В памят(и/ь) фидейи. Книга первая

– Как минимум так я выражаю свою любовь, – она взмахнула флаконом у моего носа, но впихивать не стала.

Парфюмерия – жизнь Асли, ее смысл. Это стало мне предельно ясно на занятиях по химии в Университете Эссекса, где мы и познакомились, когда я изучала ботанику, а Асли – бизнес-управление, куда ее отправил отец. Притом, несмотря на то что химия – это далеко не ее профиль, справлялась она лучше меня. Вероятно, моя полная неосведомленность о процессах и веществах положила начало нашей дружбе: я совершенно искренне восхищалась умениями Асли, а она совершенно искренне упивалась самодовольством от собственного превосходства, а потому сочла своим долгом помочь мне на этом нелегком поприще. Я никогда не сомневалась, что когда-нибудь Асли сможет создать уникальный, неповторимый бренд парфюмерии, где каждое новое сочетание будет большим сумасшествием, чем предыдущее.

Тогда в аэропорту Асли выглядела из ряда вон странно. Стоило раньше углядеть перемены в ней, а когда заметила, придать им значение. Обычно плавные движения стали резковатыми, Асли постоянно трусила ногой, кусала ногти и пугалась всякого проявления мужского внимания. Она всегда была особенно привлекательной, ей нравилось чувствовать себя желанной, заигрывать с прохожими, флиртовать со случайными знакомыми в ресторане. Она никогда не думала о последствиях, жила легко и непринужденно. По моему возвращению из Фишгарда, Асли выглядела иначе: растрепана и рассеянна. Заявила, что все дело в учебе, ей, как и мне, необходим отпуск.

Когда объявили посадку, она нервно подскочила, я лениво поднялась за ней.

В первом классе нас встретила улыбчивая бортпроводница, она же провела до мест, вручила дорожные чемоданчики и пледы и оставила отдыхать.

– Асли, я никогда не завидовала тому, что ты неприлично богата, но глядя на такой сервис, начинаю… – пробормотала я, откидывая спинку кресла, превращая его в кровать.

– Наслаждайся, kizim. Ты заслужила, – неоднозначно улыбнулась Асли и открыла книгу «Приглашение к вальсу» Розамонды Леманн.

Я хмыкнула, но ничего не ответила. Мое сознание точно пыталось меня добить, ведь во сне я увидела чужой страх. То был чей-то ночной кошмар. Под «Glitter & Gold» Барнса Кортни я погрузилась в сон.

VI

О воронах итейе я могла вспомнить и раньше, ведь вновь Клеменс оказалась редким случаем – тем самым, когда охотник стал жертвой, а сказать вернее, объединил в себе и то и другое. Прекратила ли Клеменс быть итейе с получением фидэ рассуждать так же нелепо, как думать, перестал ли Карл Габсбург быть Габсбургом, если бы сделал ринопластику. Совершенно неуместные сравнения стали для меня такой же обыденностью, как чашка чая по утрам, и тем не менее нет, Клеменс была итейе по праву рождения, а потому и умерла итейе. Фидэ открыла ей новые грани, свежее видение. Клеменс переродилась раз, когда попала в клан и стала охотником, а после и когда получила фидэ. Смутно помнится момент, когда Клеменс обрела фидэ, однако, иной случай, который поставил ее на грань разоблачения, к тому же подвергнув жизнь угрозе, приходит ко мне настолько же четко, как звон в ушах, оповещающий о том, что очень скоро мое тело попросту забудет о связи с мозгом, а мозг – с сердцем.

– Что с ними будет? – спросила я отстраненно уже ставшим знакомым голосом.

Поразительно знать, коим его слышала я-Элиссон, как он звучал для меня-Клеменс и каким его воспринимала я-Розмерта. Осознать и рационализировать это не удается, лишь просто принять факт, поверить в то, что я знаю одного человека, с которым никогда не была знакома, да к тому же знаю в различных своих и ее ипостасях.

– С фидейями? – усмехнулся Рэймонд, на что я неловко кивнула. – Они – последнее, о чем тебе следует волноваться. Если хочешь жить, держись от них подальше. И все же любопытно, как ты там оказалась.

