– Только если экшен со спецэффектами. Я не стану платить двадцать баксов за диалоги.
– Книги? – в его голосе звучит отчаяние.
Я бросаю на него суровый взгляд.
– Да, я читаю.
Джихун с облегчением прикрывает глаза.
– Я уж думал, нам придется забыть о дружбе.
Невежливо указывать на то, что мы знакомы всего лишь около десяти дней и едва ли ступили на территорию дружбы, так что я воздерживаюсь от ответной реплики.
– Я много работаю, – говорю я в свое оправдание. – Все эти развлечения требуют времени. Час телевизора вечером, игры на телефоне и кино в выходные? Допустим. Это составит шестнадцать часов в неделю. – Я сильна в цифрах. – Тридцать четыре полных дня в году случайного потребления контента. Это время контролирует развлекательная компания, а не я.
Мы заканчиваем с едой и прибираемся за собой.
– Ты не чувствуешь наслаждения от хороших историй? – спрашивает Джихун, когда мы снова трогаемся в путь.
– Я лишь хочу сказать, что слишком много бессмысленных вещей предназначено для того, чтобы, зацепив потребителя, компании могли продавать еще больше.
– Музыка и искусство несут смыслы и помогают людям проявить свою человечность.
Тонкая вертикальная морщинка возникает между бровями Джихуна. Я запоздало вспоминаю, что он зарабатывает на жизнь развлечениями.
– Я не имею в виду, что твоя работа бесполезна, – спешу заверить его.
– Спасибо тебе! – Он отвешивает мне легкий поклон. – Очень великодушно.
Я вздыхаю.
– Заслужила.
К моему облегчению, он смеется:
– Ты просто еще не нашла того, что тронуло бы твое сердце, Ари.
Снова звучит мое имя. Я никогда не думала, что так сильно нуждаюсь в этом, но каждый раз, когда он произносит мое имя этим вечером, на душе теплеет. Время уже переваливает за полночь, но никто из нас не предлагает идти домой. Как будто Джихун наконец решил, что я достаточно безопасна, чтобы, по крайней мере, вести со мной цивилизованный диалог. Даже более чем цивилизованный. Дружеский.
Общаться с Джихуном легко, и мы болтаем ни о чем и обо всем, по мере того как всплывают темы. Проходя мимо магазинчика боба[35 - Боба чай – «чай с шариками» или жемчужный чай – популярный чайный напиток, в который обычно добавлены шарики из тапиоки (известные как «боба»). Большинство рецептов включают чайную основу, смешанную с фруктовым соком или молоком, иногда с добавлением льда.], мы обсуждаем любимые вкусы чая с пузырьками (у меня это розовое молоко, у него – зеленый чай личи). Ветеринарная клиника поднимает вопрос о лучших домашних животных (кошки, единогласно). Круглосуточный минимаркет вызывает разговор о снэках, который быстро перерастает в спор о том, в какой стране лучший выбор – в Корее или Канаде. Мои фавориты, шоколадные батончики Coffee Crisp, имеют несомненное преимущество, но Джихун приводит веский аргумент в пользу кукурузных палочек Kkokkalcorn.
Парень – внимательный собеседник, хотя мы и говорим обо всякой ерунде. Хана – замечательная подруга, но у нее привычка иногда погружаться в свои мысли и терять нить разговора. Я не стала бы причислять открытое непринужденное общение и к достоинствам моей собственной семьи. Между тем Джихун пристально смотрит на меня, пока я говорю, а затем задает уточняющие вопросы вместо того, чтобы подхватить какие-то мои слова и взахлеб начать рассказывать свою историю.
Незаметно мы переходим к теме соквартирантов (общей для нас обоих).
– Я познакомилась с Ханой в университете. А ты где нашел своего соседа?
– На работе, – говорит Джихун. – Непривычно быть без него. Мы работаем в одной компании.
– Тебе не нравится жить одному? – Я люблю Хану, но обожаю, когда квартира находится в моем полном распоряжении. Так и было, пока она не натравила на меня гостя.
Он пинает камешек.
– Одному скучно. Мы вместе уже много лет, поэтому мне уютнее, когда он рядом. Как и остальные мои друзья.
Вау, мы очень разные люди.
– Тогда зачем ты приехал в Торонто?
Его лицо омрачается.
– Друзья поняли, что мне нужно немного побыть наедине с самим собой.
Я хочу расспросить подробнее, догадываясь, что за всем этим стоит чертовски интересная история. Но я понимаю, что не смогу отреагировать с той деликатностью, которой потребовали бы обстоятельства и Хана, поэтому отступаю и ограничиваюсь жалкой репликой:
– Логично.
Джихун бросает на меня недоверчивый взгляд, как будто ожидая назойливых вопросов, но подлавливает меня, когда я зеваю.
– Уже поздно, – говорит он. – Тебе завтра на работу.
Да, и этот факт меня бесит до отчаяния. У меня работа и завтра, и послезавтра, и послепослезавтра, и каждый день, пока я не умру.
Он видит выражение моего лица.
– Ты не хочешь идти на работу?
– Не имеет значения, хочу я или нет. – Я поворачиваю за угол, выбирая маршрут, который приведет нас домой.
– Имеет.
Я перекидываю волосы через плечо.
– Я – юрист. И должна работать в офисе. Таков порядок, и не имеет значения, как я к этому отношусь.
– Юрист – это твоя профессия, Ари. Но не то, кто ты есть.
Мы шагаем бок о бок, наши руки невольно соприкасаются, и я обдумываю его слова. Приятно их слышать здесь, в темноте, когда вокруг никого нет, но Джихун ошибается. Утром я снова буду собой, прежней, буду делать то же самое, что и раньше, потому что настолько отдаюсь работе, что она стала моей натурой.
Наверное, это немного грустно.
Но ничего не поделаешь.
7
Совершенно ясно, что Джихун успешно преодолел как свой затянувшийся джетлаг, так и любые сомнения по поводу меня.
Я знаю, что он полностью приспособился к восточному дневному времени, когда слышу, как он поет в шесть утра. Это не «Райский город», и я уверена, что он попадает в ноты. Или в тональность. Как бы это ни называлось.