Шелк и кровь. Королева гончих

– Это мне бы стоило бояться секса и ненавидеть всех, кто только испытывает ко мне – или вообще к женщинам – влечение. Но я почему-то обзавелась меньшими тараканами, чем ты, девочка. И мне, в отличие от тебя, мой запах нужен как воздух. А ты идешь на поводу у мамочки, я правильно поняла? Она ведь у тебя влиятельный человек, эта миссис Брук.

Аманда пискнула и бросилась вон из лаборатории.

Лавчайлд ухмыльнулась. Ее способность видеть неочевидное не была чем-то сверхъестественным: просто логика и интуиция, помноженные на наблюдательность. Но эти люди собирали о ней информацию у Квинна, а значит – считали, что она ведьма. В глубине души, но все же считали.

Препроводить пленницу в столовую явились Мишель и Бен. Видимо, Аманда где-то рыдала или жаловалась миз Брук. Пока Лавчайлд проводили по коридору, она почувствовала, как откуда-то вновь доносится свежий запах недавно прошедшего дождя, и у девушки защемило сердце. Ей отчаянно хотелось на свободу! Но ей предложили нечто иное.

– Я помню, что ты говорила о физической активности. Тебе нужно, чтобы у тебя вырабатывался адреналин, так? – миз Брук села напротив медленно потягивающей горячий кофе Лавчайлд.

– Да.

– Что ж, тебе повезло. У нас здесь есть бассейн и свободное помещение. Хочешь, чтобы мы установили там пилон для тебя?

Лавчайлд хмыкнула, потерла озябшими ладонями кружку.

– Что у вас тут, подземный центр развлечений?

Миз Брук откинулась на спинку кресла, глянула на пленницу испытующе.

– Когда я была молода, я была влюблена в одного проповедника. Сумасшедшего фанатика и обманщика, разумеется. Он говорил, что скоро наступит конец света, так что я, молодая глупышка – но, знаешь ли, уже неимоверно богатая, построила этот бункер, надеясь спастись.

– Какая отличная теория. Было приятно в нее поверить? Мир с нехваткой женщин. Кого тогда интересует запах, так?

Лавчайлд не рассчитывала, что миз Брук будет реагировать так же бурно, как ее более молодые напарницы, и оказалась права. Однако ее слова заинтересовали женщину.

– Ты уже отбрила обеих моих напарниц, – ухмыльнулась миз Брук. – Я все видела и слышала. В первый раз – лично, второй – через камеру. У тебя острый язычок, девочка. Впрочем, неудивительно. Другие из трущоб и не выбираются.

– Другие в трущобах и не водятся, – пожала плечами Лавчайлд. В ситцевом легком платье она сейчас не походила на пленницу. Казалось, просто две женщины решили немного поболтать после работы. Две подружки. Нельзя было и заподозрить Лавчайлд во всем том, чем она занималась раньше: шпионаж, проституция, заказные убийства. Девушка была само очарование и элегантность.

– По моим сведениям, так оно и есть, – вздохнула миз Брук, наклоняясь и подаваясь вперед. – Так как, насчет меня можешь что-нибудь сказать? Угадать, трахает ли кто-нибудь меня?

Лавчайлд покатилась со смеху. За то время, которое понадобилось ей, чтобы успокоиться, кофе почти остыл.

– Вот уж никогда не думала, что когда-нибудь услышу от Вас такое слово. Ну что ж… С Вами тоже все понятно. Вы не мисс, а миссис, у Вас есть муж, вероятно, тот самый «проповедник», но он Вас совершенно не устраивает, – девушка тоже наклонилась вперед, впиваясь взглядом в зрачки собеседницы. – Всю свою жизнь Вы положили на учебу и работу, думая, что это принесет Вам успокоение. И привлечет хоть кого-нибудь. И, да, не сказать, чтобы Вы так уж просчитались – кто-то все-таки засыпает у Вас под бочком каждый вечер. Неврозы, подтачивавшие здоровье в юности, казалось бы, позади. Но вот Вам исполняется сорок пять… И тут Вы понимаете, что в волосах уже проседь, коленки поскрипывают, на лице появляются морщины, Вы не великий ученый, а имеет Вас хлюпик с пузцом и крошечным членом, который Вы даже не чувствуете.

Миз Брук побледнела, затем, спустя миг – покраснела и глубоко вздохнула. Должно быть, она, как и Мишель, собиралась залепить собеседнице пощечину, но сдержалась, памятуя, что сама попросила ее говорить.

– Муж опостылел, Вам хочется другого мужчину. Любого, только чуть лучше, даже пусть ненамного. Бен? Но ведь он Ваш сын. Это видно невооруженным глазом. Фамильное сходство, извращенный тяжелым детством – о, исключительно в обонятельном плане – разум. Мишель? Вы не бисексуальны. Казалось бы, безвыходная ситуация. И тут Вы узнаете обо мне. И теперь Вы намерены сделать мое существование здесь невыносимым, но одновременно дающим плоды, так? Бассейн, вкусная еда, платья. И Бен. Чтобы я не забывалась. Ох, какая глупость!

