Книга Белоцвета

Остролист склонил голову в знак согласия.

– Для вас нет разницы между погибелью и спасением, ведь так? Волшебству все равно, оно просто являет себя, и если кто не спрятался – оно не виновато.

Белоцвет подбросил ногой цветочный сугроб, неожиданно тяжелый и плотный.

– Пожалуй, довольно вопросов. К тому, что меня ожидает, подготовиться невозможно. Поэтому давайте начинать поскорее. Что нужно для вашего ритуала?

– Не спеши. – Остролист указал на тень от посоха, неумолимо подбирающуюся к вросшему в землю камню. – Время еще не подошло. И хотя ты не спросил о самом главном, я тебе отвечу. Запомни, Белоцвет, мы всегда позволяем выбирать. И себе, и другим.

Король собирался сказать что-то еще, но в эту минуту из-за спины Белоцвета бесшумно появился огромный пес, подошел к королю и сел у его ног. Юноша едва посмотрел на него и тут же, не раздумывая, подскочил одним прыжком, обхватил пса за шею и принялся немилосердно его тискать.

– Живоглот! Старина! А вот я всегда догадывался, что ты из здешних! Ах ты старый разбойник!..

На морде пса, сидевшего неподвижнее статуи, застыло выражение крайнего изумления. «Этого не может быть, – говорило оно, – я сделаю вид, что ничего не происходит, и тогда никто не заметит, что я тронулся умом и мне чудится этакое». Король же смотрел во все глаза на происходящее; он также был ошеломлен и поначалу не знал, что делать. Наконец, он осторожно спросил:

– Белоцвет, позволь спросить, когда ты успел познакомиться с Цикутой?

– С какой еще Цикутой, – довольно невежливо ответил Белоцвет, зарываясь носом в серую шерсть, – не знаю я никакой Цикуты. А вот как вы заполучили себе Живоглота, хотел бы я знать? О боги, как же я рад тебя видеть! – И он так стиснул шею пса, что тот даже захрипел.

– Белоцвет, прошу тебя, сядь и успокойся. Цикута, не принимай близко к сердцу. Человек может обознаться.

Юноша неохотно встал с колен и вернулся на свое место, не преминув еще разок почесать пса за ухом.

– Белоцвет, – король положил ладонь на голову пса, – кто это, по-твоему?

– Я же сказал – это Живоглот, пес из «Копченого хвоста», он меня от смерти спас, а то и чего похуже. И не говорите мне, что я обознался, и этот просто похож на него. Я не могу ошибаться. Я чувствую его. Он дышит смертью, но мне не страшно, – юноша подмигнул псу, который, наконец, позволил себе перевести дыхание.

– И все же ты ошибаешься. Это Цикута, вожак моей своры. Никакая охота – даже Дикая – не обходится без собак. И если уж говорить начистоту, – Остролист щелкнул пальцами, и пес улегся, уложив морду на вытянутые передние лапы, – ты только что был на волосок от смерти. Обычно Цикута убивает не раздумывая, тем и ценен.

Белоцвет несколько минут обдумывал произошедшее, пристально глядя на зверя, в замешательстве прячущего глаза. Затем он встал, церемонно поклонился псу и сказал:

– Прошу простить мою неуместную горячность. Видите ли, я еще не совсем освоился со здешними порядками. Однако вы так похожи на моего Живоглота, я еще никогда так не обманывался. – И, сокрушенно разведя руками, юноша сел.

– Он принимает твои извинения. И впредь постарайся не пугать так моих подданных. Цикута, а ты как всегда раньше времени. Камень еще спит.

В молчании и ожидании время растягивается, минута может показаться часом, но здесь, в стране-под-холмами, время не имело такого значения как наверху. Бессмертные существа не обращали на него внимания, пускали его побоку и уж никак не думали им дорожить; постепенно время приноровилось к такому положению дел и, казалось, отдыхало в нижнем мире от мерного хода или бега, которому предавалось в мире верхнем.

Наконец, тень от посоха дотянулась до каменного бока. Вся и без того тихая долина замерла и затаила дыхание, когда это произошло. Остролист встал, выдернул из земли посох и обратился к юноше:

– Следуй за мной. Ты и сам знаешь – не бывает ритуала без жертвы. Но, в конечном счете, выбирать тебе, поэтому все будет так, как решишь ты. Идем, Белоцвет, время пришло.

Король-мертвец прикоснулся концом посоха к камню, и на месте их соприкосновения обозначилась тонкая трещина, которая побежала вверх, раскрывая камень как книгу.

То, что произошло потом, обрушилось на Белоцвета как водопад. Камень раскрылся, и буквально из ниоткуда на его месте возникли туманные врата, ведущие в ту же долину, но преобразившуюся до неузнаваемости. То, что было тихим, безлюдным и безопасным местом, превратилось в полную свою противоположность. Там, за вратами, долина кишела подлинными обитателями подземья, большими и малыми, прекрасными и ужасающими, и все они толпились в самом ее сердце, возле круга камней.

