Карусель. Время не лечит

Только тут до Маши дошло, какой ужас с ней произошел, что абсолютно безвольно она позволила матери вмешаться в ее жизнь и все разрушить. Все, о чем она мечтала… А мечтала она только о Витеньке! И все это произошло по ее вине! Это случилось, потому что она испугалась, решив, что он бросит ее, беременную в шестнадцать лет. Маша боялась, что люди плохо будут думать о ней, роди она этого ребенка и став матерью-одиночкой.

– Витя, мне сделали аборт, – она взглянула на него и похолодела: парень изменился в лице. Глаза его стали серьезными и злыми, лицо побелело, костяшки пальцев хрустнули, так сильно он сжал стебли цветов, предназначавшихся ей.

– Та-ак, – протянул он, – ясно. Значит, ты вот так просто и абсолютно спокойно говоришь мне о том, как вместе со своей сумасшедшей мамашей убили моего ребенка? Я жениться хотел на тебе, дура! – еле сдерживая слезы, крикнул Витя и, бросив цветы и пакеты на пол, выбежал из школьного вестибюля.

Прошло столько лет, а она все вспоминала тот день, его слова, растоптанные розы на школьном полу. Что же было потом? Жизнь, полная разочарований и горя. Он, так и не простив ее, уехал на Дальний Восток и стал моряком. Люди поговаривали, что Виктор стал выпивать. Так ни разу не женившись, был зарезан в пьяной драке в одном из многочисленных российских портов. Мария два раза пыталась выходить замуж, но мужчины после нескольких лет совместной жизни начинали мечтать о детях, а после аборта она так и не смогла больше забеременеть. Узнав, что она бесплодна, мужчины охладевали к ней. Да и сама она не хотела быть кому-то обузой или укором в жизни. Марья Васильевна желала всем добра и счастья. Поэтому, когда уже точно во втором браке был подтвержден диагноз – бесплодие, она сама первая подала на развод. Ничего не объясняя мужу, выставила его за дверь. Хоть и пыталась она построить два раза в жизни отношения, но сердце у нее так всегда и болело по Витеньке.

Мария очнулась от своих мыслей и огляделась по сторонам и поняла, что сидит в той самой злосчастной палате, из которой ее повели на аборт. Она взглянула на часы у входа – было восемь утра. Маша не чувствовала боли, и все белье на ней было сухое. Значит, это ранее утро того дня, и только в девять за ней придут.

Она вскочила с кушетки и стала метаться по комнате, придумывая, как сбежать из больницы. Из одежды на ней была только больничная сорочка, из обуви – больничные шлепанцы.

«Бежать-бежать», – только эта мысль без остановки крутилась в ее голове. Девушка выскочила в коридор. В гинекологии уже начинался утренний обход и весь медперсонал разошелся по палатам. Маша проскользнула в кабинет старшей медсестры и открыла шкаф у двери. Здесь стояли чьи-то туфли, на плечиках висело коричневое платье. Маша быстренько натянула на себя одежду, то и дело высовывая голову из кабинета, чтобы убедиться, что никто не идет. Она надела чуть великоватые ей туфли и вышла в коридор. Пробежав по нему и буркнув на входе в отделение: «Я посетитель», она спустилась в больничный парк и стремглав помчалась на трамвайную остановку.

«Витенька, Витенька! – только о нем сейчас думала девушка. – Нужно срочно к нему, нужно к нему!»

Она, наконец, добралась до его дома. Легко пересчитав все ступеньки до его квартиры, принялась яростно звонить в дверь.

– Иду я, иду! – прокричал из-за двери до боли родной голос, по которому тосковало всю жизнь ее разбитое сердце.

– Ты? – радостно и немного удивленно произнес он. – А я вот к родителям собрался благословения просить, как мужчина все объяснить им и вот готовился к нашей встрече…

Маша стояла на пороге в широком платье, щеки ее пылали, она безумными от счастья глазами посмотрела на Витино лицо и бросилась в его нежные объятия. Как только сомкнулись ее глаза, все вокруг поплыло и закружилось. Мария вдруг вспомнила странную карусель на пустыре, но тут же ее забыла, отвлеченная картинами жизни, что проносились перед глазами то быстро, то иногда замедляя бег. Она могла видеть и ощущать эти события, что происходили с ними в новой жизни. Вот картина поездки к его родителям в другой город и извещение их о ситуации. Радостные глаза его папы и мамы. Злость ее родителей и нежелание общаться долгие пять лет. Веселая свадьба в профессорской квартире, и шумные поздравления одноклассников и учителей. Потом рождение долгожданного малыша. Прекрасное имя выбрали ему Витины родители – Георгий. Витенька стал хорошим отцом. После Георгия родились еще три девочки. Он сам с ними возился, купал и кормил их, если Маша уставала. Росли дети на радость родителям.

