Баден-Баден

Нет, а зачем потащилась в выходной на работу?! Не было особой необходимости! Но «джентльмены» не звонят: ни тот, ни другой. Тишина… Подумаешь! Значит, надо самой создать рабочий шум! Одни только несчастные дети должны по субботам в школах отдуваться?! Полинка сегодня шла из дома с полузакрытыми глазами – не выспалась… Алина тоже, но против обыкновения встала её проводить, обняла, чмокнула в прихожей. Давно поняла, что все личные заботушки и обиды меркнут, просто уничтожаются на корню, если вдруг что-то серьёзное с дочкой. Однажды еще малявкой чуть ли не полночи шастала с девчонкой постарше – любовались праздничной иллюминацией! Алина не любит вспоминать те несколько абсолютно невыносимых часов, каждая жилочка в ней дрожала, голос срывался…

Ладно, «думай о хорошем, я могу исполнить…» Эй, кто там взялся исполнять?! Исполняй! Это «хорошее», это… ну, чтобы все родные были здоровы, само собой, и чтобы… Ну не хочется ей, больше не хочется быть одной! Вот прижал ее, притянул к твердой, тяжело дышащей груди Воробьёв вчера – и всё… Стучит, бьётся страшно быстро её сердце, переплетаются их руки, он наклоняется, она тянет лицо к нему, потом становится на ступеньку… Они целуются, и это такое счастье, что она не может, просто не может думать об этой минуте, вспоминать её! Вот вдруг даже слёзы подступили к горлу… Ну ладно, всё, всё. Офис как-то успокаивает… Для начала пару звонков надо сделать, обязательно ответить на письмо одной авторши, пригласить сюда для разговора, татьянины бухгалтерские сводки глянуть. Ну и просмотреть ленту новостей, разумеется, что там нынешний день сулит urbi et orbi – городу и миру! Выходной – не для деловых дам, работёнка всегда найдется.

Отзвонившись, Алина со вздохом нырнула, погрузилась, поплыла по живому, многоголосому морю-океану, втиснувшемуся в жёсткий корпус компьютера. Так теперь создаются печатные издания. Это Бог знает когда авторы приносили-присылали рукописные каракули в редакцию, а наборщики в типографии, укладывая свинцовые буковки в слова, доносили их до читающей публики. Публика, просмотрев газетку, выбрасывала ее, употребляла в хозяйстве, но кто-то какие-то заметки вырезал ножничками, хранил! У обеих полинкиных бабушек полно таких вырезок: кулинарные рецепты, мудрые советы на все случаи жизни, сейчас их именуют лайфхаками. Шершавое какое-то, дурацкое слово (одного корня с «хакером», между прочим!), Алина старается его избегать. Свекровь, кстати, недавно звонила, похвалила, а больше покритиковала материал об уходе за розами, всю жизнь выращивает перед домом. Миллион, миллион алых роз из окна видит она…

Но почему, почему вдруг возникает, брезжит перед открытыми, плохо выспавшимися глазами знакомая фигура… зыбкая, сияющая улыбкой, с охапкой уже не хризантем – роз! Розы колючие, без хрустящего целлофана… осторожно, не уколитесь… не уколись, Олег!

Да это ты не уколись, дурочка! Вот не надо мечтать о небезопасных цветочках с шипами, есть хризантемы, «дубки», как их все называют. Оставила же в офисе одну веточку? Ну и смотри, любуйся – и переключайся, да, на работу, раз принц такой престарелый попался. Тоже все понимает и не звонит поэтому! НЕ ЗВОНИТ! Правильно, зачем ей с ним читать сказку, в конце которой подразумевается неизбежная веселенькая информация: «А потом принц помер от старости!» Или превратился в лысого, морщинистого дедулю, как муж маминой подруги тёти Зои… а ведь сумел когда-то увести молодку у мужа! Или не умер, не подурнел, а он, у него… «Закончился срок годности!» – как резюмировала Машка, чиновница Мария Владиславовна, выставив сожителя, ставшего «сексуально индифферентным». Алина не Машка, поспокойней в этом вопросе, но всё-таки… Эй, где вы, молодые, ретивые, розовощекие принцы с розочками?

Негромкий стук в дверь, шевеленье ручки – и на пороге возникает… Да, молодой, нехилый на вид, с подкупающей застенчивой улыбкой. Без роз, без хризантем, зато с намерением дать в газете «Черноморский курьер» объявление! Прекрасный незнакомец, оказывается, умеет чинить холодильники и не только. Недорого. Пенсионерам скидки.

