Сиреневый туман

– Что произошло, девочка Настя? Я думал ты приедешь отдохнувшая, румяная, а ты стала совсем прозрачной. Это что? Ты замуж вышла? – Он заметил кольцо на руке.

– Почти.

– Что значит почти? – Рассердился главный, а глаза при этом смотрели так беспомощно и тоскливо, что Настино сердце полоснула жалость.

– Яков Семёнович, что у вас случилось?

– Что случилось, что случилось…. – Заворчал он, доставая платок, – внук мой Мишенька, ты же знаешь его, погиб. Месяц назад похоронили.

Он схватил чашку, попытался отпить, но руки тряслись. Главный закрыл лицо платком и глухо зарыдал, вздрагивая плечами. Настя ахнула. Этот потрясающее красивый мальчик с огромными чёрными глазищами и великолепными ресницами, предмет зависти всех девчонок! Мальчик, которому предсказывали большое будущее. Настя однажды была на концерте выпускного класса в музыкальной школе – скрипка в руках юноши пела и стонала, как живая! Этот мальчик погиб?! Новость была такой нелепой и неправдоподобной, что Настя растерялась.

Главный выбрался из-за стола, подошёл к окну и тут силы оставили его. Мягким мешком он осел на пол под подоконником. Настя кинулась к нему, обняла и заплакала. Долго сидели они на полу кухни, наревелись и наговорились. На улице стемнело, но Настя не спешила зажечь лампу. Главный тихо рассказывал.

– Ты ведь знаешь, он уже год учился в консерватории. Был дома на каникулах, из Москвы позвонили, пригласили на конкурс молодых дарований в Данию. Наш мальчик занял первое место, получил целую кучу призов и дипломов. Мы видели это по телевизору и плакали от счастья. Он позвонил нам из Москвы, сказал, что выезжает домой. Вот там и…. Его забили ногами за то, что он еврей. Эти ублюдки даже не пытались бежать, их забрали сразу, идёт следствие. А мальчика нашего единственного больше нет. Родители в стариков превратились за три дня. Роза моя слегла, месяц не встает, и лечиться не хочет. А я, – он горько усмехнулся, – я даже работать не хочу. При каждом удобном случае сбегаю на кладбище. Сижу там один и всё думаю: твой китаец когда-то вытащил нашего мальчика из могилы, а сверстники загнали его туда. Так в чём смысл жизни? И есть ли Бог? Одно понял точно: мир, в котором топчут ногами красоту и талант – обречён! И чёрт с ним! Пусть он сдохнет! Может когда-то на его месте возникнет новая жизнь, где ценности будут другие. Не знаю…

Они, помогая друг другу, перешли за стол. Настя вновь согрела чай и коротко рассказала о себе. Главный слушал не перебивая, а потом сказал: – Ты, девочка Настя, выбрала именно того парня. Я не раз замечал, что у тебя интуиция, как у ведьмы. Много раз наблюдал за твоей работой, и сдаётся мне, что ты видишь пальцами. Чёрт его знает, как ты это делаешь, но какой-то дар у тебя явно есть. Я ведь на операциях любовался, ты своими пальчиками вытворяешь такое! Я, хирург со стажем, только глазами хлопал. Ты к плохому парню за версту бы не подошла. Найдётся твой Сашечка, у мужчин бывают такие дела, ради которых они покидают своих женщин. Даже таких, как ты. Ему сейчас гораздо хуже, поверь мне. Но с живыми проще, всегда есть надежда, что они найдутся.

Потом он сказал, что им надо брать себя в руки: ей дожидаться своего Сашечку, а ему суда.

– У нас с тобой нет возможности лежать и наслаждаться горем. Тебе на работу через неделю? Выходи завтра, нечего дома делать!

Настя проводила его, прошлась по комнате, везде слой пыли, полное запустение. Тряхнула головой, вслух сказала: – Сашечка, так жить нельзя! Давай сделаем уборку, потом полежим в ванне и спать!

Откуда-то появились силы, быстро и ловко прибрала квартиру, понежилась в душистой воде и уснула. Уснула легко, пробормотав: – Ты здесь? Не уходи! – Утром, собираясь на работу, разговаривала с ним, советовалась, отвечала вместо него, и с этого дня это стало привычкой. Стало легче дышать, вернулась способность думать о чём-то ещё. Сашечка незримо был рядом.

Когда-то в городе и округе было раскидано множество воинских частей, секретных и не очень. Был свой госпиталь, в котором Настя начинала ночной сиделкой. За последние годы одни части расформировали, другие куда-то перевели. Госпиталь, пока ещё был госпиталем, но на лечение принимали всех подряд, если были места. Попадали сюда в основном начальство, чиновники и их родственники. У врачей работы всегда хоть отбавляй, у хирургов не исключение. И Настя с головой окунулась в знакомый мир болезней, стонов и лекарств. На первой же пятиминутке главный представил Настю: – Анастасия Григорьевна, наш новый хирург и прекрасный диагност, вы все ее прекрасно знаете. У кого будут затруднения, не стесняйтесь обращаться.

Они стали пропадать на работе от темна до темна, присутствовали на операциях друг у друга. За чаем в ординаторской главный жаловался, что хозяйственные работы, будь они неладны, отнимают много времени, и потихоньку сваливал работу на Настю. Часто усталые, в темноте выходили на улицу, продолжая «разбор полётов». Иногда подвозил её домой, но чаще Настя шла пешком, наслаждаясь свежим воздухом и радуясь, что наконец-то спокойно можно побыть наедине с Сашечкой.

Хуже всего были выходные! В эти дни Настя старалась переделать как можно больше домашних дел. Если они заканчивались, она бралась перетаскивать мебель или шить новые шторы, только бы не дать себе расслабиться.