– Ты первый. – Король указал Белоцвету посохом на врата. – Иди, тебя уже заждались.

Выдохнув, Белоцвет распустил шнурок, стягивающий ворот рубахи, и шагнул за порог.

Он шел по тропе, не спеша, оглядывая открывшуюся его глазам настоящую Вечную Долину, и иногда отстраняя излишне любопытных ее обитателей, пролетающих слишком близко или норовящих сесть ему на плечи. Некоторые хогмены приветствовали его поклонами, на которые юноша отвечал очень вежливо, даже если тот, кому он кланялся, был ростом ему по колено и сидел верхом на огромной бородавчатой жабе. Другие, казалось, и вовсе не замечали идущего юноши, так они были поглощены расчесыванием волос, свисающих до самой земли – и это при том, что расчесывающая сидела на дереве, или же все их внимание занимали драгоценные камни, которые почему-то норовили расползтись с хозяйских пальцев; при ближайшем рассмотрении драгоценности оборачивались жуками со сверкающими спинками. Высокие, мощного сложения козлоногие сильваны провожали Белоцвета плотоядными ухмылками, ламии посмеивались у него за спиной, а ловя взгляд юноши, делали такие невинные и ласковые глаза, что холодок пробегал по его спине.

Он знал их всех – благодаря книгам из дворцовой библиотеки, где под искусными рисунками были перечислены их свойства и привычки. Они были такие разные, что дух захватывало и разбегались глаза. Были легкие, вьющиеся стайкой мошкары, что-то непрерывно лопочущие, одетые в платья из обрывков болотного тумана. Были тяжелые, наполовину погруженные в землю, едва ворочающие глазами, недовольные тем, что потревожен их покой. Были невыносимо красивые, улыбающиеся, напевающие или играющие на флейтах, позади них часто мыкались какие-то тени, в которых Белоцвет, присмотревшись, распознал людей. Были и уродливые: пузатые, носатые, кривоногие, клыкастые, обросшие древесными грибами, разодетые в пышные наряды из мха, листьев, меха и чешуи, гордо носящие короны, вырезанные из дерева. Встречались такие, что и облик их было не различить, поскольку он постоянно изменялся, текучий как вода, из которой и состояли эти существа; они то вздымались над землей, будто волны, то падали, разбиваясь в сверкающую пыль. В глубине одного такого создания Белоцвет смог разглядеть фигуру человека – девушки лет шестнадцати, одетой в простое платье рыбачки; она плавала, безвольно опустив руки, запрокинув голову, но Белоцвету показалось, что она еще жива.

Место тишины, укрывавшей долину, занял несмолкающий шум. Вокруг Белоцвета шептали, смеялись, пели, рычали, неразборчиво болтали, пищали и посвистывали; гулко звенела земля под ударами копыт, шуршала трава под легкими шагами, трепет крыльев наполнял воздух.

Слабый золотистый свет, к которому уже привыкли глаза Белоцвета, сгустился, потемнел, в нем появились оттенки багряного, безжалостно подчеркивающие тени и углы. Можно было разглядеть мельчайшую травинку в венке ланнон ши, за которой шел молодой мужчина, сжимая мертвой хваткой конец ее длинного, расшитого шелком пояса, – судя по его одежде, он ходил за ней уже сотню лет. Можно было пересчитать песчинки, которые пересыпал из ладони в ладонь неприятный на вид хогмен: у него на плече сидела сова, с клюва которой что-то капало, а в его глазницах, похожих на окна в давно покинутом доме, сидели детские – перепуганные, огромные, полные слез – глаза. Словом, темнота, укрывшая долину, не скрывала ничего.

Волшебство, изнемогающее от своей избыточности, волнами прокатывалось по долине. Постоянно вспыхивали минутные свары, то и дело кто-то визжал или ревел; не было и намека на возможность порядка в этом хаосе.

Когда Белоцвет дошел до круга камней, он увидел, что там, посреди травяной лужайки, сидит каменная жаба размером с корову, поросшая мхом и лишайниками, держащая в лапах огромный каменный же котел. Подойдя поближе, он понял, что котел пуст. Хогмены вились вокруг него с горестными стонами, всхлипывали и ныли.

– Это наш вечный котел, – сказал Остролист, кладя юноше руку на плечо и разворачивая его к себе. – И он должен бурлить, истекать жизнью, а не иссыхать пустотой. Все хогмены нуждаются в воде из этого источника, в ней вся наша жизнь. Если сегодня он не наполнится, хогмены ринутся в верхний мир, чтобы хоть как-то подкрепить свои угасающие силы, как это уже сделали самые нетерпеливые. – Король помолчал и добавил: – Это твой первый возможный выбор.

– Люди не отдадут своего так легко, – ответил Белоцвет.

