Алиса в стране насильников

Кто-то из взрослых, изображавших охранника, сказал, что я должна бежать и прятаться на огороженном лесном участке, возле плаца. Меня будут искать и, если поймают, жестоко накажут.

Мне разрисовали спину желтыми полосами под цвет тюремной робы, развязали только ноги, сказали, что руки развязывать не будут, а затем отпустили голой в лес. Я побежала со связанными руками в направлении ближайшей возвышенности. Там был более густой лес. В чаще я пыталась укрыться в какой-то яме, но нормально спрятаться мне не удалось, вскоре раздался собачий лай и голоса. Надежда на спасение была потеряна. Меня быстро выследили и подвергли наказанию.

Как я понимаю сейчас, та тренировка являлась репетицией "Самой опасной игры" – охоты на людей, которой меня подвергли спустя пятнадцать лет, когда я была запрограммированной секс-рабыней. Тренировка использовалась и для воздействия на меня и других детей с целью усиления представления о том, что "негде спрятаться", а также для травмирования в качестве подготовки к последующему программированию.

В таких тренировках молодежь обучают не жалеть тех, кто слабее и чувствовать свое превосходство.

Меня выслеживали две группы «охранников». Первой пришла группа во главе с подростком постарше. Они получили поощрение.

А меня привели в комнату, где был инструктор, ребята из нашей общины и еще одна голая девочка, примерно такого же возраста, как и я.

Мои бледные щеки полыхали всеми оттенками красного от беспомощности и стыда, из-за того, что приходилось стоять голой и готовиться к неминуемой расправе.

Инструктор сильно избил меня на глазах у всех, синяки от ударов покрыли все тело. А затем меня заставили ударить девочку. Сначала я отказалась. Инструктор вновь сильно стукнул меня кулаком и сказал, что отказ жестоко карается, меня будут бить дальше, если я не накажу девочку за нерасторопность.

И действительно, меня продолжали жестоко избивать до тех пор, пока я, наконец, не сломалась и не ударила бедного ребенка.

Такая практика используется для того, чтобы вызвать у детей изменения в психике в сторону преступной агрессии. По мере взросления, задания и наказания становятся все более и более жестокими. Детей приучают спокойно относиться к насилию и применять "практику наказания" к тем, кто младше. Такое поведение закрепляется в общине, как норма.

Глава 5.

И все же, в военных играх, я была в числе отстающих. Вскоре после моего боевого крещения, в детской охоте на заключенных, дядя Билл позвал меня к себе в спальню и сказал, что военное дело – не для меня, в жизни мне найдут занятие по способностям. Мол, мое жизненное предназначение – дарить мужчинам тепло.

Дядя Билл сказал, что мое тело – канал связи между ним и Богом и велел мне раздеться. Я не поняла, о чем толкует жрец нашей общины, но была послушной девочкой, сняла одежду и осталась стоять в одной застиранной майке, нижний край которой доходил мне почти до колен.

Билл приказал скинуть и майку. Я подчинилась, наготы я не сильно стеснялась, но сейчас, прикрыла одной рукой формирующуюся и уже весьма заметную грудь, а другой – свое самое сокровенное место. И чувствовала себя унизительно, почти так же, как и во время моей поимки в игре, когда стояла голой перед инструктором и ребятами.

Билл с улыбкой сказал:

– Ох, какие мы стесняшки! Сделай руки «по швам».

Мне не нужно было повторять дважды. При ужасающем тоне его голоса, руки сами непроизвольно опустились. Я не могла препятствовать воли опекуна, тому, что он требует от меня.

Билл внимательным оценивающим взглядом осмотрел меня, велел повернуться, показать ягодицы.

– Хороша! – сказал он. – Подрастешь, формы будут еще более привлекательными и объемными. Но для твоего возраста, очень даже хорошо.

Неожиданно, его холодная рука с силой смяла мою правую грудь, чуть не лишив меня сознания. Но я с огромным трудом вытерпела. Ибо была приучена не возмущаться и не возражать против любых действий взрослых.

Еще несколько секунд дядя Билл пожирал меня безумным взглядом, пристально изучая каждый сантиметр тела, периодически надавливая пальцем на отвердевший сосок, а затем вдруг велел:

– Пойди в ванную, хорошенько умойся, да рот прополощи.

Когда я вернулась, Билл открыл бутылку вина, налил в две рюмки, одну протянул мне.

– Я не пью алкоголь, – неуверенно напомнила я.

– Это кагор. Его даже маленьким детям дают, – сказал жрец и начал расстегивать ширинку, – выпей и будь смелее.

