Крепитесь, други!

С этой несвободой она и решила разобраться сегодня вечером.

Кто страдает, тот неправ.

Другая сторона пусть разбирается сама, если готова.

Когда-то давно, на первых курсах училища, ее познакомили с людьми, которые занимались йогой.

Это были удивительные занятия.

Кроме общеизвестных асан вроде наклона "поцелуй колено" и стойки на голове, исполнялись и другие, которые Учитель считывал, вызывая видимые только ему одному картинки; он и видел, и слышал в пространствах. В тех асанах участвовали сознание, дыхание, работа с болью в мышцах и связках, неизбежной в сложных позах. К последней фазе боль уходила, а исполнитель словно делался невесомым внутри себя.

Конечно, это была подготовка к работе "в духе".

Главное же место занимали беседы.

Учитель, доктор психологических наук, был мужчиной средних лет, с крупной головой, темными, словно пульсирующими, глазами, в которых часто светилось «горнее» нездешнее выражение. Он обладал способностью летать во времени, оказываясь то в будущем, то в прошлом, и видеть события сразу на множестве уровней. То, чем делился он по возвращении, поражало вселенской связью простого и сложного, непостижимого.

До сих пор Агнесса не только не смогла опровергнуть, но открывала глубже и глубже смысл услышанного ею в то время.

Но с самими людьми стали происходить перемены.

На удивление!

Кто-то отчаянно возненавидел Учителя всеми силами души и прекратил посещения, другие грозили ему расправой и слали возмущенные кляузы московским властям, третьи…

Это было что-то!

Эти люди пали ниц перед необъятностью этого человека. Неожиданно для него самого в них словно сработало пещерное обожествление "Неизвестной Силы". Страх объял души. Советам его стали следовать с суеверным трепетом, Его советам! Лица многозначительно вытянулись, погас смех, исчезла здоровая веселость и вкус к независимому размышлению.

И лишь один-два человека, пользуясь присутствием высочайше-развитого существа, встали на нелегкий путь самоусовершенствования.

Не сразу спохватилась и сама Агнесса.

Но едва ощутила тенёта зависимости и самоуничижения, принялась вытаскивать себя из них тем же способом, каким работала на занятиях.

Так поступила и сейчас.

– Валентина, – произнесла мысленно, сидя на коврике в восточной позе. – Валентина, Валентина.

"Проблема" пришла сразу, она созрела и просилась на волю. Сильное движение началось в душе, захватило все существо, расширяясь, словно виток урагана. Незримые тиски стиснули тело, душа оказалась в каменной тьме, будто перед несокрушимой скалой.

– Валентина, Валентина… – продолжала Агнесса.

Сквозь напряжение остро проглянуло и стало расти ощущение сущности Валентины, одной, все вобравшей черты, ранящей, словно рваная жесть.

– Валентина, Валентина…– смотрела Агнесса.

Вот забилась-загорелась острейшая точка. Все нападение, и присутствие Валентины, и жертвенное отступление Агнессы, словно две половинки, слились в единый вихрь, мучительный, жгучий и блаженный. Разве не так разрешаются противостояния, разве не это происходит в глубинах жизни?

– Валентина, Валентина… – в этот время дыхание мешало "работе", следовало одолевать на полувздохе.

Оно длилось, длилось.

Наконец, к светлеющим окнам, "первым петухам" все прояснилось. Умаляясь до точки, Валентина, пустая, словно рисованный человечек, стала удаляться, уменьшаться, пока не пропала из виду. А собственная сущность Агнессы, глубинные основы независимости таинственно и цельно сомкнулись вновь.

«Спасибо всем, кто научил меня работать».

Викентий Матвеевич вышел из квартиры и внимательно запер за собой дверь.

Сегодня он покидал дом во второй раз.

Он уже пробежал поутру свои пять километров вокруг прудов, размялся на снарядах школьного стадиона в двух шагах от их сквера, вернулся, приготовил завтрак девочкам и Валентине, всех проводил и теперь отправился за покупками.

В просторный холл на их этаже выходили три двери, одна из которых была опечатана. Там еще недавно проживала одинокая старушка, за которой ухаживали девочки, но летом она умерла. По словам Валентины, эту квартиру Розалия, ее подруга и председатель кооператива, могла бы устроить для них по окончании полугодового срока.

"Хорошо бы, – думал Викентий Матвеевич, – хорошо бы так получилось. Не дай бог оказаться на старости лет в моем положении. Конечно, я ни в чем не нуждаюсь и нужен семье, но девочки растут, а квартира так невелика".

Внизу на крыльце ему повстречалась другая соседка по этажу, Анна Стахиевна, моложавая женщина-врач. Она переехала всего года три назад, уже после смерти его жены. Сын ее жил отдельно, а она работала в больнице. Милая приятная женщина, к тому же доктор, это всегда удобно.

У нее тоже случилась беда, умерла ее болонка, но сын купил ей точно такую же, белую, звонкую, словно ту же самую.

Соседи поздоровались.

– Хорошо погуляли? – спросил он.

– Не спрашивайте, Викентий Матвеевич! Эти большие собаки прохода нам не дают, все норовят обидеть маленьких. Ходим, прячемся, будто краденые. Скажите на милость, зачем держать в квартирах таких волкодавов, а?

– Для охраны, – засмеялся он. – На улице небезопасно стало. Шалят, – и довольный старинным словом, он придержал для нее дверь и тихонько отпустил, чтобы дверь закрылась сама. Железную дверь с кодовым замком им поставили всего несколько недель назад.

После беседы с симпатичной женщиной Викентий Матвеевич зашагал легко и бодро.

Он сам следил за своим здоровьем.

Смерть жены, потом сына лишь на время качнули его душевную крепость. Он не видел Бориса, распростертого на земле с простреленной головой, не слышал выстрелов и крика. Вызванный телеграммой с дачи, он взял на себя все хлопоты, и уже не слагал их, оберегая Валентину, главную "пяту" дома. С девочками надо было работать не меньше, чем с целой спортивной школой.

Все остальное время он отдавал политике.

Что скажет Ельцин? "Да" или "Нет" третьему сроку?

Семен Семенович считает, что это неизбежно, если Россия объединится с Белоруссией и будет вроде как новая страна.

Невероятно.

А Черномырдин? В чем секрет его мощи? Боится ли он вотума недоверия Думы? И правда ли, что голос депутата стоит от восьми до десяти тысяч долларов?

Как противно! Не забыть обсудить эту гадость с Семеном Семеновичем.

Тут его мысли перескочили на другое. Успехи снохи удивляли его. Как она поднялась, как расцвела!