Если бы не ты…

– Боюсь Вас огорчить, но мы с ним знакомы были всего десять лет, последние десять лет. Начать со знакомства? – спросила она, принимая принесённую чашку кофе. – Спасибо. Пока мой гость не выйдет, я, Галина Викторовна, занята.

– Начинай с самого начала, раз у нас есть время, – предложил Любавин, устраиваясь поудобнее.

Глава 9

Погода с третьего октября была как по заказу. Создавалось такое впечатление, что сама природа подарила Милане и Егору десять дней бабьего лета. Они чудесно провели время на базе и вернулись довольные друг другом. Милана уже не думала о том, что скажут её родные об отношениях с Егором. Два взрослых человека жили, не заглядывая далеко в будущее. Уже через месяц Милана поняла, что Егор стал мягче, уступчивее, чем был, но при этом оставался внимательным и нежным как раньше. Отец, Светлана и дед с бабушкой удивились, когда первого января Милана приехала вместе с Егором. Здесь они и узнали, что по непроверенным данным, Руслан собирается весной жениться, планируя свадьбу на апрель.

– Лана, а ты смогла бы выйти за меня замуж? – спросил на обратном пути Егор.

– Скорее нет, чем да, – ответила она. – Твоя беспокойная служба лишает меня сна и покоя. Я понимаю, любая профессия может принести неприятности, но твоя – это такой риск.

– Я подожду, – сказал Егор, и Милана поняла, что он обижен.

– Егор, не сердись. Меня всё устраивает и мне с тобой хорошо. Мы вместе четыре месяца, и я, действительно, за тебя переживаю.

– Тогда, какая разница в каком статусе ты это делаешь? Это отговорка. Просто ты не готова к этому. Я тебя, Тихонова, люблю. Всегда любил. Ты нужна мне. Прошло достаточно времени, и мы оба изменились. Возможно, нам и стоит подождать, только служба моя в этих делах не помеха. Давай отложим этот разговор до лучших времен, – предложил Ланской.

Прошёл январь и февраль, в конце которого Егор потерял друга. После похорон прошёл месяц, и Милана отметила для себя, что Егор три субботы подряд уходит на службу и возвращается не то огорчённыё, ни то разочарованный. Женское любопытство взяло верх, и тридцатилетняя дама занялась слежкой. Она привела её к детскому дому. Через пять-семь минут из ворот вышел Егор с мальчиком лет десяти. Проводив их до развлекательного центра, Милана вернулась домой. Она готовила обед, а мысли летали далеко. «Кто это может быть? Почему Егор не говорил о ребёнке из детского дома? А если говорил, а я пропустила это мимо ушей? Что их может связывать?» – думала она, когда услышала рингтон входящего вызова.

– Лана, ты готова со мной поговорить? – спросил Егор.

– О чём?

– О том, что ты видела. Из тебя плохой следопыт. Я заметил твою машину еще по дороге в детский дом. Я сейчас с мальчиком в кафе после кино. Забрал его до вечера.

– Ты хочешь познакомить меня с ним? – удивилась Милана.

– Я хочу тебе всё объяснить. Не накручивай себя. Мальчик не имеет ко мне прямого отношения, – успокоил её Егор.

– Приезжайте. Купи что-нибудь сладкое к чаю или фрукты.

Егор хотя и успокоил Милану, но волнения остались. Она вспомнила Илью Затонского и его мелкие пакости. «Мальчик, скорее всего, ровесник нашего Саньки. Как он оказался в детском доме? Что мне от него ждать?» – думала она, готовясь к обеду на троих. Мальчишка оказался очень простым и разговорчивым, но каким-то грустным и потерянным. Егор, после обеда, «посадил» его у телевизора, сказав: – «Извини, мне нужно поговорить с Миланой. Это важно», и прошёл в спальню.

– Лана, этот мальчик сын Вики, усыновленный Максимовым. Вика призналась ему, чей это ребёнок, написав записку. Макс от парня не отказался и воспитывал его после её смерти с помощью своей матери. Мать Макса, перебирая бумаги на оформление опеки, нашла записку с чистосердечным признанием. Думаю, Максимов оставил её умышлено, как доказательство. Всё тайное когда-то становится явным. Я читал этот пасквиль. Валентина Петровна не смогла это принять и от опеки отказалась. Так Пашка попал в детский дом. Мы были с парнем «знакомы» еще до его рождения, иногда встречались у них дома, чаще, когда не стало его матери. Я взял над ним шефство. Я не могу переступить через себя и взять над ним опеку, понимая, что мальчишка не виноват в том, что его родители испортили мне жизнь. Мне жаль Максимова, жаль его мать, жаль Пашку, но… Одним словом отец Пашки Павел Антонов.