– В субботу мы не работаем, я сейчас вообще-то заканчиваю. Рекламой занимается коллега, Татьяна Игоревна, но я, само собой, в курсе. Вот, посмотрите, наши расценки. Всё сейчас с вами сделаем, садитесь! – Можно было, конечно, без экивоков, реклама… ох, эта мать-кормилица всех СМИ реклама!! Но нужно и важно держать марку. И при этом очень, очень доброжелательно улыбаться.

Говорок посетителя тоже весьма доброжелательный:

– Да раньше потому не обращался, что я здеся недавно, переехал из края… Конечно, нравится у вас! В море купаюсь… Что? Да не, живу пока у брата, это он женился на местной. Помогаю им пристройку делать к дому… А раз вы тут работаете, может, знаете столовую какую хорошую? Неподалеку чтобы? А.. так я подожду, когда вы закончите, вот и покажете сами! А может, тоже пойдешь? Не? Да я вижу, что ты без обручального кольца, потому и говорю…

А, кстати, Татьяна как-то хохмила, советовала держать в столе подходящее колечко для общения с некоторыми посетителями! Да нет, должно быть на пальце у женщины обручальное кольцо. Не фиктивное – настоящее. Одной плохо, плохо… А вот почему и Димка не звонит? Если живет у какого-то нувориша, то, надо думать, серьезные трения у них с супружницей? Довольно красивая тетка, замужем никогда не была, всю жизнь, говорят, прокуковала вдвоем с матерью. А как осталась сироткой – тут и Димочка появился! Что не какая-то курортная роза-стервоза, спасибо, но…

– Большое спасибо, Михаил! Но… Я не представилась, разговорились мы с вами! Я – редактор «Курьера», а потому дел, как всегда, очень много. Рада, что вы теперь будете постоянно, надеюсь, фигурировать в нашей газете! Её в городе любят и читают, так что клиенты вам гарантированы. Ну, всего хорошего! А кафе и столовых у нас здесь много, найдёте что-нибудь на свой вкус.

– Я чё-то подумал, вы секретарша… Да я шёл… Смотрю: табличка «Курортный курьер». Ну и зашёл!

– И правильно сделали, Михаил. Всего, всего доброго!

…И дома Алина все ждала звонка от Воробьёва, мысленно издеваясь над своей нервозностью, изумляясь ей: успокойся, истеричка! Пять минут целовалась – пять пудов сопливых слезинок с тех пор уронила, да? Объявятся и тот, и другой когда-нибудь, куда они денутся? Но хотелось, чтобы сейчас…

Ближе к вечеру позвонила Татьяна. Не по работе, просто так, сказала. Это означало: сын хамит, муж, лодырь, достаёт, семейка надоела до чертиков. Алинина задача в таких случаях сводится к протяжным, сочувствующим возгласам: «Да… Ничего себе… Да забудь, забудь… Да хорошие у тебя ребята, и муж, и сын!» Вот тебе и благодать замужества. Удивительно, но сама Алина почему-то никогда ни на кого не выплескивается вот эдак. Бабские переживания всегда выливаются в какие-то многослойные фантазии, иногда стихи… Ну и работа классно отвлекает от всех грустей! Но сегодня что-то она совсем распустилась… А завтра воскресенье!

Да, воскресенье. И ближе к вечеру ее у дома подстерёг Воробьев. Сидел, нахмурившись, курил на детской площадке, на телестудию очень спешил, сказал! И позвал съездить с ним на дачу «пособирать хурму». А в девятом часу позвонил Димка, пригласил на миллионерскую виллу. «Я там не столкнусь нос к носу с твоим семейством?» – только и вздохнула. Димон сначала вроде не расслышал, но потом с длинными паузами пробормотал, что «с семейством что-то не складывается, хотя пацаны отличные» Но Алина уже пообещала Воробьёву насчет хурмы.

14

– А чего ты голову помыла? Сама говоришь, плохо для волос каждый день!

– А я вчера не мыла!

– Ну, позавчера… Куда-то собираешься, да?

Полинка зашла в комнату, руки в боки, перекрикивает жужжанье фена, поглядывает косо. Ах ты, инквизиторша! Алина выключает фен и получает еще порцию дочерней критики:

– Ты неправильно челку укладываешь, давай, я покажу!

Ну, это пожалуйста. Может, забудет, о чём спросила… Хотя…

– Меня тут позвали урожай собирать, так что челка быстренько от трудового пота станет никакой. Но показывай! На будущее! Может, сделаюсь даже красивей, чем ты, моя Полинка-малинка-хурма-маслинка!

