Девушка, которая хотела написать книгу о войне

Князь прищурился, разглядывая сквозь огонь голую – и вполне оформившуюся, как стало ясно – фигурку. Фон Мореншильд вскинула на него взгляд и тут же, ойкнув, нырнула за рюкзак.

– Вы же сказали, что смотреть не будете!

– Обманул, – рассеянно ответил господин Крабат. – Я никогда не становлюсь спиной… К людям.

Кофе забурлил. Князь заставил себя опустить глаза на джезву, потянуть её прочь с каменного бортика. У двери торопливо шевелилось. Князь отступил к столику, почти наощупь снял с полки кружку и вылил туда кофе.

Фон Мореншильд прошлёпала мокрыми босыми ногами к очагу, пристроила у бортика кроссовки и застыла, пытаясь понять, как развесить сушиться вещи.

– Налепите на колоколец, – посоветовал князь. Лиза посмотрела с недоумением, явно не понимая, что имеется в виду колпак над очагом, переходящий в трубу. – Ладно, дайте я… Держите кофе, вернитесь на скамью.

Боязливо поглядывая на хозяина, девушка приняла кружку и отступила.

– Вы странный… Почему вы не говорите, как вас зовут?

– Зовите меня господином Мёллером, рантье.

Трудно было распознать, ломает она комедию или действительно не узнала самого известного мужчину Лужицкой Республики. Можно было бы понять, подойдя поближе и вдохнув запах кожи, но князь предпочёл не рисковать. Вынув из кармана телефон, он быстро набросал сообщение на дежурный номер своих безопасников: цифровой код, понятный только кругу избранных. К числовым шифрам у князя была слабость.

– Очень приятно, – девушка отхлебнула кофе и тут же сплюнула обратно в кружку. – Обовэ, я явык обожгва! Обовэ!!!

Она вскочила, роняя кружку на пол. Хижину встряхнуло.

– Фто это?! Вемлетряфение?!

– Сель сошёл, – господин Крабат нахмурился. – Тут бывает иногда.

Три года назад такой сель разрушил замок, выкупленный им у фон Адлигарбов. Не упуская гостью из вида, князь переместился к одному из окон, прислушался. Осторожно приоткрыл ставень, ругнулся под нос.

– Вдефь дамы, – сообщила фон Мореншильд.

– А там – разгул стихии. При том, что у нас нет запасов еды.

Точнее, у него-то еда есть. Но ей такая не годится. Об этом он вслух говорить не стал.

– Это надолго?

– В прошлый раз было на три дня…

Телефон пикнул. Князь кинул взгляд на экран. Число, понятное только ему и ближайшим к нему.

– …Но вышвырнуть вас с моей земли я надеялся скорее.

– Ва фто?!

– Гостей не люблю. Ещё кофе?

– Вы фертофки, фертофки фтранный. У меня явык обоввон, и мне холовно.

– Плед в ларе под скамейкой.

Закутавшись, фон Мореншильд села прямо на пол возле очага и привалилась спиной к камням. Рост позволял ей это сделать, не опасаясь угодить волосами в огонь. Господин Крабат подобрал кружку с пола и поставил на стол, к джезве. Единственное немецкое слово, которое ему когда-либо действительно нравилось – die Ordnung, порядок. Всё должно было быть под контролем. Князь нахмурился, полный неприятных чувств к тому, что должен сейчас сделать. Безопасность важнее галантности. Батори был галантен – и чертовски беспечен – и где сейчас он и его Империя?

Выхода не было. Господин Крабат наполнил лёгкие воздухом, как всегда перед тем, как начать чаровать. Хорошо знакомое, чуть болезненное ощущение наполнения своей волей чужого человека. Под пледом дёрнулось девическое плечо.

– Отвечайте честно и прямо. С какой целью вы приехали в Лужицкие горы, есть ли у вас оружие любого типа, какое именно оружие в наличии?

Девушка выпрямилась и воззрилась – другого слова просто не подобрать – на князя с изумлением. Очки ей помогали мало, она щурилась, пытаясь разглядеть лицо мужчины.

– Нифево фебе, какой тон, вы кто такой вообфе, меня допрафывать? Вы мне папафа? Нет! И не мув, я бы вапомнила, ефли бы у меня мув был такой толфтый и фтарый!

Господина Крабата продёрнул холодок. Нет, девчонка точно не волчица, хотя хамить умеет не хуже цыганок. Но чары на неё не действуют. Или их что-то рассеивает? Он нашарил в кармане пиджака и выудил за цепочку кулон крови. После упокоения Батори, кажется, предпоследний из некогда существовавших, если только новая императрица не сообразила оставить простенькое украшение себе. Сделал несколько шагов к фон Мореншильд, остановился, покачивая кулоном так, чтобы рубиновые искры плясали в кровавом камне, привлекая взгляд сидящей девушки. Чуть подержал, убеждаясь, что гостья видит камень и следит за ним. Снова набрал воздуха в лёгкие.

Моя воля – твоя воля. Повинуйся, возьми тебя ведьма.

– Отвечайте… Честно и прямо…

Фон Мореншильд дослушала до конца, удерживая на лице равнодушно-вежливую мину, но князь чувствовал, как расходится от её кожи запах страха. Да она, поди, решила, что имеет дело с маньяком.

А я, я тогда с кем дело имею?

– Я плохой гипнотизёр. Но иногда пытаюсь. Не обращайте внимания…

Кулон легко скользнул на своё обычное место.

– Э-э-э, – самым светским тоном ответила фон Мореншильд. – Мне кавэтфя, профтите, у вас офень дурные манеры. Давайте так не будем.

– Прошу прощения. Наливки?

– Иввините, нет. Вдруг вы меня рефыли опоить и, ну, это.

– «И, ну, это» мужчина моей комплекции может сделать и с трезвой девушкой.

– Я вам глава выфарапаю.

– Это вряд ли. Впрочем, успокойтесь, я – почтенный отец троих детей. Не маньяк.

– Будто маньяки не могут равмноватьфя…

Князь пожал плечами, прошёлся по хижине, подложил дров в очаг. Отпил немного наливки сам.

– Вообще, – сообщил он в воздух, – алкоголь калориен. Особенно сладкий.

– Давайте фитать, фто я на диете, – сдержанно отозвалась фон Мореншильд. Господин Крабат ей не нравился. Она не нравилась господину Крабату тоже.

– Так какими судьбами в наших краях?

– Я раввелафь.