Жизнь пробежала с сумасшедшей скоростью. Они не успели оглянуться, как счастливый бег календаря стал замедляться, и жизнь стала размеренной и спокойной. Сколько всего было, а сейчас им уже по пятьдесят.

Марья Васильевна каждую ночь перед сном благодарила Бога за то, что в роковой день она убежала из той проклятой больницы и не совершила ошибку, которая могла бы перечеркнуть всю ее жизнь.

Глава 5. Васька

– Соня, а ну давай вставай. На работу пора! Что ты никак не просыпаешься? И будильником тебя не разбудишь, и криком не проймешь! Васька, на работу, кому говорю! – Василий открыл глаза и опешил. Перед ним стояла и трясла его за плечи его любимая жена – но этого просто не может быть! Как? Она вот здесь – реальная, такая дорогая и любимая – прямо сейчас перед ним. Из кухни доносились голоса их детей.

«Дети, – подумал он, – о, здесь мои дети. Со мной, мои кровиночки!»

Он, как пружина, взвился и быстро прошагал на кухню, все еще не веря ни своим глазам, ни ушам.

– Па-а-па, ну скажи Костику, пусть оставит кошку в покое. Меня уже достал этот тупой малец. Ну, объясните ему, родители, что животных душить нельзя. Это ваш долг, как-никак, объ-яс-нять, – восьмилетняя Василина поправила очки на своем остреньком носике и, нахмурившись, выдрала кошку и цепких рук четырехлетнего мальчонки.

Василий, еще не пришедший в себя от этого чуда, так и стоял посреди кухни в цветастых трусах и заливался, как маленький ребенок, слезами от переполнявшего его счастья. Он понял – сегодня тот самый день, который не мог себе простить всю жизнь, который всегда мечтал изменить. Он хотел, чтобы этот день вообще никогда не наступал: ведь своими же руками он разрушил свою счастливую жизнь. Он так долго мечтал его переделать, что каждую минуту этого дня прокручивал у себя в голове и анализировал, как бы что поменять, будь у него такая возможность. Так что же произошло в тот день?

Ничего особенного он не делал. Не убил и не ограбил никого, и не совершил ничего сверхплохого. Хотя, с какой стороны на это посмотреть. Со стороны мужчин – ерунда: всего лишь нелепое недоразумение. Со стороны женщины – непростительное предательство.

В этот день он изменил своей жене. Да, банально, тупо, пошло, грязно и отвратительно. Он предал ее в этот злосчастный день.

Она, как обычно, еле добудилась его утром. Потом накормила сытно завтраком и отправила на работу. Детей он проводил тогда сам: малыша в садик, дочку в школу. И пошел к себе на службу. Занимал он, нужно заметить, хорошую должность заведующего молококомбинатом. Хорошо зарабатывал и был уважаемым человеком среди жителей их маленького городка. Иногда случалось мог приударить за чьей-то юбкой, но измен никогда не было. А две недели назад на их складе появилась молоденькая кладовщица Ирочка. Все бы ничего, но ее полная, аппетитно выглядывающая из большого декольте грудь и упругая попка, обтянутая яркими юбочками, сводили его с ума. Когда она приносила ему на подпись бумаги и облокачивалась на стол перед ним, задорно скаля зубы и щуря свои ярко-голубые выразительные глаза, он покрывался испариной: ему становилось трудно дышать. Так хотелось завалить ее тут же на диване в кабинете, но рассудок всегда останавливал. Она, видно, была тоже не против этого, и по любому поводу приходила в кабинет к начальнику: смеялась, ходила по помещению, покачивая своими шикарными бедрами, и намеками, и жестами показывая свой интерес.

И вот в тот день, когда все ушли уж на обед, он увидел на столе записку от нее: «Василий Иванович, я к вам сегодня зайду в обед, пока все будут на перерыве, для личного разговора за закрытыми дверями».

