Книга Белоцвета

В стране-под-холмами не происходило ровным счетом ничего, и через месяц Белоцвет понял, что еще немного – и он завоет от тоски. Или пойдет напрашиваться в гости к леди Терновник.

Он вышел из сторожевой башни ранним вечером, когда свет золотых облаков был еще прозрачен, а на траве уже лежала обильная роса, огляделся вокруг и, ни к кому не обращаясь, спросил:

– Кто я и что здесь делаю?

– Ты – олух, и теряешь драгоценное время. – Ответил ему фамилиар, подняв голову из-за плеча. – Ну что, теперь-то тебе понятно, почему твой народ с таким постоянством наведывается в верхний мир? Если бы не люди, мы бы тут со скуки передушили друг друга еще в начале времен. Так что не будь дураком, твое величество, ступай прогуляйся, пока умом не тронулся.

– Ишь ты, советчик выискался. – Белоцвет ласково провел пальцами по змеиной голове. – Помнится, как-то мне уже советовали вот так прогуляться… а кто это был? Тот старик солдат, который учил меня драться на ножах? Или старуха с циморилом, у нее еще такие злые глаза были… Не помню. Шеш, я действительно не помню.

Белоцвет прислушался к себе – нет, страшно ему не было, несмотря на то, что воспоминания ускользали от него, сыпались из рук как сухие горошины, и разбегались кто куда. Он еще помнил Амадея, его труды и дни, но каждый час в стране-под-холмами уносил частицу этой памяти, и Белоцвет провожал ее без сожалений.

– После ритуала в моем королевстве не случилось ничего, что было бы мне по сердцу. Мне скучно, Шеш.

– Да? А кто в этом виноват? – Фыркнул змей. – Ходишь тут как тень потерявшаяся, как прихвостень какой-нибудь захудалой ламии! Что с того, что твои подданные спят, неужто во всем верхнем мире не найдется никого тебе – как ты сказал? – по сердцу?!

Белоцвет задумался. Из тихо остывающих глубин человеческой памяти поднялся образ, который был теплом, защитой и, пожалуй, даже спасением. Юноша улыбнулся и махнул рукой, подзывая лежавшего у порога серого пса с мертвыми глазами.

– Цикута, а не проведать ли нам твоего брата?

– У меня нет братьев. – Не поднимая головы, ответил пес. – В своре каждый сам за себя.

– А когда из всей своры остался ты один, как сейчас? Будет тебе, нам давно пора наведаться наверх. И я уверен, что Живоглот твоих кровей. Заодно узнаю, почему он так задержался наверху.

– Это и так известно, – демонстративно зевнул пес, раскатав язык темно-красной дорожкой. – Подранков хозяин всегда бросает, слабаки Дикой Охоте не нужны. Твой выжил, вытравил скверну и предпочел снова прибиться к людям.

– Вот у него и спросим. – Тоном, не терпящим возражений, ответил Белоцвет. – Хватит, засиделся я здесь.

– Так тебя за этим сюда и привели, разве нет? – Цикута, не вставая, вытянул вперед длинные, мощные передние лапы, царапая когтями камень.

Белоцвет, уже шагнувший в травяные заросли, обернулся и посмотрел на пса долгим, тяжелым взглядом, чтобы тот понял, чьему внуку пытается перечить; юноша чувствовал, как холодеет воздух и поднимается ветер, как начинает хрустеть инеем трава у его ног. Он оскалился и провел языком по зубам – так и есть, ему не почудилось: они заметно заострились. Молодой король злобно засмеялся и небрежно щелкнул пальцами, подзывая пса.

– К ноге. – И, не оглядываясь, пошел прочь от башни.

Этот камень он заприметил давно, в самом начале своего одинокого бдения в долине. Белоцвет узнал его, слишком часто приходилось ему ставить на его плоскую вершину корзину с мокрым бельем. Камень прятался у склона холма, идти до него было всего ничего. Поначалу Белоцвет даже хотел подняться в верхний мир именно отсюда, но интерес к вечной долине оказался сильнее, и на какое-то время король безвременья забыл о мире людей; кроме того, он опасался, что не сможет перемещаться так же легко, как чистокровные хогмены. Однако сейчас он даже не думал о том, что этот путь может оказаться закрыт для него, а просто подошел вплотную к камню и шагнул влево.

– Удивительно. – Нарушил недолгое молчание Белоцвет. – Я и забыл, какое здесь небо.

Он стоял в той самой рощице, по правую руку от него бежал ручей, подпрыгивая на камнях, в воздухе разливались запахи спелого, настоявшегося лета. И над всем этим простирался высокий, светлый, пронизанный солнечными лучами купол небес.

– Какое небо… – повторил юноша, зачарованно глядя вверх.

Тишину нарушил мальчишеский голос; какой-то малец, подбадривая себя призывами «а ну, давай!» и «эгей, да я силач!», шел в сторону ручья, таща за собой волоком что-то тяжелое.

– Мокрое белье, чтоб ему провалиться. – Белоцвет отступил в тень, проведя перед собой рукой, будто задергивая занавес. – Постояльцы тетки Стафиды любят спать на чистом.