Миз Брук вскочила, провела руками по бедрам – быстрое нервное движение, замаскированное под простое одергивание юбки, чтобы та не замялась.

– Довольно. Я поражена Вашей проницательностью, Ребекка. – Миз Брук не сказала «ты забываешься», но Лавчайлд показалось, что эти слова были готовы сорваться с языка ее собеседницы. Она задавала пленнице вопросы только потому, что была уверена: Лавчайлд не посмеет. Ее напарниц Ребекка обидела, да, но на миз Брук она не станет рычать, побоится. И даже не в грубости было дело, миз Брук злилась потому, что оказалось, что она не угадала. – А теперь давайте… Вы посмотрите на бассейн.

Ребекка смогла ежедневно плавать в бассейне. Но удовольствие портило то, что Бен наблюдал за ней, хоть и не слишком пристально. Должно быть, Лавчайлд в закрытом купальнике мало волновала его чувства. Таким образом, наедине девушка оставалась только в душе. И то, каждый раз она тряслась, ожидая, что дверь распахнется, войдет Бен… Однако целую неделю не случалось ничего плохого. Напротив, казалось, наступила светлая полоса. Мишель и Аманда записывали за Лавчайлд рецепты ее притираний, духов и бальзамов, почти не выходили из лаборатории, но и ее туда не приглашали. Миз Брук время от времени ходила измерить давление и температуру пленницы, качала головой и, натянуто смеясь, уверяла, что день ото дня Ребекка хорошеет. Бен молча смотрел исподлобья, где бы они с Лавчайлд ни находились. Но это длилось лишь до поры, до времени. Когда Лавчайлд наконец пригласили в зал, где она могла размяться, их общение с Беном внезапно возобновилось.

Лавчайлд с удовольствием размялась на коврике в углу большой комнаты, чувствуя, как позабывшие движение мышцы приходят в тонус, мгновенно твердея. Потом, надев туфли (спортивной перемены одежды, не считая купальника, ей не дали), девушка двинулась к старому другу – пилону. Бен наблюдал за ней: Лавчайлд подошла к шесту не как стриптизерша, скорее, как спортсменка. Хлопнула в ладоши, вздохнула, готовясь, и легко вскинула тело наверх, держась за пилон только одной рукой. Гладко округлились под кожей мышцы, дрогнули от напряжения раз-другой, пока Ребекка не сменила руку.

Бен замер, пораженный: он считал пленницу абсолютно безопасной… Больше того, слишком крупной, чтобы легко двигаться: слишком большая грудь, слишком широкие бедра. Не та девчонка, которая прошмыгнет под дверью, как котенок. И вот теперь, глядя на то, как без труда Ребекка крутится на пилоне, словно чемпионка, он подумал, что, возможно, недооценил Лавчайлд.

Тем не менее, несмотря на то, что он был заворожен представлением, которое устроила пленница, когда она опустилась на пол, Бен схватил теннисный мяч и с удовольствием запустил им в голову Лавчайлд. Девушка охнула и обернулась, потирая затылок. Она забыла, что находится под непрекращающимся наблюдением.

– Больно, – пробормотала она. Бен словно не услышал. Он медленно, но уверенно и неумолимо начал идти к девушке. Вскинул руку, нацелившись то ли на ее шею, то ли на грудь.

– Прочь от меня, – затравленно пробормотала Лавчайлд, вжимаясь спиной и затылком в стену. Если бы она могла, то исчезла бы, просочилась в другую комнату, но она даже была лишена возможности сотворить простейший трюк…

– Не трогай меня. Не прикасайся!

Мужчина рассмеялся. И Лавчайлд улыбнулась. Она приказала себе – и страх перед ненормальным Беном истаял, уступив место похоти. Может быть, потому она и терпеть не могла идеальных красавчиков, подумала девушка, что боялась, что под натиском чувственности ее тело предаст ее?

Она боялась его, и в первую очередь – боялась возжелать, слишком хорошо зная со стороны, как похоть превращает людей в жалких и податливых наркоманов. Слишком многих она мяла в своих руках, точно пластилин.

И она не хотела становиться в один ряд с ними. Нет. Никогда. Она сильнее этого.

Но Бена-то она ненавидела не за его безупречную внешность, а за то, что он был гребаным извращенцем, трахавшим отвратительную Мишель и не гнушающийся насилием. И когда Ребекка приказала себе вожделеть его, страсть накрыла ее с головой, влилась в ноздри вместе с ее собственным ароматом – и запахом Бена, сильным, звериным, напоминающим о диких волках, подстреленных на охоте. Сила, скорость, кровь – и при этом – оттенок осознания своей печальной судьбы, страх. Даже – ужас. Паника. Но несмотря на то, что Бен боялся Лавчайлд не меньше, чем она его, он приближался. Наступал, как вражеская армия, как прилив, как стихийное бедствие.