Очень неплохих результатов можно добиться с дочкой, если говорить ей правду. Особенно по части ее внешности!! А вообще Алина сегодня перед этой соплюхой слегка робеет…

– Ой, ну прям, мам… Я тебе вчера говорила, мы с папой на море были, он купался… Потом столько разговаривали обо всем! Вот куда ты идешь? Ты послушай, послушай! Он будет воспитывать, помогать близнецам, это без вопросов, сказал. Но с бухгалтершей они совершенно разные люди! Абсолютно!

– Она экономист, во-первых, а во-вторых, не представляю, как можно воспитывать мальчишек на расстоянии.

– Ну и пусть! Главное, он тебя любит, а не её! Он рассказывал вчера… Мы сидим, жара такая, мороженым прохлаждаемся, и папа вдруг вспомнил, как встретил тебя в снегопад! Ну, он тебя с первого класса обожал, как меня эти приставалы Тимка и Карен… Но, говорит, понял, что это на всю жизнь, когда встретил тебя на улице тогда, случайно! Он тогда чуть не умер от счастья! Говорит, весенние каникулы были, и вдруг снег пошёл, прямо повалил! А он не очень утеплённый, ну и побежал домой. Конечно, мимо твоего дома, всегда, говорит, этим маршрутом старался – и на тебя наткнулся! Идёшь в белой куртке, в белой шапочке, такая Снежинка, и снежинки летают… Он так и встал, как вкопанный. А сам весь синий, наверно, потому что ты стала ему тереть лицо, а потом на минутку руку положила на грудь… И всё! И он стал твой навсегда!

Да, Димка ей рассказывал, и несколько прекрасных картин у него есть на эту тему. Одна пастель Алине особенно нравилась, хотя как раз на ней они не очень-то на себя похожи. А вообще эта встреча ей больше помнилась именно с его слов, по его прозрачно-голубым акварелям и романтичному панно в детском санатории «Смена». Нет, Димон, конечно, – талант… Ремарк, между прочим, писал, что мужчина не может жить ради любви, но ради другого человека – может! А Димка живет ради своих художеств… и вот если честно признаться, разве ее это не раздражало? Всегда, всегда! Что, неужели правда она такая собственница?! А ведь его чудесное панно вдохновило Алину на стихи, тоже, кажется, неплохие, надо бы найти их в компьютере…

– Мам, а к папе мы сегодня поедем? После твоего урожая? Или ты одна хочешь? Да я не обижусь, я же с ним пообщалась уже!

– Подожди… иди к себе, мне тут ещё столько дел надо… Слушай, знаешь… Сейчас стихи тебе найду, почитаешь, вот что! Иди пока!

Ужас какая приставучая девица эта Полька-парасолька… Нет, ты посмотри! Убила совсем настрой на амуры, авантюры… Да нет, на что-то большое, желанное, страшное – все вместе. Уже не щекочет, не горячит беспокойный такой костерок внутри… Что-то ничего уже неохота, потому что… потому что… Ну чего эта девица дома торчит в воскресенье, спрашивается?! А, вот эти стихи, нашла в планшете! Неплохо вроде получилось?

Мерзлый ландыш губ девичьих

На весеннем на морозе…

Март так метко, так отлично

Расшвырял снежинок грозди.

Юркнуть бы в подъезд пахучий –

Да к ребристой батарее!

Только в миллион раз лучше

Ручка в варежке согреет:

Трёт мальчишке нос и щеки,

На груди затихнет птицей…

Этот вечерок далёкий

В ночь вовек не превратится.

Снежной нежностью помечен,

Он светлее всё и слаще,

Беспечально юн и вечен,

И названье ему – счастье!

Да, кажется, удалось проникнуться димкиными воспоминаниями! Присвоить их, что ли, потому что ей эта минутная встреча совсем «не зашла», как Полинка формулирует. Она тогда очч-чень симпатизировала одному десятикласснику, как потом в универе одному преподавателю – трепетно, преданно, на расстоянии… Вот же дурища была! Да и сейчас что, намного мудрее? Даже Татьяна, если б знала о её метаниях, только хихикнула бы, наверно… Но что делать, если каждой клеточкой чувствуешь: красивый, краткосрочный романчик, да еще с Воробьёвым, немыслим, невозможен… Она же себя знает, это страшно может затянуть… зачем только?! Пусть со своей певичкой валандается, Тургенев!

– Полинка! Слушай! Иди-ка сюда, что скажу! К папе вечером тогда уж, а сейчас собирайся, поедешь со мной хурму собирать! Любишь ведь?