рук вон, – негодует Вера.

Елецкая почти ложится на траву у края плиты и, приложив ухо к углу могилы святой Агнии, замирает.

– Ольга, что ты? – спрашивает ее Креолка.

– Тс… Тс… – отвечает Лотос, – я слышу, mesdames, я слышу… Святая Агния предсказывает мне билет…

– Ах, не дури, Елка… Среди белого дня начинаешь галлюцинировать!.. – сказала Сима.

Но Елецкая не обратила внимания на ее слова. Глаза девочки блуждали, а лицо стало неподвижно.

Она лежала в прежней позе, почти касаясь ухом плиты. И вдруг поднялась порывисто и сказала:

– Одиннадцатый билет!.. Святая Агния предсказала мне одиннадцатый!..

– Одержимая! Ну не одержимая ли это, спрашиваю я вас? – расхохоталась Сима. – В какую чепуху верит!

Но девочки, казалось, не разделяли мнение Эльской. Предсказание номеров билетов пришлось им по вкусу.

Теперь место Лотоса заняла Черкешенка и приложила ухо к плите.

Остальные замерли в ожидании.

Но Черкешенке не посчастливилось, как Ольге. Святая Агния никоим образом не пожелала удовлетворить ее желание.

– Додошка, ложись ты, – посоветовала Лида Воронская.

– Ясно, как шоколад, лягу… – Додошка растянулась на траве.

Сначала ее лицо выражало одно только нетерпеливое ожидание. Но прошла минута, другая, третья, и лицо Даурской приняло обычное апатичное выражение.

– Слушай, Вороненок, схвати ее за ногу, – шепнула Эльская на ухо Воронской, – а то она так до ночи проваляется, и мы не успеем выучить ни одного билета.

Лида осторожно придвинулась к лежащей у плиты Додошке и схватила ее за ступню.

– А-а-а-а!!! – неистово взвизгнула Даурская и мгновенно очутилась на ногах.

– Святая Агния меня хватает!.. Помогите!.. Караул!.. – И она опрометью кинулась по аллее. За ней, не говоря ни слова, взбудораженной, испуганной стаей бросились бежать остальные.

– Ой!.. Ой!.. Ой!.. Монахиня бежит за нами!.. За ногу хватает!.. Помогите!.. Помогите! – неслись отчаянные крики.

Лида и Эльская остались вдвоем у роковой плиты. Девочки долго смотрели вслед подругам, потом взглянули друг на друга и весело рассмеялись.

На следующее утро был назначен экзамен математики.

Ровно в 10 часов раскрылись настежь коридорные двери. Одетые в чистые передники, пелеринки и «манжи», выпускные чинно, по парам, вошли в актовую залу.

Тот же зеленый стол, те же расставленные полукругом стулья, те же кресла, предназначенные для экзаменаторов, как и на Законе Божием. Ничего нового, если не считать с полдюжины черных аспидных досок, размещенных по обе стороны экзаменаторского стола.

При взгляде на черные доски сжалось не одно юное сердечко. Через полчаса они покроются цифрами, задачами, линиями, теоремами, и девочки, нервно постукивая мелками, будут выкладывать о равенстве линий и углов.

– Интересно знать, молод или стар этот заграничный ученый, ассистент Аполлона Бельведерского, – послышался голос Креолки, и она «на всякий случай» поправила кудельки на лбу.

– Пожалуйста, не старайся, – поймав ее движение, сказала Сима, – он, этот неизвестный, стар, как вечность, и безобразен, как Квазимодо, а зол он, должно быть, медамочки, как сорок тысяч братьев злы быть не могут.

– Silence, Elsky!..[23 - Молчать, Эльская!]

И m-lle Эллис, толстенькая, кругленькая, запыхавшаяся, с малиновыми от волнения щеками, метнулась к Симе.

В отдаленном углу залы Лотос вдохновенно поверяла собравшимся вокруг нее девочкам:

– Я слышала одиннадцать подземных ударов… Одиннадцать, один за другим. Это значит, что святая Агния предсказала мне одиннадцатый билет… И его я знаю отлично…

– Смотри не ошибись, Елочка, как бы не случилось иначе! – заметила Воронская. – Может быть, это означало…

– Экзаменаторы идут. И «маманя» на горизонте! – крикнула Малявка, дежурившая у входной двери в зал.

Шумным роем вспорхнули девочки и, толкая друг друга, устремились к своим местам, спешно поправляя на ходу завернувшиеся передники и сползшие набок пелеринки.

– Экзаменаторы идут!

Крылатая фраза облетела зал в одну секунду. В следующую же – экзаменующиеся уже чинно стояли у своих мест.

У крайнего стула стояла Воронская. Обычно веселая, не унывающая в самые трудные минуты жизни, девочка теперь была серьезна. Дело в том, что Лида, способная, восприимчивая к ученью, одаренная богатой памятью, была окончательно бездарна в отношении одной науки. Эта наука была математика. С математикой у Воронской с самого начала учения была непримиримая вражда. Математика невзлюбила Лиду, Лида ненавидела математику. Девочка путалась и терялась в решении задач, при доказательстве теорем и алгебраических уравнений. И одна из лучших учениц по классу, Лида по математике считалась едва ли не последней. Вера Дебицкая, зная это, великодушно приняла Лиду в число своих учениц, занимаясь с нею особо от «группы». Но, несмотря на эти занятия, несмотря на все старание Веры, злополучная математика все-таки не давалась Лиде. Цифры, буквы, линии, окружности, все это мешалось в голове Воронской, получалась каша. С трудом выучив десять первых билетов, Лида успокоилась немного в последний день подготовки.

«Куда ни шло… вывезет кривая…»

И до самого утра экзамена она чувствовала себя сносно.

«Бог не выдаст – свинья не съест. Вытащу из первых билетов, и дело в шляпе», – бесшабашно думала до решительного дня Лида, но теперь смутный страх заползал в душу.

«А что если вытащу билет после десятого? – сомневалась Лида. – Ведь всех билетов сорок, и весьма может статься, что мне достанется один из последующих…»

«Знать только десять билетов, когда всех сорок! Только четвертую часть! Разве это не риск? – терзалась девочка, – и еще этот незнакомый экзаменатор, ассистент из-за границы, как назло, явится сюда… Будь он „душка“ или „чучело“ – результат один: провал на выпускном экзамене… И к чему только Аполлон тащит его сюда?.. Еще ученый, говорит! Заграничный ученый! Воображаю этого душку… Нос до завтрашнего утра, тройные очки и голый, как тыква, череп…» – и, окончательно рассердившись и на математику, и на Аполлона-Зинзерина, в качестве ее представителя, и на незнакомого ученого, Лида с силой ударила по учебнику первоначальной алгебры.

– Воронская, чего ты бесишься?!.. Maman на пороге… – И Рант изо всей силы дернула Лиду за передник.

Действительно, в зал вошла начальница. За ней инспектриса, инспектор, Зинзерин, какой-то седой маленький старичок и…

– Большой Джон! – громко крикнула Лида.