Княжна Джаваха

– В доме старого Магомета рады гостям! – ласково ответил мой дед. – А разве княгиня побрезгует моим гостеприимством?

Но бабушка с любезной благодарностью отклонила предложение.

– Стара я уже для таких поездок, – сказала она. – А Юлико пусть едет, – милостиво добавила бабушка. – Только я не отпущу его без старой Анны. А ты, Георгий, не поедешь в горы?.. – обратилась она к отцу.

Но у отца были постоянные дела. Войска перебирались в лагерь, и он не мог надолго отлучиться из своего полка.

– Я пришлю тебе мой подарок, Бэлла, – ласково обратился отец к притихшей на минуту свояченице.

Они были большими друзьями, и молодой горянке очень хотелось видеть его на своей свадьбе.

Упоминание о подарке, однако, живо прогнало печаль с ее милого личика, и она уже снова громко смеялась и, хлопая в ладоши, рассказывала, какая она будет знатная и богатая.

– Барбалэ, на заре мы уезжаем… Прощай! – крикнула я, с шумом распахивая дверь каморки Барбалэ. – Уезжаем все – дед, Бэлла, Анна, я и Юлико.

– Анна? И она уезжает? – встрепенулась моя старушка.

– И Анна! И Анна! Ты можешь одна подавать на стол твоему князю, готовить лобио[23 - Ло?био – грузинское блюдо из фасоли.] и мариновать персики. Анна уезжает, радуйся, моя Барбалэ!

И, объявив любимой служанке столь радостную для нее весть, я уже мчалась дальше по следам Бэллы, крича во все горло: «Завтра на заре мы уезжаем!»

– Михако, миленький, ты хорошенечко присматривай за Шалым, – упрашивала я нашего денщика. – Пожалуйста, Михако!

– Будьте покойны, княжна, – успокаивал он меня, гладя лоснящуюся спину моего вороного.

– Я уезжаю завтра с дедушкой, – обратилась я к Родам, тщательно разглаживавшей кружевные воротнички Юлико. – Прощай, Родам, я уезжаю надолго.

Нельзя сказать, чтобы девушка приняла эту новость с особой печалью.

Вечером того же дня, отправляясь спать, я заглянула в кабинет отца. Он лежал на тахте со своей неизменной трубкой в зубах.

– Папа! – тихо сказала я. – Завтра мы уезжаем. Ты прости мне, папа, мои стычки с Юлико, но я так его ненавижу!

– За что, Нина? – спросил отец.

– Ах, не знаю, право, не знаю… – ответила я. – Кажется, за все – за важность, за чванство, за трусость… Ну, словом, за все!

– И ты думаешь, мне приятно это слышать, девочка? – и в голосе отца послышались непривычные для моего уха нотки грусти.

– Папочка! – пылко вырвалось у меня. – Я знаю, я – дурная, злая девчонка, но зачем они приехали? Без них было так хорошо!

– Тише! Что ты, глупенькая! – и отец зажал мне рот рукой, которую я покрыла бурными, горячими поцелуями.

– Ну, что мне делать с тобой, буйная ты моя головушка? – грустно улыбнулся отец и тихо добавил: – Там-то, в гостях, по крайней мере, веди себя как следует. Я по приезде спрошу дедушку.

– О, да! – убежденно воскликнула я. – Обещаю тебе это, отец! – и, поцеловав его еще раз, я птичкой выпорхнула из комнаты.

В тот вечер мы с Бэллой долго слушали соловья. Потом, обнявшись, пошли в комнату, где спали вдвоем на широкой тахте.

Молоденькая татарка сбросила с ног красные сафьяновые туфельки и долго молилась, повернувшись лицом к востоку. Ее лицо было серьезно и важно и мало походило на лицо той Бэллы, которая с визгом и смехом гонялась за мной по аллеям сада.

– Слава Аллаху и Магомету – пророку его! – вырывался из ее груди молитвенный шепот.

Глядя на свою подругу, встала на молитву и я.

– Господи, – с чувством повторяла я, – помоги мне, Господи, поменьше обижать Юлико и побольше радовать папу!