Рэймонд так круто остановился, что я врезалась в его спину. Он отступил на шаг и внимательно посмотрел на меня, хмыкнул, но ничего не сказал.

– Может, поведаешь? Что с ними будет? Только не говори, что нет времени на объяснения, пока мы идем; что ты занят чем-то таким, что мешало бы ответить на вопросы, – внезапно осмелев, я выдала гневную тираду, вызвав у Рэймонда более недовольные вздохи, чем были ранее.

– На протяжении этого пути, сколько поворотов ты насчитала? – Спокойно спросил он не поворачиваясь.

– Нисколько.

– А мы свернули порядка двенадцати раз. Обратила ли ты внимание на то, сколько ответвлений есть в этих коридорах? – Поняв, к чему он ведет, я предпочла промолчать. – Так я и думал.

Спустя поворот мы очутились у обрыва. Здесь часть замка представлялась попросту отрезанной, и, не прегради Рэймонд мне путь, я бы полетела прямиком вниз – туда, где торчащие скалы готовы насадить меня, как бусину на нить.

– Это Фидэ-холл, древний замок ведьм фидей. Он устроен так, чтобы запутать обычных людей и тем более итейе. Это была неприступная крепость. До некоторых пор.

– До некоторых пор?

– Обращайся. Нам нужно попасть в другую часть замка, для этого придется лететь.

Указания довольно четкие, хоть все кажутся вырезанными из какого-нибудь мультфильма. Итейе обречены превращаться в воронов всякий раз, когда счастье в сердце вытесняет все прочее, когда боль уходит. Мне это давалось сложнее, ведь счастья в моей жизни было немного. Пока остальных итейе в человеческом обличии держала Печать, я в том решительно не нуждалась: вся жизнь была нескончаемым кошмаром.

Была такой до появления Рори. С ним я впервые познала любовь. Поняла, каково это – быть любимой. Быть нужной и желанной просто потому, что я Клеменс.

Рори…

Рэймонд обратился в ворона. Огромного ворона, выглядевшего опаснее всякого зверя на планете. Такого, что мог одной лапой раскромсать кости, выпотрошить внутренности. За время, проведенное с итейе, я видела подобное много раз, но так и не смогла принять за данность: слишком пугающе это выглядело. Особенно страшно было осознавать, что я стала добычей. Стараясь держать себя в руках, чтобы не выдать волнения, я последовала его примеру.

Рэймонд вылетел из замка и понесся вверх, вдоль башен. Внизу простирались не скалы, а самые настоящие облака, как и солнце сияло снизу, зато замок крепился к земле, что расположена наверху, и походил на огромный, свисающий черный сталактит. Рэймонд едва не потерялся из виду, слившись с окружающей средой, но глядя на стремительно исчезающую точку, я, не жалея крыльев, понеслась прямо за ним.

VII

– Эли! – звал родной и близкий сердцу женский голос. – Элисон! Проснись! – Асли погладила меня по плечу, чтобы привести в чувство. – Мы готовимся к посадке. Нужно привести спинку кресла в горизонтальное положение.

Я дернулась, глубоко вздохнула и широко распахнула глаза, силясь унять разгоряченное сердце, нервно вытерла пот со лба.

– Ладно. Может, все же вертикальное? – буркнула я и потерла глаза.

–Ну ты поняла, – вымученно улыбнулась Асли.

Глубоко зевнув, я выгнула спину, размяла шею, а после снова зевнула так, что заслезились глаза. Вернув кресло в первоначальное положение, я пристегнулась, а затем размяла кости до хруста.

– Иногда мне кажется, что тебе лет сто, – пробубнила Асли.

– Зато я не боюсь пуговиц, – съязвила я в ответ.

– Ты когда-нибудь перестанешь над этим смеяться?

– Нет.

Асли закатила глаза, а я, довольная собой, приняла очередную дозу успокоительного и снова отвернулась к иллюминатору, но в груди все что-то скреблось, будто воткнули тысячи маленьких сосулек. Подняв шторку, выглянула наружу и ахнула от увиденного, ведь под нами простирался настоящий зеленый рай. Солнце клонилось к закату, окрашивая плотное ватное одеяло облаков в персиковые и малиновые тона. Самолет зашел на посадку. На несколько минут за окном все поблекло, облака скрыли из виду вообще все, пока не открыли взору прекрасный город.