К ручью вышел паренек лет двенадцати, оттянувший себе все руки здоровенной корзиной. Отдохнув несколько минут, он прицепил белье к веревке, привязанной одним концом к дереву, лежащему поперек ручья, и принялся осторожно опускать его в воду. Когда мальчик двинулся вверх по течению, чтобы ручей как следует выполоскал выстиранные простыни, из рощицы по его следам вышел здоровенный пес серой масти.

– Живоглот… – прошептал Белоцвет, расцветая такой улыбкой, что змеиное сердце его фамилиара заныло от ревности, будто в него вонзили ржавое сапожное шило.

Пес вздрогнул и застыл на месте.

– Эй, дружище, ты чего встал? – Паренек махнул рукой. – Иди сюда, у меня пирог есть.

Живоглот медленно направился в сторону мальчика, но есть не стал, сел вполоборота к деревьям и ждал, пока тот не выполощет белье, не сложит его в корзину и не уйдет достаточно далеко. Только после этого он не торопясь подошел к камню и замер.

– Живоглот, – повторил Белоцвет, выходя на свет. – Здравствуй, друг.

Несколько мгновений они смотрели друг на друга, после чего Белоцвет, опустившись на колени, обнял пса за шею, а тот положил голову ему на плечо и блаженно закрыл глаза. Они просидели так долго, пока Шеш не завозился в рукаве Белоцвета.

– Хватит тискаться, вы! Я надышался псиной вволю, ну хватит уже!

Белоцвет устроился в тени, прислонившись спиной к камню, Живоглот положил голову ему на колено, так, чтобы юноша мог чесать его за ухом.

– Как вы тут без меня?

– Я скучал. – То, что мысли пса отозвались эхом в его голове, Белоцвета совсем не удивило. – И люди тоже. Тебя вспоминают. Часто.

– А как этот парнишка?

– Хороший. Твоих способностей нет, но неплох. А ты? Как ты к ним попал? – И Живоглот покосился на Цикуту, молча сидевшего поодаль. – Ты знаешь, кто он?

– Знаю. – Пальцы Белоцвета успокаивающе погладили сморщившийся песий нос. – Я у них король, так уж вышло. Ненадолго, но по-настоящему. – И он показал на костяной обруч, к которому уже успел привыкнуть.

– И ты им поверил? – В глазах Живоглота мелькнуло недоумение.

– Пришлось. – И продолжая гладить пса, юноша рассказал ему обо всем, что приключилось с ним после того, как он уехал вслед за принцем в Трискелион. – Так что сам видишь, отказаться я не мог. Живоглот, ты пойдешь со мной?

– Если позовешь – пойду. Только сам подумай, куда им без меня. Старик в последнее время сдал. – И пес виновато опустил глаза.

– И это ты называешь верностью? – Подал голос Цикута.

– Именно это. – Оборвал его Белоцвет. – Я не хозяин Живоглоту, я лишь младший в его стае. Ты прав, дружище, прости, что смутил тебя. А вы действительно из одной своры?

– Да, и это не делает мне чести, – спокойно ответил пес.

– Меня тошнит от твоей домашней вони, – презрительно обронил Цикута. – Как можно было променять Дикую Охоту на то, чтобы сторожить курятник? Ты позор своры, Живоглот.

– А ты позор всему нашему роду.

– Довольно, прекратите грызню! – Шикнул на псов Шеш, выставив голову из ворота рубашки хозяина. – Каждый хорош на своем месте. Подбери свою спесь, Цикута, она у тебя по земле волочится, не ровен час, наступишь. Если бы не Живоглот, не было бы нам такого короля безвременья, потому как сгинул бы он тут без его пригляда. И притащили бы нам опять перепуганного насмерть человечка с жидкой кровью, тоска, да и только! А ты, Живоглот, не забывай, откуда пришел и кем был. Если бы не выучка Остролиста, на что бы ты был годен, а? Все, вы как хотите, а я домой собрался. Белоцвет, ты что задумал?

– Я хочу взглянуть на них, – ответил тот, вставая. – Не бойся, одним глазком. Посмотрю и уйду.

И он направился в ту сторону, куда ушел мальчишка с корзиной белья. За ним шли оба пса, один по левую, другой по правую руку. Шеш забранился было, но быстро смолк, как только Белоцвет обмолвился о том, что в кармане у него пара леденцов. Змей тут же переполз поближе к лакомству и затих.

Белоцвет уверенно шел знакомой дорогой и вскоре оказался позади постоялого двора, притихшего в жаркий полдень. Освобожденная от упряжи лошадь дремала под навесом, курицы лениво копошились в пыли, из открытого окошка второго этажа доносился женский смех. Белоцвет медленно пошел вокруг дома. Подойдя к распахнутому окну кухни, он заглянул в него, не опасаясь быть замеченным. И замер.

Он простоял так не меньше получаса. Там, на кухне «Копченого хвоста», не происходило ничего особенного. Сама тетка Стафида, по-прежнему черноволосая и статная, сидела у стола и толкла в ступке перец. Рядом с ней стояла огромная миска с тестом, и этот теплый, пшенично-золотистый запах лишил Белоцвета остатков воли. А с противоположной стороны стола Горча не спеша раскатывал основу для открытого пирога; старик все еще был не по зубам времени, и если и постарел – то лишь самую малость. Белоцвет смотрел на него и чувствовал, как к сердцу подбирается что-то почти позабытое, оно же поднималось к его глазам и немилосердно щипало их. В его ладонь ткнулся холодный нос Живоглота.