Я вновь не посмела ослушаться, а Билл снял штаны:

– Смотри, как надувается мой стержень! Потрогай, поцелуй его. Смелее! Я сказал – смелее. Все этим занимаются! Я покажу тебе сейчас, как происходит обмен энергиями между людьми.

Он велел мне встать на колени. Голова кружилась, я не понимала, что происходит, но ладошкой все же, послушно обхватила его член и прикоснулась губами в легком поцелуе. Неприятный солоноватый вкус проник сквозь губы, я закашлялась, подавляя рвотный рефлекс. Билл дал мне возможность отдышаться, взял свой член в руку, провел им по моему подбородку, сжатым губам.

– Разожми губы и зубы, – велел попечитель и, не обращая внимания на мои немые протесты, раздвинул мне рот большим и указательным пальцами.

Я не сопротивлялась, вероятно, вид его члена, его намерения, не осознаваемые моим детским умом, но отложившиеся где-то в генетической памяти, парализовали мою волю.

А он ввел член мне в рот. Тот уперся в правую щеку, растягивая ее и причиняя боль. Билл похлопал по щеке ладонью и вытащил член, давая мне отдышаться.

Слюни потекли у меня по подбородку. Но Билл не обращал на это внимание. Он обхватил мою голову руками и…

Не буду описывать весь процесс. Впрочем, Билл по сравнению с другими педофилами, в тот раз обошелся со мной сравнительно гуманно, не лишил девственности.

Помню, как я начала задыхаться. Едкая, жгучая жидкость заполонила ноздри, разъедая все во рту, вырываясь из моего горла и расплескиваясь брызгами по полу.

– Хотел посмотреть, насколько глубокое у тебя горло и сколько лжи может в нем поместиться. Вижу, много. А тебе нужно учиться подавлять рвотные позывы, – сказал Билл и повторил свою попытку.

Я думала, сердце остановится, сознание потеряю от страха и отвращения. Думала, захлебнусь…

Когда он закончил и вытащил свое достоинство, то вытер его об мои волосы, натянул штаны и вдруг обвил мою шею рукой, нежно поцеловал в лобик и ласково сказал:

– Понимаю, что ты еще девочка, но я ведь люблю тебя!

Билл задумался на несколько секунд и продолжил:

– Запомни, милая, Господь одобряет это. А я есть связующее звено между тобой и Господом. Сопротивляться мне – бессмысленно. Ты должна подчиняться, раз Господь отдал тебя в мои руки. Я даю тебе заботу, в которой ты нуждаешься, а ты обязана быть полностью лояльна ко мне. И держи рот на замке, чтобы ни одна из подробностей нашего общения никому и никогда не стала бы известна. Пусть только Бог будет знать о наших секретах.

Как же плохо я себя чувствовала после такого общения! Я ощущала себя грязной и использованной. Очень долго мылась в душе, тщательно полоскала рот и оттирала те места, к которым прикасался Билл.

После душа надела запасной комплект чистого белья и долго плакала в кроватке. Я убеждала себя, что все уже сделано и ничего не изменить. И хотела навсегда забыть то, что вытворял попечитель. Даже просила об этом небесного Бога.

По детской наивности я надеялась, что такое больше никогда не повторится. Но все повторилось потом еще в более извращенной форме.

Глава 6.

Я продолжала учиться в той же школе. Как-то раз наш скаутский отряд участвовал в параде на День Благоговения. На параде присутствовал мой попечитель дядя Билл, а также руководитель нашей общины Джордж Абрамян. Сразу после парада Билл позвал меня и сказал, что "сегодня особенный день", потому что я увижу дядю Джорджа. Попечитель взял меня за руку, заговорил на языке "Алисы в Стране чудес":

– Давай пойдем к новому приключению вместе, – и повел меня, притихшую и оторопевшую, за собой.

Мы пришли в лучшую гостиницу нашего города. Дядя Билл велел мне молчать в присутствии господина Джорджа, только коротко отвечать на вопросы и улыбаться ему.

Мы поднялись на верхний этаж и вошли в шикарный номер люкс, из него открывался панорамный вид на наш городок. Джордж уже был в номере, он сидел в кресле возле полированного деревянного стола. Джордж встал, кивнул дяде Биллу и стал разглядывать меня. Я стояла молча с улыбкой пластмассовой куклы на губах и немигающими глазами смотрела на него.

Джордж был в отливающих золотом тапочках и джемпере, что придавало ему сходство с Мистером Роджерсом из детской телевизионной передачи, которую нас заставляли смотреть. Джордж Абрамян показался мне вполне нормальным дядечкой, не представляющим непосредственной угрозы.

Мои длинные светлые волосы волнами сбегали вниз по голубому платью, делая меня похожей на Алису из "Страны чудес".