Дым осенних костров

Так ветер тучи развеет

И солнце взойдет из-за гор

– Сотку тебе я сорочку

Тончайшего паучьего льна

А значит, вскоре я все же

В дом твой войду как жена

– Сошьешь ли мне ты перчатки

Из тонкой кожи грибной?

Тогда – кто знает? Быть может,

Смогу я остаться с тобой

– Сошью тебе и перчатки

Тончайшей кожи грибной

И значит, не сразу, но все же –

Вместе придем мы домой

– Сплетешь ли из лунного света

Мне ленту в тиши ночной?

Тогда – кто знает? Быть может,

Станешь моею женой

Она, опечалена горько,

Качает своей головой:

– Я бы просьбу исполнила, только

Не выплести ленты такой

– Как Солнце Луну не может

Надолго на небе догнать

Так и любви нашей тоже –

Увы, никогда не бывать

Тебе все у нас будет чуждо

Мне придется тебя пережить

На века, а дитя тебе все же

От меня никогда не носить

Что бы впредь со мной не случилось

Тебя я забыть не смогу

И чтобы сердце так больно не билось –

Навеки в чащу уйду…

Последний звон струн растаял в тонком утреннем воздухе. Над лесом сияло в лазурном небе слепящее солнце, открывая первый день еще неизведанной взрослой жизни.

12. Смысл жизни воина

Еще до конца лета Наль закрепил за собой статус мастера-оружейника и мастера-ювелира, сотворив необходимые шедевры. Он был принят в Гильдию кузнецов и вступил в должность королевского оружейника, передающуюся у Фрозенблейдов от старшего сына к старшему сыну. Выковал для себя собственные мечи, что безупречно ложились в ладонь, делаясь продолжением руки. Один клинок из бледно-голубой метеоритной стали, другой серебристо-белый – металл, добытый в дальних шахтах Полуночных Гор. У оснований клинков вились тонкие узоры, в которых наметанный глаз распознавал происхождение оружия, родину и статус его владельца. Наль назвал их Синий Лед и Снежный Вихрь, и более не расставался с ними.

Параллельно он поступил в Военную Академию, где уже исправно владеющие оружием молодые эльфы в течение трех зим совершенствовали навыки, учились держаться в строю, действовать сообща в малых и больших группах, без промедления понимать и исполнять приказы, вести командный бой и разведку. Над входом в Академию был выбит рунами военный девиз нордов – Дро фрез э лайзер, «Сквозь лед и пламя». Проходя под ним каждый день, будущие воины стремились запечатлеть его в своей душе.

Сразу следом, как один из лучших выпускников, Наль был направлен к неспокойной халлькадорско-сульгваретской границе. Старшие советовали не заключать помолвки до первого военного похода. Эльнор должен познать себя в бою, говорили они, и испытать, каким вернется в родной дом. Также и эльнайри должна посмотреть, узнает ли по возвращении своего избранника. Случаи разрывов между обещавшимися друг другу парами вследствие пережитых потрясений были редки. Тем не менее, не каждый рассудок выносил того, что выпадало на его долю на войне – таково было наследие эльфов, плата за долгий век с его многочисленными возможностями. И Наль с тяжелым сердцем последовал совету.

* * *

Порывы ветра со свистом прорывались меж шестов разбитого у пологого холма лагеря, трепали плащи и края палаток. Беспокойно шумел незнакомый лес за спиной. Небо скрывалось рваными тучами, что неслись на северо-запад, не давая утреннему свету пробиться сквозь их пелену. Воздух был наполнен свежей утренней сыростью.

Юные воины устроились на земле возле небольшого валуна, вглядываясь в противоположный край темнеющего впереди заброшенного поля. Впервые люди оставили его, когда их настиг страшный мор. Окрестные поселения опустели. Позднее было предпринято несколько попыток вернуться в эти места, однако отступившие на время лютые холода вновь ожесточились. Успехи в суровом краю не стоили трудов, и люди окончательно переселились южнее. Полю не дали вновь зарасти частые битвы. Норды не желали подпускать врага слишком близко к своим поселениям, и стремились останавливать его у этой, ранее недоступной черты.