Мы прилетели в Цюрих, но я подозревала, что это не конечная точка нашего путешествия, а когда Асли повела меня на железнодорожный вокзал, уверилась в том наверняка. Мы сели поезд до Гриндельвальда. Прежде мне казалось, что это имя злодея из «Фантастических тварей», но оказалось, что так называется очаровательнейшая коммуна, расположенная посреди гор Швейцарии. За три часа пути я увидела просто невероятные красоты природы, которые заглушили боль последних событий. Я глядела в окно разинув рот, в тот момент не ждала от жизни ничего, существовали лишь я и лес. Смена обстановки уже шла на пользу. Это место обладало удивительнейшим свойством: стоило мне выйти из вагона, как стало легче передвигаться, как если бы с плеч скинули балласт.

Прилив вдохновения, здравости рассудка и любви к жизни наполнили целиком. Я ощущала силу Гриндельвальда отчетливо, даже не зная его истории и знаковости. Все складывалось чудесно, но Асли выглядела как никогда бледной. Ее укачало еще в самолете, а путешествие на поезде совсем добило. К счастью, со станции нас встретило такси. Мы ехали мимо небольших домиков с деревянной обшивкой, мимо здания, казавшегося крупнее на фоне всех остальных, но до лондонских небоскребов ему, естественно было далеко, да и не нужно. Над козырьком висели флаги Швейцарии, красные с белыми крестами и красно-желтые с медведем – старые флаги Берна и еще мне незнакомые. Снизу располагались забегаловки с двумя высокими столами и четырьмя стульями, магазин с забавным названием «Галерея футболок», кондитерская, а сверху возвышался отель.

Но мы ехали все дальше и дальше – навстречу одной из многих вершин, пока машина не остановилась у двухэтажного домика, буквально сошедшего из самых глубоких мечтаний. Он располагался не на окраине города, но в том месте, где строения стояли реже, а деревья гуще. Прикрытый лесом, за которым виднелась высокая гора, уходящая в сизую дымку облаков с одной стороны; смотрящий дверьми на дорогу, за которой открывается безлюдная зеленая пустошь с маленькими домиками совсем уж в отдалении, с другой.

– Что это за дом? – спросила я, едва переступив порог, завороженно разглядывая внутреннее убранство.

Совмещенные кухня и гостиная занимали почти весь первый этаж. Слева от входа разделочные столы с островом, ближе к двери небольшой обеденный стол на четыре персоны, справа от входа внушительных размеров диван напротив камина, поверх которого не особо разумно (как мне казалось) висел огромнейший телевизор.

– Он мамин. Папин свадебный подарок, – грустное лицо Асли играло рисованным тоскливым счастьем. – Ну знаешь… Где турки проводят медовый месяц, когда море всегда под рукой?

– В Европе? – неловко улыбнулась я, не зная, как правильно реагировать на душевные признания.

– Почти. Маму всегда тянуло к заснеженным вершинам, она могла подолгу разглядывать картинки деревянных домиков с каминами. – Асли тяжело вздохнула. – Раньше мы часто с ней сюда приезжали. Особенно, когда у папы было много работы. После ее смерти я не рискнула вновь сунуться сюда… Боялась, что будет тяжело.

– Почему сейчас решилась?

– Хочется отдохнуть. И тут я… Как будто мама рядом. Да и с тобой мне спокойнее. Хочу создать новые воспоминания об этом месте, – она хлопнула по бедрам, провела руками до талии, уперла руки в боки и, поджав губы, невесело оглянулась. – А теперь, я в душ и спать. Чувствуй себя как дома.

– Хорошо.

За годы нашей дружбы Асли ни разу не раскрывала душу настолько. Редко говорила о своих чувствах, еще реже о матери. Я знала, как сильно Асли ее любила, поэтому то, что она позволила мне прикоснуться к этой части своей жизни, растрогало до жжения сердца.