– Чего ты три недели мучился? Почему не сказал всего, как только прочёл записку? Мальчик сирота, но у него есть родные дед и бабушка. Им чуть больше пятидесяти, а парню десять. Другое дело захотят ли они породниться. Я поговорю с Антоновыми, а ты, будь добр, не давай мне больше повода следить за тобой и ревновать. Я поговорю с Пашей, – сказала Милана, возвращаясь в гостиную. – Паш, ты теперь знаешь правду о своих родителях. Что ты сам обо всём этом думаешь?

– Я не знаю. Я привык к папе, к бабушке, а теперь его нет, а ей я не нужен, – грустно ответил он.

– Я думаю, бабушка поступила так, не подумав, а может и испугалась, что не сумеет тебе заменить семью. Не обижайся на неё. Её пожалеть надо. Очень трудно потерять ребёнка в любом возрасте. Хочешь, я покажу тебе фото твоего отца и деда с бабушкой? Мы в детстве дружили с твоим отцом до двадцати лет.

– Я на него похож? – с интересом спросил парнишка.

– Очень. Вот взгляни. Это Павел, это его сестра Полина, а это я, – говорила Милана, листая альбом. – Ты запомни одну вещь – мы не выбираем себе родителей. Я выросла с приёмным папой и узнала об этом только в двадцать лет. Твой отец умер до твоего рождения, но тебя принял Максимов как родного. Разве он был плохим отцом?

– Хорошим. Я очень скучаю о нём, – признался Павел.

– Я знаю, как тяжело терять близких людей. У меня не стало сразу мамы, потом её родителей, полгода назад убили дедушку с бабушкой. Но у меня есть три брата, два отца, две мачехи и Егор, – говорила Милана, обнимая мальчика.

– Так не бывает, – удивился Павел Максимов.

– Я тебе расскажу истории ещё круче. Хочу спросить тебя: ты не против знакомства с Антоновыми? Если они тебе не понравятся, ты можешь с ними не общаться.

– Я боюсь попасть в приёмную семью, но и в детском доме мне не нравится. Какие они Антоновы?

– Не хочу тебе врать, но я честно не знаю какими они стали. Мы лет десять не общались, к сожалению так бывает. Вот вместе и познакомимся заново. Я позвоню им, и договоримся о встрече.

– Я согласен. Давайте в следующую субботу.

Разговор с Антоновыми дался Милане на удивление легко. Она встретилась сразу с Полиной, рассказала о Павле и попросила её поговорить со своими родителями. Анатолий Борисович сам позвонил Милане и попросил её приехать. Рассказав историю рождения Павла Максимова, не скрывая подробностей, и причину, по которой мальчик оказался в детском доме, она показала несколько фотографий внука Антоновых. Пашка-сын был вылитый Пашка-отец. Елена Анатольевна знала немного Викторию, которая бывала в их доме. Вспомнила и о том, что Павел однажды говорил, что станет скоро отцом, но она это приняла за очередной пьяный бред. Больше разговоров в доме на эту тему не было. Знакомство Павла с семьей Антоновых состоялось. Мальчик принял Антоновых, а они приняли его.

Свадьба Русланы и Анастасии состоялась пятнадцатого апреля две тысячи семнадцатого года.

Её планировали ещё осенью, поэтому не стали, не переносить, не отменять. Со дня гибели Тихомировых старших прошло семь месяцев. На семейном совете решили: жизнь продолжается, а дед и бабушка порадовались бы за внука. Теперь молодожёны уехали в свадебное путешествие на целый месяц и должны вернуться числа четырнадцатого мая. Чтобы продлить отпуск, Тихомиров – отец уехал с женой в отпуск ещё на майские праздники. На две недели Тихоновы остались в руководстве компании в большинстве.

Утром около десяти часов Милане позвонил руководитель дочернего предприятия Гришаев. Милане не понравился ни сам звонок, а голос звонившего. Он был не только нездоров, но и очень взволнован. Проработав с Гришаевым менее полугода, Милана знала, что он ровесник её отца, грамотный специалист, тактичный и выдержанный человек.

– Милана Леонидовна, я себя неважно чувствую, но у маня к Вам есть важный разговор. Вы не могли бы приехать ко мне? Это очень важно, – попросил Гришаев.

