По ком плачет рябина

– Если ты была вегетарианкой, могу еще плесень предложить, – продолжала радовать разнообразием местного меню Лисия, – у нас ее хоть ложками ешь. Кстати, как раз о них, – девочка резко остановилась, отчего я едва успела вильнуть в сторону, чтобы избежать столкновения.

– Кстати о ложках? – уныло переспросила я, запоздало вспомнив, что как раз столкновение со здешними обитателями – это последнее, чего стоит опасаться. По крайней мере, в буквальном смысле.

– Кстати о плесени, – безапелляционно поправила меня провожатая, кивнув на выщербленные стены длинного подвального коридора, практически полностью облепленные грязно-серой пушистой субстанцией.

– Я не голодна, – запротестовала я, стараясь держаться как можно дальше от стен, от которых веяло холодом и сосущей пустотой.

Такая же пустота, судя по ощущениям, образовалась и в моей груди, отчего стало безмерно тоскливо. Бесплотное тело враз налилось странной тяжестью.

– Вот и замечательно, – кивнула Лисия, не обращая внимания на мой страдальческий вид. Затем она протянула руку прямо сквозь стену и, ухмыльнувшись, извлекла оттуда вполне себе заурядные половую тряпку и ведро и протянул сей застенный клад мне. – Значит, сможешь сразу приступить к работе.

Я скептически выгнула бровь.

– Это твое первое поручение, – пояснила непоседа и нетерпеливо потрясла поломойным инвентарем у меня перед носом. – Ты же хотела помочь? Так вперед!

– Этим? – я презрительно кивнула на тряпку, а затем – на бесконечные застенки бесконечного лабиринта. – Проще все тут сжечь.

– Это на твое усмотрение, – благосклонно кивнула Лисия и поскребла ногтем по сырой каменной кладке. – Главное, чтобы здесь было чисто.

– Да что за издевательство?! – взорвалась я, решив, что шутка несколько затянулась. – Разве для этого у вас нет специальных духов или там… Да вы же сами духи! – новая догадка открыла всю несуразность данного мне первого поручения. – Какая вам разница, как и в чем вы живете? Потому что вы не живете вообще!

Однако девочку, похоже, совершенно не впечатлили ни железные доводы, ни здравая логика, ни моя пламенная, насквозь ими пропитанная, речь.

– Разве Управляющий не велел тебе слушать ведуна? – меланхолично уточнила Лисия.

– Морта? – я чуть не задохнулась от возмущения. – Так, выходит, это белобрысого поручение? Ну, разумеется! – хлопнула я себя по лбу. – Кто б еще мог до такого додуматься?! И чего он не сообщил о поручении лично? Побоялся? – я победно вскинула голову, живо представив его лицо в отметинах моего собственного производства.

Которые тут же захотелось разнообразить и приумножить.

– Потому что у него есть свое поручение от Алджеро, – тем же спокойно-философским тоном ответила девочка и умостилась на ближайший камень. – Сегодня новый рейд, и у него прибавилось незапланированной работенки.

– У-у, надеюсь, ему там тоже придется что-нибудь драить, – мстительно буркнула я и взялась за тряпку.

Да вот только не тут-то было! Едва я занесла обтирочное орудие над злополучной стеной, как плесень, ощутив прямую угрозу, тут же дала деру, словно заправские лохматые клопы-переростки. Меня передернуло, и я вопросительно уставилась на девочку.

– Что? – Лисия, очевидно, ничего не имела против ползающей по стенам плесени.

– Оно живое, – выразительно пояснила я и снова потрясла тряпкой в воздухе. Издав нечто среднее между комариным писком и шипением ежа, плесень ускорилась в животном желании укрыться в спасительных влажных расщелинах.

– Живых здесь не водится, – со всей серьезностью, на которую была способна, доверительно сообщила девочка, чем вызвал у меня подспудное желание засунуть ее в одну из заплесневелых расщелин. – Впрочем, будь я на ее месте, – она кивнула на один островок, который отчаянно крался у самого моего носа к ближайшей трещине, – я бы тоже пыталась уползти. Таких чистильщиков еще поискать! – хохотнула она.

Это почему-то меня задело, и я, скомкав злополучную ветошь, бросила ею в неугомонную шутницу.

Быстро увернувшись, Лисия ловко подхватила тряпье и нахмурилась.

– И куда ты собралась?

– Наверх, – без обиняков сообщила я, подходя к лестнице. – Свое задание я выполнила, – я окинула взглядом стены, которые явно вздохнули с облегчением, избавившись от большей части плесени. – Ну, или почти. Остальное скоро тоже уползет, просто держи тряпку на виду. А мне некогда с этой блажью водиться.

– А ты куда-то спешишь? – заинтересовалась Лисия, и я, преодолев первую ступеньку, застыла. – Это там, в подлунном мире, вы, люди, все время куда-то бежали, страшась не успеть. Но здесь все иначе: нет времени, нет начала и конца. Нет великого замысла и нет смысла, – я медленно развернулась и вздрогнула, поймав серьезный взгляд собеседницы. Ее лицо посерело, черты лица заострились. На миг мне снова показалось, что она стала старше по меньшей мере на пару веков. – Тебе больше не нужно никуда стремиться. Не нужно притворяться, не нужно играть. Здесь ты можешь просто быть. Это великая свобода… от самого себя. Кто-то этим наслаждается, другие же, – девочка понурилась и обняла себя за плечи; ее глаза обесцветились, – потеряли то единственное, ради чего жили. И свобода Дартада стала теперь для них не более, чем вечным заточением.