Часто Сашечка появлялся в снах, и онаретаскивать мебель или шить новые шторы, только бы недать себе расслабиться. можно побыть н никак не могла разгадать их. На нём почему-то всегда был камуфляж, такой странный костюм Настя видела в боевиках. И как в кино, Сашечка в её снах был разрисован чёрной краской. Иногда он смотрел прямо в её глаза и печально шептал в маленький микрофончик прямо у самого рта: – Ты только не потеряйся, душа моя! Только не потеряйся! – Но чаще она видела его сидящим под каким-нибудь кустом или деревом. Обхватив колени руками, он смотрел в небо и кричал, как тогда: – Настё-ё-на! – Она просыпалась в панике и слезах, ходила по комнате и никак не могла унять дрожь.

– Всё хорошо, Сашечка, всё хорошо! Вот доживём до отпуска и встретимся в нашей избушке. Отметим годовщину, как мечтали! Я не знаю твоей фамилии, не знаю, из какого ты города, ты тоже не знаешь, ну и ладно! В следующем октябре мы обязательно найдёмся, вот увидишь! Мы с тобой, родной мой, так похожи, и впрямь две половинки: не сообразили спросить хотя бы фамилию!

А сама думала, что до следующей осени сойдёт с ума.

Однажды в воскресенье, когда она, одуревшая от тоски, металась по комнате, в дверь позвонили. На пороге, тяжело дыша, стояла пожилая женщина с измученным больным лицом. Настя с трудом узнала жену главного: модница и красавица еврейка превратилась в сгорбленную старуху.

– Проходите, Роза Александровна, – помогая ей раздеться, Настя гадала, зачем пожаловала эта малознакомая женщина. Усадила на диван, предложила чаю, и, получив отказ, спросила: – Что-то случилось?

– Нет, деточка, то есть случилось…. Ну, вы знаете. Я о другом пришла поговорить. – Выглядела она плохо.

– Деточка, у нас горе, нам всем не сладко, конечно, но Яша мой – он совсем сдал. Я не знаю что делать, но что-то надо! Меня он не слушает, может, вы как-то попробуете? Он о вас всегда очень хорошо отзывается, а мой Яша на похвалу скуп, даже очень.

Настя сидела озадаченная.

– Роза Александровна, а что я могу сделать? Честно говоря…

– Деточка, уговорите его поменьше работать, ему полежать надо, а уход я сама обеспечу. Ему сейчас не до работы, я ведь вижу, он на пределе. – И она горько заплакала. Настя с жалостью смотрела на неё и думала: – Господи, помоги им пережить это! В чьих силах вернуть радость в дом, где жизнь стала чёрной?

– Роза Александровна, – она села поближе, – вы только попробуйте понять: Яков Семёнович не станет лежать и страдать, работой он лечится, понимаете? Так легче! Он работает, как вол и это самое лучшее, что можно придумать.

– Деточка, легче, когда вместе переживают своё горе, а он там без меня и я дома одна. Как же ему может быть легче? Я же по себе знаю, что это невыносимо!

Настя немного подумала, и вдруг сама не ожидая от себя, предложила: – А вы устройтесь на работу.

Женщина скорбно посмотрела.

– Какая работа? О чём вы говорите, деточка? Я нечего не умею!

Но Настя загорелась: – Идите к нам, Роза Александровна! У нас катастрофически не хватает санитарок. Солдатики лежат беспомощные, совсем сопливые мальчишки. Родители далеко, ухаживать и пожалеть их некому. Полы протереть, подушку поправить, с этим вы справитесь. Вот увидите, ваш день будет занят, нужной себя почувствуете, а заодно доброе дело будете делать. Ну, как?

У бедной женщины было такое растерянное лицо, что Настя готова была прикусить себе язык.

– Деточка, вы уверены, что я смогу это делать? – Роза Александровна взволнованно вспыхнула. – А что мне Яша скажет?

– А мы…. мы ему не станем докладывать! Приходите завтра с утра, я сама вам всё покажу. Главврача мы поставим перед фактом. Ну, по рукам? Знаете что, пойдёмте пить чай.

Они перешли на кухню. Настя разогрела рыбу, приготовленную на ужин, налила чай, а сама всё говорила.

– Зарплата, правда, совсем маленькая, поэтому не хотят люди работать.

– Деточка, мне не нужны деньги, не будем об этом говорить.

Женщина немного ожила, приободрилась. Губы слегка трогала улыбка, видимо она представляла, что скажет Яша.

– Давайте поужинаем, а то мне одной не хотелось.

Обе с аппетитом поели, чай пить Роза Александровна отказалась: – Нет, деточка, я побегу. Если завтра на работу, то сегодня нужно кое-что приготовить.

Настя вышла проводить, поймала такси и тепло попрощалась с гостьей. Едва успела зайти в квартиру, запел телефон.

– Настя, что делала у тебя моя Роза? – Голос главного был таким изумлённым, что она фыркнула.

– Вы что следите за своей женой?

– Нет, конечно, – рассердился он, – с кладбища ехал, видел, что она заходила в твой подъезд, караулил за углом.

Пришлось Насте признаться в задуманном.

– Прошу вас, Яков Семёнович, не спорьте с ней, лучше похвалите. Это будет хорошим стимулом.

Утром Роза Александровна караулила Настю у госпиталя, суетливо семенила рядом и испуганно таращила свои всё ещё красивые глаза.

– Деточка, вы же объясните мне всё и покажите, а то я здесь потеряюсь. Что тогда скажет мой Яша!

– Вот, знакомьтесь, это Надежда Ивановна. Вы у неё будете смену принимать. Она работает давно, знает всех и всё, при ней даже главный ходит на цыпочках. Ну, а пацаны её обожают. Как, впрочем, и она их.