Кто в тереме?

– Скользнуло у меня тогда в сознании, что я знаю одного из них. Того, что руками в мою сторону показывал, невысокого. Мелькнула мысль – и ушла, не до того было. Да и мандражировал, честно сказать. Вокруг, как на грех, ни души. У нас здесь вообще-то в межсезонье не слишком людно. Теперь вот я думаю, что это он убедил остальных помочь мне.

– Может, из учеников бывших?

– Вполне возможно… Может, и не тронули они меня благодаря ему. А может, и не шпана вовсе, нормальные ребята.

– Почему же ты мне ничего не рассказал?!

– Зачем? Ничего же страшного не случилось! Я не хотел, чтобы ты испугалась, начала бы…

– Чего начала бы? Кудахтать?

– Ну… волноваться.

– Потому что я очень за тебя боюсь, неужели не понятно! Ты слишком поздно возвращаешься.

– Ритуля, ну что за детский сад!

– Ну все, все!.. Хотя нет. Неужели ты не узнал бы, если бы это был твой бывший ученик?

– Он как-то все норовил за спинами других оказаться, подальше от меня. И капюшон натянул так, что лица почти не видно было. Это при том, что они разгорячились, машину толкая, не то что капюшоны – шапки поснимали. Да ведь и повыросли все, когда это еще я в школе преподавал! И потом, в тот момент я мало что замечал, мысли в другом направлении работали, это сейчас вот вспомнилось. И знаете, что еще интересно? Этот их атаман – худой, высокий – сначала в сторонке стоял, подальше, чтобы грязь из-под колес до него не долетала. Я еще подумал – надо же, не атаманское дело машины выталкивать! А потом, когда они уже запарились, а толку никакого, он присоединился. Видно, ждать надоело, темнеет-то быстро. И вот когда они шапки и капюшоны поснимали, я понял, что это девушка.

– А как ты это понял?

– А разве вы не отличили бы?

– Не знаю… – протянула Зоя. – Я, например, не уверена, что отличила бы…

– Может, он просто женоподобный. Есть же парни с лицами такого типа – нежными, девичьими.

– Нет, это точно была девушка, я абсолютно уверен! У нее была короткая стрижка, мальчишеская. И сережка была, но только в одном ухе, как сейчас гомики носят. И куртка мешковатая. Но я все равно уверен – девка!

– Да как же ты все разглядел? Она тебе так понравилась? – пошутила Рита.

– Да там нечему нравиться! У нее не скоро появится то, что есть у тебя. Если вообще когда-нибудь появится! – пошутил муж и, не глядя, хозяйским жестом положил руку Рите на то примерно место, где, по его прикидкам, у жены должна была быть талия.

Очевидно, своим особым влюбленным взглядом Руслан произвел мысленный срез ритиных годовых колец.

– Но она ими всеми командовала. Такая лихая атаманша! Мне сразу песенка вспомнилась из мультика: «Говорят, мы бяки, буки!». Так потом и домой доехал, все мурлыкал ее.

– Ну что, Лида, не жалеешь, что съездила в гости? – спросила Люся на обратном пути.

– Что ты, нет! Такая приятная пара! Не говоря уже о том, что мы узнали.

– Девочки, вот голову даю на отсечение: Атаманша – это Кира! Высокая, худая, и одна серьга в ухе!

– И пятеро парней, тогда, выйдя из Дуниного подъезда, за ними побежали. Все совпадает, как Катька-зараза рассказывала!

– Да, вполне возможно…

– Не «возможно», а наверное!

– Люся, надо срочно идти к Бурлакову! Поможем товарищу менту активизировать поиски, – усмехнулась пренебрежительно Лида.

– Можно просто позвонить.

– Звони! Вы же – друзья! Тебе и карты в руки!

– И откуда ж в тебе столько желчи, – покачала головой Люся. – А еще говорят, что толстые люди – добрые!

– Я что, толстая?! – ужаснулась Лида, выныривая на мгновение из пучины своего беспросветного горя.

Ольга Крохмалева

Осень – любимая пора Оли, а октябрь – любимый месяц. Может потому, что она родилась в октябре. Может потому, что в полупустынных их краях, небогатых зеленью, осень щедро расцвечивает немногочисленные лесополосы и скверы всеми мыслимыми оттенками желтого и коричневого, превращая их невзрачный городишко в сказку.