Глава V. В дороге. – Аул Бестуди. – Свадьба Бэллы

Мы выехали на заре. Еще задолго до восхода у ворот стояла почтовая коляска, куда Родам, Абрек и Андро переносили всевозможные узелки и тючки с пожитками и провизией. Бабушка напутствовала на крыльце Юлико:

– Ты помни, милый, что настоящий князь должен держать себя с достоинством, – говорила она. – Веди же себя в чужом ауле, как подобает тебе по твоему происхождению.

Она перекрестила его несколько раз и поцеловала с материнской нежностью.

– Прощайте, бабушка, – подошла я к ней.

– Прощай, – сухо кивнула она и протянула мне руку для поцелуя. – Не обижай Юлико. Веди себя прилично…

– Я уже обещала это моему отцу! – с гордостью ответила я и, еще раз повиснув на папиной шее, шепнула ему, пока он целовал меня в «свои звездочки», как называл он мои глаза в минуты особой нежности: – Слышишь? Я обещала это тебе и постараюсь сдержать свое слово.

Бэлла занесла ногу в стремя и глядела на дедушку Магомета, готовая вскочить в седло по первому его взгляду. Они с дедом ни за что не хотели ехать в коляске и решили сопровождать нас верхом всю дорогу. Со мной в экипаж сели Анна и Юлико. Абрек поместился на козлах вместе с ямщиком-татарином. Нарядный и изнеженный, как всегда, Юлико полулежал на пестрых подушках, взятых из дому. Ему хотелось спать, и он поминутно жмурился на выплывающий из-за гор багровый диск солнца.

– Ну, храни вас Бог! – отец осенил коляску широким крестным знамением, провожая меня долгим любящим взглядом.

Лошади тронулись…

Горы и скалы, пастбища и поля, засеянные кукурузой, замелькали перед нами. Мы ехали по долине Куры и любовались ее плавным течением. Изредка на пути нам попадались развалины крепостей и замков.

К вечеру мы остановились переменить лошадей и отдохнуть в духане, прежде чем углубиться в горы. Духан стоял у подножия горы, почти целиком скрываясь под нависающей исполинской скалой. Хозяин духана, старый армянин, принял нас как важных путешественников и гостеприимно открыл нам двери. Нам отвели самую лучшую комнату с большим камином, в котором жарился на углях ароматный кусок баранины. Вкусный шашлык, соленый квели[24 - Кве?ли – местный сыр.], легкое грузинское вино, заедаемое лавашами[25 - Лава?ш – лепешка.], – все было вмиг уничтожено проголодавшимися путниками.

– Ночь мы проведем в горах, – сказал дедушка Магомет, чем привел меня в неописуемый восторг.

– А там нет разбойников? – тревожно спросил задремавший было у камина княжич.

– Душманы[26 - Душма?ны – горные разбойники.] повсюду… Душманами кишат горы, – со смехом воскликнула Бэлла, но, заметив растерянный вид Юлико, сразу осеклась.

Я же, помня данное отцу обещание, старалась не дразнить трусливого мальчика.

На свежих горных лошадках мы бойко въехали в горы. Я удивлялась выносливости коней деда и Бэллы, которые неустанно ступали под ними своей быстрой иноходью. Мне хотелось спать, но картина горной ночи была до того заманчива и прекрасна, что я глядела на нее, не отрываясь и забывая о сне. Палевый диск месяца обливал горы бледно-золотистым дрожащим светом. Внизу бежали быстрые потоки, шумя и волнуясь, точно спеша на званый праздник… По краям дороги зияли пропасти, страшные и таинственные… Часто среди ночной тишины с уступа срывался камень и с оглушительным грохотом падал в бездну… Юлико вздрагивал от страха и с испугом открывал слипающиеся глаза. Он пугался рева горных рек, поминутно вскрикивал при падении небольших обвалов и хватал за руку то меня, то Анну.

Мы поднимались все выше и выше, теперь уже вверх по течению быстрой Арагвы. Миновав ее, мы начали углубляться в страну горцев.

Я уснула, убаюканная мирным позвякиванием наших бубенчиков, в первый раз за долгое время чувствуя себя свободной от поминутных выговоров и нравоучений бабушки…

Проснулась я во время остановки у следующего духана. Возле меня спала Бэлла. Нисколько не уставшая от проведенной в седле ночи, она тем не менее села в коляску по настоянию деда. Княжич Юлико прикорнул белокурой головкой к плечу старой Анны и тоже спал.

А солнце уже поднялось высоко и позолотило покрытые зеленым лесом горные склоны…