– Я выеду через пять минут, адрес я помню, – ответила она, вышла в приёмную, предупредила секретаря и направилась к Владу. – Влад, мне звонил Гришаев, просит приехать, что-то у него для меня есть. Оставайся на связи. Отца нет, Сергеева нет на месте тоже. Появится, пусть едет к Гришаеву, адрес он знает. Кажется, всё.

Через тридцать минут Милана остановила машину у дома руководителя дочернего предприятия. Она нажала кнопку звонка, но заметила, что калитка открыта, пошла вглубь ухоженного двора, где располагался дом. Здесь она не была, но сам посёлок знала, здесь жил Любавин. Подняв голову вверх, она рассматривала строгий, но основательный фасад из стекла и бетона. Сделав три шага по дорожке, уложенной плиткой, Милана услышала выстрел. Она не могла ошибиться – это был звук настоящего выстрела. Три ступени, входная дверь, которая оказалась открытой, прихожая и темнота. Она не сделала и двух шагов от порога, когда получила удар по голове. Милана пришла в себя от запаха аммиака и увидела перед собой склонившегося человека, который сказал: – «У этой сотрясение. Кровь уже свернулась». Сколько прошло времени, она не знала. Ей помогли встать и усадили на диван. Плохо соображая, она закрыла глаза, пытаясь вспомнить, где она и что случилось. Почувствовав на лице что-то липкое, она коснулась его рукой, и увидела на ней кровь.

– Вы можете мне объяснить, что произошло? Я услышала выстрел, но только переступила порог прихожей, как получила по голове, – негромко сказала Милана. – Что с моей головой? Где сам Гришаев? Что с ним?

– Комедию не ломайте. Вас нашли лежащей на полу гостиной с пистолетов в руке, а хозяин дома лежал почти рядом с пулей в груди. Вы, вообще, кто? Как здесь оказались?

– Стоп! Пока вы не скажете, что с моей головой, я не скажу ни слова. Проводите меня туда, где я могу сама себе оказать помощь. Я не ориентируюсь в чужой квартире.

– Держите салфетку. Вам нельзя мыть руки, пока мы с них не сделаем смывы пороховых газов. А голову я вам посмотрю сам, – сказал мужчина, рассматривая рану на голове. – Ничего страшного. Кровь уже запеклась, рана неглубокая и не кровит. Продолжим?

– Милана Леонидовна Тихонова. Я финансовый директор компании «Сибстрой». Около десяти утра мне позвонил Гришаев, сославшись на плохое самочувствие, и попросил приехать. Его звонок вы можете проверить на моём смартфоне. Я приехала через полчаса. Прошла во двор и, подходя к дому, услышала выстрел. И калитка, и входная дверь были открыты. Я не видела хозяина дома. Как я вообще оказалась в гостиной, если получила удар по голове в прихожей? Что с хозяином дома? Мой телефон и ключи от машины у Вас? – спросила Милана, ощупывая карманы брюк.

– И телефон, и ключи у нас. Звонок на Ваш телефон действительно был. Гришаев тяжело ранен и отправлен в больницу. А что Вас связывает с ним?

– Только бизнес. Он руководитель дочернего предприятия. Это я его начальник, а не он мой. Так понятнее? Вы подозреваете меня? Но у меня нет мотива. К тому же, зачем мне это делать самой? Я могла кого-то нанять. А где его домашние? Вы их опросили?

– В доме нет никого, и не было, кроме Вас и его.

– Это странно. Дети на работе, внуки на учёбе. А где жена и прислуга? Если в доме никого не было, кто меня перетащил сюда?– пыталась рассуждать Милана.

– Следы волочения от ваших каблуков есть, – услышала она голос Сергеева. – Кроме того, звонок от соседей поступил в десять двадцать, а наряд приехал в десять двадцать пять. Это разве не странно? Вам не кажется, что был еще звонок, но раньше?

– Вы кто такой и по какому праву влезаете не в своё дело? – спросил следователь.

– Дело как раз таки моё. Я, Сергеев Владислав Анатольевич, начальник службы безопасности компании «Сибстрой». Мне важно знать: в чём обвиняют моё руководство, и кто стрелял в одного из руководителей? – говорил Сергеев.

– Вы слишком многого хотите. Мы нашли Тихонову на полу с пистолетом, а рядом с ней раненого Гришаева. Выводы сами сделаете? – задал следователь вопрос. – Всё сделано в присутствии понятых, с фотографиями с места происшествия.