Ее слова, насквозь пропитанные покорным смирением и ядовитой верой в непреложность загробной истины, вызвали во мне гремучую смесь горького сочувствия и отторжения.

– А ради чего жила ты, Лисия? – невольно вырвалось у меня, хотя я прекрасно понимала, что едва ли получу ответ на довольно личный вопрос.

Но я не могла не спросить. Не знаю, зачем. Возможно, любопытства ради. А может мне захотелось хоть как-то приободрить и поддержать одинокую душу, что в этом странном мире стала едва ли не единственной, кто не смотрел на меня с презрительным пренебрежением.

– Ради семьи, – вдруг ответила девочка и закрыла глаза, словно представив себе свою прошлую жизнь. – Моя цель и мое единственное желание – это семья и ее благополучие. Я вознесусь к небесам, провалюсь сквозь землю, умру и воскресну, продам душу демону, но сделаю все, чтобы она жила долго и счастливо, – глаза Лисии вдруг озарились сочной зеленью умытой дождем травы; ее плечи расправились, а лицо стало взрослее, красивее. Сказать откровенно, я даже немного залюбовалась представшим передо мной образом прекрасной девушки и совершенно позабыла, где я и почему здесь нахожусь. – Я всегда буду оберегать ее покой и сон, исполнять все ее прихоти и желания. Положить к ее ногам свою жизнь – настоящее счастье для меня.

Признаться честно, от последних фраз мне стало немного не по себе. Такая всеобъемлющая любовь и непоколебимая преданность достойны искреннего уважения и не могут не вызывать восхищения. Но почему-то вызывали только тревогу и сочувствие. В сладко-пленительных речах о любви отчетливо проскальзывала ядовитая усмешка раболепного поклонения, а беззаветная преданность отдавала горечью настоящей одержимости. Мне до ужаса захотелось вступить в спор, но я не нашла в себе сил пошевелиться и прервать ее монолог, напомнив тем самым о себе, как о невольной участнице чужой истории.

– Она – все, что у меня было и есть, – в голосе Лисии внезапно скользнула угроза, от которой у меня на секунду перехватило горло и что-то сжалось в груди. – И я никогда и никому не позволю встать на пути ее желаний, – девочка вперила в меня полный ненависти взгляд.

От этого неожиданного заявления я потеряла не только дар речи, но и плесень, которой, как выяснилось, последние минут десять усердно натирала стену.

– Даже не сомневаюсь, – видит плесень, мне стоило огромных усилий взять себя в руки и с достоинством выдержать ее тяжелый взгляд. – Извини, конечно, но… мы все еще о твоей семье говорим? – сделав акцент на слове «семья», я скрестила руки на груди и прищурилась.

Уж не знаю, как со стороны звучал мой голос, но Лисию проняло. Она вдруг часто заморгала и огляделась, точно приходя в себя после долгого и мучительного сна.

– Что-то меня занесло. Я не то имела в виду, – совершенно искренне повинилась она и виновато улыбнулась. И снова вдруг стала тем милым и забавным подростком, которым предстала передо мной при первом знакомстве. – Просто хотела сказать, что… – и она умолкла, смущенно взлохматив копну огненных волос.

Вот только взгляд ее стал абсолютно пустым.

– Ты очень любишь ее… свою семью, верно? – я невольно запнулась, но решила не уточнять, кого именно могла упоминать Лисия в своей пламенной речи. Мое шестое чувство в виде пятой точки отчетливо кричало о том, что лезть в чужие семейные тайны крайне чревато болезненными последствиями.

– Люблю, – так просто ответила Лисия, что я мысленно вздохнула с облегчением.

И, собрав остатки смелости, я задала самый важный для меня вопрос.

– А ты не пыталась… ну, не пробовала вернуться? – и с надеждой и нетерпением посмотрела на девчушку, предвкушая услышать самые мыслимые и немыслимые способы отсюда уйти.

Вот только к единственному ответу я оказалась не готова! А если точнее – к встречному вопросу.

– Куда? – в голосе собеседницы послышалось удивление. Нет, скорее даже недоумение! Искреннее, неподдельное. И настолько удручающе откровенное, что в моей груди что-то сжалось от жутко неприятного открытия: эта душа больше никуда не стремилась.

– Обратно. Домой, – неуверенно пояснила я, не желая терять даже толики призрачной надежды. – К семье.

– Домой, – по лицу Лисии пробежала хмурая тень, а в глазах мелькнул испуг. А затем испуг сменился сожалением – и это было еще хуже! Грустно улыбнувшись, Лисия покачала головой, а потом вдруг подошла и взяла меня за руку. – О, дорогая. Так ты все еще…

– Что? – машинально задала я вопрос, ответ на который мне явно не понравится. – Что я еще?

– Ты все еще испытываешь тоску по дому, – прошептала она очевидную вещь с такой горечью, что мне стало не по себе. – И все еще надеешься вернуться.

Пытаясь переварить услышанное, я оторопело уставилась на Лисию. Конечно, надеюсь, а как же иначе?! Это же очевидно и понятно любому…

К горлу подкатил плотный ком: не любому. И не очевидно. По крайней мере, не ей. И, видимо, никому из обитателей Дартада. Кроме меня.

Мне стоило огромных усилий взять себя в руки.