Дероальт отхлебнул из передаваемой по кругу бутыли, поморщился, вздрогнул и протянул ее Налю. Молчали. Мелкая дрожь пробивала не от ветра. Нордам не страшен холод, перед которым отступают и люди северного Мидгарда, и остальные эльфийские народы. Наль сделал глоток и невольно зажмурился. Обжигающая жидкость пролилась в горло – резко пахнущая, без особого вкуса. Его передернуло. Впервые он попробовал бреннвин в пять зим – случайно, когда старшие лишь на миг не доглядели за столом. Он готов был заплакать – питье оказалось самым ужасным, что довелось ему пробовать до тех пор, но тогда он уже носил в сердце слова отца, сказанные на совместной конной прогулке. Тем не менее, слезы хлынули невольно, и ему стало страшно. Как могут отец и его друзья пить это и смеяться? Как может вода обжигать, словно огонь? Он молчал, зажав рот ладошками, и отчаянно надеясь, что справится. Это заметили сразу и бросились утешать. В следующий раз он решился на попытку осознанно, когда ему прокололи уши. В конце концов, это уже серьезный признак зрелости… Однако взрослые так не считали, и за украдкой отпитым на празднике глоточком вышел серьезный выговор. Было особенно обидно, потому что ощущения от бреннвина в двадцать зим ничем не отличались от таковых в пять зим, и вышла лишь двойная неприятность. Теперь, совершенно дозволенно, он пил эту огненную воду без любопытства и торжества свободы. Просто потому что впереди ожидал первый бой.

По окончании Последней войны сражения стали мельче. Отпала необходимость членам одного рода биться плечом к плечу, и теперь от родственников одновременно брали в отряд или войско одного, при большой нужде двух-трех воинов. В этот раз такой нужды не было, но Мадальгар просил командира, и его взяли – присмотреть первое время за внуком.

По короткой негромкой команде поднялись. Последние приготовления, проверка оружия, снаряжения. Эльфы предпочитали легкие доспехи, которые при необходимости можно без труда надеть и снять самостоятельно – кожаный жилет с металлическими пластинами, возможно, кольчуга под него, наплечники, наручи, поножи и латная юбка.

Потом он стоял в строю, впервые в жизни видя перед собой врага. Были среди них разные воины, но в основном рослые, крепкие, мощные. Глаза темные, как у семиродного кузена Кейрона и его отца, как у части вестери – но темнота эта не просто загадочная – зловещая, мрачная темнота. Даже издали видно, как горят злобой глаза орков. Крупные грубые черты дышат угрозой. Глухие короткие ревущие выкрики, которыми они готовят себя к сражению, слышны через все поле.

Командир что-то говорил перед строем, но слова не долетали до сознания. Дрожь усилилась, пробегая от кончиков пальцев до самого сердца. А потом прозвучал сигнал.

Схлестнувшийся с юным оружейником орк оказался не столь ужасным противником, как можно было ожидать. Он был сокрушительно силен – Наль чувствовал, как от каждого движения веет неизведанной доселе неумолимой черной бедой, совсем не как в поединках с ментором Эльгартом – однако слишком грузен и неповоротлив. От тяжелых взмахов орочьего тесака в груди, словно угли на ветру, начало заниматься лихорадочное пламя. Наль ловко уворачивался от ударов, которые не смог бы отразить, с горящими глазами танцуя вокруг противника. Он упал, но тут же вскочил, избежав потери конечности, получил несколько ран, но едва замечал их. Все внимание было сосредоточено на цели. Ни промах, ни промежуточный успех не должны завладеть чувствами воина, отвлекая от нее.

Вот она брешь! Наль сделал стремительный выпад, ощущая, как с непривычным, отвратительным мокрым хрустом собственное лезвие входит в горло противника, и не успел отскочить от окатившей его струи крови. Он замер, расширенными глазами наблюдая, как осело перед ним уже безжизненное тело. Торжествующая улыбка еще блуждала по губам юноши, когда в зрачках занимался ужас. Ощущение чего-то неправильного, непоправимого, сковало тело, парализовало разум. Внезапный сильный толчок вывел его из оцепенения. Наль упал на свежий труп, поранив щеку о вражескую броню. Над головой лязгнул металл. В сознание ворвался звон мечей, шум и крики битвы.

– Ты что? – окликнул голос, такой знакомый и родной, что в тот миг было неважно, чей именно.