– Ты хочешь проверить, на что способны оголодавшие хогмены? – Король удивленно поднял брови.

– Ни в коем случае. Каков второй выбор?

– Испокон века мы приносим жертву нашему источнику, чтобы кровь возродила его к новой жизни. Человеческая кровь, Белоцвет. Ничто в мире не сравнится с ее силой.

– Вы хотите, чтобы жертвой стал я? – Юноша изо всех сил старался не подавать вида, насколько ему страшно.

– Ни в коем случае. – Остролист махнул рукой, и два рослых, плечистых лесных духа с оленьими головами, украшенными ветвистыми рогами, гулко переступая копытами, отошли куда-то за пределы круга.– Ты мой наследник, Белоцвет. Ты – король безвременья. Ты сохранишь и защитишь страну-под-холмами, когда придет нам время уснуть.

В ответ по толпе притихших хогменов прокатилась волна вздохов и восклицаний.

– Здесь и без тебя есть люди, достойные стать жертвой. Выбирай. – И король указал на группу жмущихся у высокого камня людей, то ли уже не испытывающих к своим хозяевам сильной привязанности, то ли отпущенных на прогулку по особому случаю.

– Вот значит как. Я должен наполнить ваш вечный котел. – Белоцвет подошел к пересохшему источнику, прикоснулся к прохладе каменного обода. – А ведь меня этому как раз и учили, ваше величество. Наполнять вечный котел, чтобы он жил и даровал жизнь другим.

– Так за чем дело стало? – Остролист неуловимо быстрым движением схватил пролетавшего мимо визжащего фоллета и кинул его в рот. Пережевывая еще брыкающегося подданного, король жестом приказал мускулистому сильвану вытащить кого-нибудь из людей к котлу. – Что? Тебя удивляет, что я утолил свой голод? Может, ты предпочтешь, чтобы я насытился кем-то из них? – И он указал на сидящих у ног дриады девочек-близнецов. Девочки кутались в зеленые волосы своей хозяйки и выглядывали из них, настороженно блестя глазами. Их собственные волосы, золотые как солнце, были заплетены в несколько десятков переплетенных между собой косичек, связывающих девочек друг с другом.

– Ваше величество. – Белоцвет говорил тихо и быстро. – Я знаю, что в вашем обычае испытывать людей. И я знаю, что необязательно выбирать из двух зол. Если поискать, всегда найдется и третье. Каков мой третий выбор?

– Третий выбор? – Переспросил король. Внезапно он прянул вперед, его лицо застыло вплотную к лицу Белоцвета, и он зашипел как разозленная гадюка.

– Есть и третий выбор. Не думаю, что он придется тебе по вкусу. Ты ведь мечтаешь вернуться наверх, не так ли? Думаешь, поцарствуешь здесь и вернешься к своему предназначению? Но для этого ты должен остаться тем, кто ты есть – Амадеем. А потом уже Белоцветом. И тот, и другой живут в тебе, но если ты утратишь одного – изменится и второй. Белоцвет нам нужен живым. Но ты можешь отдать нам Амадея. Принеси в жертву его.

И Остролист отпрянул, отступил от юноши и встал в стороне, тяжело опираясь на посох. И если до этого он казался Белоцвету вполне мирным мертвецом, достойным и даже дружелюбным, то теперь багрово-золотой свет обострил его и без того крючковатый нос, заложил глубокие тени под глазами, провалил рот. В безучастных до этой минуты глазах Остролиста загорелись голодные огни, у его ног толклась свора гончих псов, похожих на ожившую падаль, и с ужасом – но и с восторгом – юноша понял, что перед ним сам предводитель Дикой Охоты, король слуа, алчный, ненасытный мертвец.

Белоцвет огляделся. На него были устремлены сотни глаз, лихорадочно блестящих, одинаково нечеловеческих, застывших на грани безумия. Он видел сотни ртов, роняющих слюну, перекошенных, пересохших, жаждущих. Тяжелое дыхание хогменов окатывало его волнами то болотного тлена, то речной тины, то сырой земли. Они все ждали его решения, ждали из последних сил, и преграда, отделявшая их от превращения в проклятие для мира людей, стала тоньше паутинки.

– Вы и раньше не были благословением. – Белоцвет преодолел оцепенение и, отойдя в сторону, наклонился над сбившимися в стайку цветочными феями, плачущими и трясущимися от страха как овечьи хвостики. Юноша осторожно погладил по кудрявой голове одну из фей, одетую в пышные юбки из пионовых лепестков. – Но мир не сможет существовать без вас. Во всяком случае, я в таком мире жить не хочу.

Он встал и обратился к королю.

– Я сделал свой выбор, выше величество. Амадей прожил не долгую, но в общем неплохую жизнь, и я готов расстаться с ним. Никто не скажет, что Белоцвет, наследник Остролиста, начал свое царствование благодаря тому, что убил невинного. Мне было интересно быть человеком. Возможно, быть хогменом не хуже.