Хочется целыми днями бродить по шуршащему под ногами ковру, мурлыча тихонько «звенит высокая тоска, необъяснимая словами…». Изнемогшее за лето солнце, как сварливая тетка, начинающая задумываться о душе и подобревшая к старости, превращалось из мачехи в мать родную, и ласковым теплом извинялось за свое недавнее инквизиторское поведение.

Большая часть человечества любви ждет весной, а Оля всегда была уверена, что свою любовь встретит осенью. Встреча все откладывалась, но, в конце концов, ей пока еще 23. Хотя можно, конечно, сказать – уже 23.

Олю угораздило родиться не в свое время: она была тургеневской девушкой. В эпоху повсеместного раннего секса и скороспелых браков она умудрилась сохранить целомудрие, хотя, не обладая яркой внешностью, была вовсе недурна. Когда подруги-однокурсницы, готовясь к дискотеке, наносили на нее боевую раскраску, она выглядела ничуть не хуже них, однако краситься сама не умела, да и не любила.

Выросла Оля в многодетной, но непьющей и строгих правил семье, и была старшей из четверых детей. Ей повезло, что училась она в сельской школе, куда еще не докатилась волна прогресса. Там старшеклассницы не пропадали перед экзаменами из-за беременности, а одноклассницы не били смертным боем тех, кто был не похож на них – такое, слава Богу, можно было лишь увидеть по телевизору.

У Ольги язык бы не повернулся спросить у парня, пару раз проводившего ее до дома: «Мы с тобой пара?» – или: «Ты теперь мой парень?». Ей в голову не пришло бы требовать «официального подтверждения» какого-то статуса, «столбить территорию» и оповещать об этом всех, кого касается.

Да и не хотела она быть в паре с соседскими Колькой или Валеркой. Оля ждала ЕГО.

Все же потихоньку она уже начинала роптать на судьбу, поскольку та не торопилась организовывать ее счастье. Все олины сверстницы обзавелись мужьями и имели по одному, а то и по двум ребятишкам, а некоторые уже и в статусе разведенок пребывали.

– Не торопись, Олька, успеешь этого счастья нахлебаться, – говорили они, бросая охотничьи взоры на проходящих мимо парней.

Но бабы каются, а девки замуж собираются. Чуткое олино ухо улавливало в их советах фальшь и пренебрежительное сочувствие.

В тот день она немного опаздывала на работу. Маршрутки мчались, набитые до отказа, и водители только разводили руками, проносясь мимо остановок.

Один сердобольный сжалился, подобрал, и Оля ехала до своей больницы на подножке, практически на одной ноге, а на остановке буквально вывалилась кулем, когда желающие выйти задние пассажиры слегка наподдали. Она почти упала, и ее смяли бы, да чьи-то руки вовремя ее подхватили. Сильные мужские руки.

Парень выпрыгнул с переднего сиденья, и когда из салона стала вываливаться спиной вперед девчонка, не среагируй он оперативно, пришлось бы прямо с остановки доставлять ее в травмпункт.

Несмотря на драматизм ситуации, Ольга, через какие-то секунды осознав, что находится в крепких мужских объятиях, покрылась багровым румянцем, каким краснеют очень белокожие люди, и начала вырываться. Правда, поблагодарить спасителя не забыла.

Потом помчалась к проходной больницы, а отошедший в сторонку парень какое-то время постоял с приоткрытым ртом. И, отряхивая куртку и джинсы, все покачивал головой.

У него был недоверчиво-недоуменный вид. Как у человека, вляпавшегося в свежую собачью кучу. Стоя на одной ноге, бедолага недоверчиво рассматривает подошву другого ботинка: мозг уже донес сигнал о свершившемся печальном факте, но сердце недоумевает, как такое могло случиться? – и отказывается его принимать, в отчаянной надежде на чудо.

Считавший себя, и не без оснований, специалистом в области гендерных отношений, парень умел отличить натуру от подделки, подлинный трепет – от фальшивой страсти. Несмотря на трагикомизм и скоротечность ситуации, девчонка в его объятиях трепетала. И этот жаркий румянец…

Вроде бы из подросткового возраста вышла! Давненько он не встречал ничего подобного… Разве что с той, его первой… Первым его опытом… Он до сих пор, вспоминая ее, мысленно не по имени называл. Она навсегда осталась для него как Светлая… Хотя имя ее было – Бэлла.