Волна животной похоти охватила его, он уже не мог сидеть на месте и ждать, когда она зайдет. Наконец, подошло время перерыва. Секретарша зашла сказать, что уходит, и он остался один в корпусе. Раздался стук в кабинет, дверь приоткрылась, и вошла она. Ширинка и так уже лопалась от одних только мыслей об этой похотливой девчонке. Когда же она грациозно шагнула внутрь помещения и, повернувшись спиной к нему, щелкнула ручкой замка, закрывая дверь, он уже еле сдерживал себя, чтобы не наброситься на нее и не овладеть ею тут же возле двери. Она повернулась к нему, и стала медленно идти к столу, снимая по дороге все, что на ней было. Василий встал со стула и пошел к ней навстречу, подхватил на руки, и, быстро прошагав по комнате, бросил на диван…

Ирочка была уже абсолютно голой. Василий голодными глазами смотрел на ее тело, в горле пересохло от перевозбуждения, сильная эрекция вызывала боль. Он спустил штаны и, наконец, яростно начал делать то, о чем так жарко грезил две недели, глядя на эту молоденькую развратную девицу. Уже достигая оргазма и ничего не видя вокруг, когда ликующий стон прорывался сквозь пересохшее горло, он заметил, что глаза Ирочки широко раскрылись. Она что-то увидела за его спиной. Василий, плохо еще соображая, оглянулся на дверь и тут почувствовал, что его будто окатило холодной водой.

В дверях, растерянная, с упавшими плечами, с букетом роз и коробкой с тортом, перевязанной ниточкой, стояла его любимая жена. Он даже не мог представить себе, сколько времени она вот так стояла, растерянная и испуганная, наблюдая за картиной, как ее любимый муж трахает молодую кладовщицу. Света очнулась от нахлынувших эмоций, в глазах загорелся гнев. Она бросила на пол цветы и коробку с тортом. Развернулась и, взмахнув своей праздничной юбкой, стуча каблуками по паркету, побежала по коридору прочь от его кабинета.

Как потом он узнал, ключи от помещения ей дала вахтерша. Жена объяснила пожилой женщине, что хочет сделать мужу сюрприз в честь знаменательной даты для семьи. Ведь в тот день у них была годовщина свадьбы! Света подготовилась, купила цветы и торт, празднично оделась и пришла к мужу на перерыв. Она хотела сделать любимому сюрприз и поздравить. А здесь он, со спущенными штанами, лежал на какой-то голой девке, что лежала под ним с широко раскинутыми ногами, и со звериными похотливыми стонами трахал ее.

«Ничего, – успокаивал он себя, – сейчас вернусь и заглажу вину. Придумаю что-нибудь. Например, скажу, она сама набросилась на меня или еще чего. А я не устоял. Потерял рассудок. Света меня любит – простит, у нас тем более двое детей. Куда женщина денется от мужа, если у нее уже двое детей?» – все размышлял Василий по дороге домой, но Света куда-то делась и причем, как оказалось, – навсегда. Больше никогда ни ее, ни детей он не видел. Жена его была из детского дома. Родителей у нее не было, и он даже не представлял, куда она могла уехать. Сколько он ни ждал, ни искал ее, больше в своей жизни он их не видел. Тогда ему было всего лишь тридцать лет, горячий и глупый был. Это теперь он, в свои пятьдесят пять лет понимал, какое он счастье упустил, какую золотую женщину обидел, какую замечательную семью своей глупостью и похотью разрушил. Сколько раз он корил себя за этот день? Да каждый день он его вспоминал и готов был убить себя за то, что сотворил.

Пить он начал сразу, когда понял, что она ушла от него. С должности его сняли уже через две недели, потому что на работу он не являлся. Когда пришедшее домой начальство увидело его пьяного в стельку в компании с бутылкой в грязной квартире, где повсюду валялась тара от водки, то приказ о его увольнении не заставил себя долго ждать. Вот так из уважаемого Василия Ивановича, из холеного богатого и успешного семьянина, он превратился в худого затюканного алкаша Ваську, который, если и работал, то за кусок хлеба да рюмку водки. Ни смысла в жизни, ни ее продолжения он больше не видел.

Теперь осознав и вспомнив все, он понял, что стоит у себя на кухне. Именно в тот день, двадцать пять лет назад. Как и тогда дети «разрывали» на части их кошку. И уже подходило время идти на работу, где и случится тот постыдный эпизод, из-за которого он столько лет мучил себя.

Василий оживился, лицо озарила счастливая улыбка. Он схватил в охапку детей, обнял и, подняв их на руки, понес в комнату.

– Так, детки, собираемся, собираемся…

Через двадцать минут после того, как проводил детей, Василий мчался на рынок. Он купил огромный букет бордовых роз, коробку шоколада и бутылку шампанского. Поймал такси на перекрестке, и уже через десять минут звонил в дверь их дома. Света открыла ему, удивленная его ранним и неожиданным возвращением. Она заметила в его руках букет цветов и, поняв все, засветилась от счастья.

– Любимая моя девочка, – с чувством произнес Василий, – поздравляю тебя с годовщиной нашей свадьбы. Эти десять лет, проведенные с тобой, были самыми счастливыми в моей жизни. Прости меня, если я ненароком когда-то тебя обидел. Я был неправ. Я люблю тебя больше своей жизни!

И он, опустив цветы и бумажные пакеты с покупками на пол в прихожей, наконец-то, обнял свою любимую.

Сколько он мечтал об этом сладком мгновении? Целых двадцать пять лет! Василий закрыл глаза, прижав голову жены к своей груди.

Картинки поплыли и закружились, как в хороводе. Послышался вальс, что играл на пустыре, где была построена странная карусель. Картинки жизни стали меняться, сменяя друг друга, как в кинотеатре. Он наблюдал со стороны, как они мирно жили после того дня. Как шла размеренно их жизнь. Он ушел с высокой должности и пошел работать простым инженером в мужской коллектив на завод, чтобы никогда даже не думать о чем-то плохом, что могло нарушить покой его любимой семьи.

И вот уже вечер, их квартира. Оба они постарели, но большую часть своей жизни они прожили в браке. Им уже по пятьдесят пять, а он все так же с любовью смотрит на свою Свету. Всю оставшуюся свою жизнь он думал: «Как хорошо, что тогда ничего не произошло, и сейчас с ним рядом самая лучшая женщина на Земле».

Ну и пусть, что уже тихо подбиралась старость. Главное он знал: он прожил жизнь не зря. Он пронес сквозь нее любовь и покой семьи и был очень рад и горд за каждый прожитый год.

Эпилог

Карусель замедляла свой бег, музыка утихала, и пожилые люди приходили в себя. Когда они открыли глаза, то оказались стоявшими в кругу лицом друг к другу на песчаном пустыре за городком. Промозглый ветер пронизывал до костей, начинал моросить дождь. Крупные капли изредка падали на их непокрытые головы. Темнело. Кто из посетителей пришел уже в себя, начинал дико озираться, заглядывая в глаза остальных, как бы ища поддержки в том, что все увиденное ими не было сном. Сколько ни пытались найти они глазами следы карусели на этом пустынном месте, не было и намека на какое-либо сооружение, возведенное здесь. Не было ни аттракциона, ни ограждения, ни странных иногородних людей. Все было, как раньше: пустое песчаное место, осень и чувство одиночества, что, объединив их, привело сюда.

Осознав всю реальность происходящего и, опустив понуро головы, без единого звука люди стали расходиться в разные стороны.

Неожиданно со стороны городской дороги, что вела на площадку, стали приближаться звуки голосов. Было похоже на то, что много людей двигалось в их направлении.

Ничего не замечая вокруг, Марта Сергеевна шагала впереди всех, еле сдерживая рыдания и покусывая губы. Вдруг навстречу ей из-за поворота вышел Михаил. За ним шли другие люди, многие из них ей были незнакомы. Следовавшие позади нее друзья радостно вскрикивали и, прибавив шагу, почти бежали навстречу компании людей.

Марта Сергеевна уже ничего не замечала вокруг: к ней навстречу шел ее любимый муж, тот, с кем она прожила всю свою жизнь и вырастила двух детей.

– Марта, дорогая моя, мы все так перепугались! Вот и соседи тоже. Куда вы все разом ушли? Мы сверились по времени, оказалось, что все пропавшие одновременно вышли из квартир. Все зачем-то пошли на этот пустырь. Что вы тут делали, Марта? Смотри, какая холодина и мерзлота. Вот возьми, накинь на себя, – и он, сняв с себя свою теплую куртку, набросил ее на плечи жены, заботливо натянув до бровей меховой капюшон.

Дождь заморосил сильнее, но Марта Сергеевна только подставляла ему лицо и улыбающимися губами ловила капельки.

– Что мы делали тут? – задумчиво переспросила она мужа. – Исправляли жизнь, милый. Всего лишь исправили жизнь.

И она, залившись счастливым смехом, подхватила Михаила под руку и бодро зашагала с ним по аллее вслед за семьей Василия.