– Что ж, если ты так уверен, я могу и потерпеть, – вскинула голову Ребекка. – Ради моих подружек миз Брук и Аманды.

– Лгунья, – пробормотал Бен и прижал девушку своим телом к стене. – Ты же меня хочешь.

Лавчайлд вздрогнула, но вовсе не испуганно. Особенно ее возбудило осознание, что перед нею такой же безумец, как и она сама. Вот только Лавчайлд «трезвела», когда ее феромоны утихали, а Бен – нет. Он намеренно тискал ее так, чтобы оставить синяки.

– Я готов быть погребенным под этой грудью, Бекки. Пусть мое надгробие будет таким!

Лавчайлд потянулась к Бену, припала губами к его губам, сдвинула свой рот выше, так что шея ее напряглась, пока не смогла поцеловать глаз парня… и тут же – вылизать его с рычанием, как будто готовясь вырвать и пожрать. Бен грубо ее оттолкнул и наотмашь ударил по лицу. Щеку обдало огнем, но не болью.

– Ох, щекотно. Да, ты запомнил мои слова, – захохотала Ребекка, призывно выпячивая грудь. О, она пыталась показать, что хочет боли, жаждет, чтобы он ударил ее, взял нож или бритву и провел ею между грудями, под ними, по внутренней стороне бедер – так, чтобы в первые секунды она не почувствовала ничего, а потом раны раскрылись, распахнулись алым цветком, распространяя страдание. Точно круги на воде от брошенного камня. Она жаждала его насилия. Чтобы он укусил ее за язык, губы, соски, чтобы он кончил ей в рот так, что сперма полилась бы из носа.

– Бекки, – хрипло пробормотал Бен, и Лавчайлд передернуло от желания и омерзения одновременно. От собственных мыслей ее вдруг затошнило. В их животный запах, слившийся из двух в один, вдруг ворвался едва заметный больничный душок из лаборатории.

В следующую минуту Бен протянул руку, схватил девушку за волосы и грубо бросил на пол, не заботясь о том, ушиблась она или нет, сцапал за щиколотку и дернул ее на себя. Лавчайлд заскулила – она ударилась головой, так что круги перед глазами прошли лишь через несколько секунд, и плечом, отчего правая ее рука отнялась. Она вновь почувствовала себя униженной и беззащитной, как всегда рядом с Беном. Составленный план уже казался ей жалким наивным бредом. Но шанс избежать надругательства уже миновал.

Бен грубо содрал с нее туфлю, порвав перемычку, а вместе с тем и чулок. Взял в рот ее палец, медленно облизал и тут же хищно укусил. Кровь полилась по ноге Лавчайлд, девушка не смогла сдержаться и закричала в исступлении. Это было чертовски больно!

– Я не это имела в виду!

Бен не слышал. Оставил в покое надкушенную ногу, так что та безвольно упала ему на сгиб руки, пульсируя болью, и склонился над Лавчайлд. Грубо содрал с нее трусики и рванул ворот платья, так что пуговицы брызнули в разные стороны. И начал прилаживаться, как кот к кошке. Почти плача, Лавчайлд извернулась и пнула его в лицо пяткой целой ноги – сильно, так что из носа у Бена тут же полилась кровь. Но он даже не обратил внимания. Только когда тяжело вздохнул и подавился, кое-как вытер алую жижу под носом. Но кровь продолжила литься, окрашивая в красный его подбородок.

– Будь душкой, Бекки, – каждое слово вырывалось наружу с бульканьем, кровь пузырилась на губах мужчины, – ты же обещала сделать одолжение миз Брук и Аманде. Или я сделаю тебе так больно, что тебе не понравится.

Когда он склонился над пленницей и начал ее трахать, капли падали ей на грудь и лицо.

Потом он поделился с ней сигаретой и они так и сидели на полу, окровавленные, неловко подвернувшие под себя ноги, ссутулившиеся. Лавчайлд ощущала в голове удивительную легкость и полное отсутствие мыслей. Благословенное, подумала она и улыбнулась. Это слово гулко разнеслось по ее сознанию и исчезло, оставив после себя все тот же вакуум.

Бен затушил сигарету о доски пола и поднялся.

Он протянул руку, чтобы помочь подняться девушке, но она не приняла ее. Попробовала стянуть лишившееся пуговиц платье на груди, но не смогла. Ткань выскальзывала из негнущихся пальцев. Лавчайлд запрокинула голову и засмеялась так громко и отчаянно, пронзительным звуком, который не издавала с самой начальной школы. Она вспомнила, как мечтала о тихой жизни с Гарольдом Янгом, в большом доме, с йоркширским терьером, парой ребятишек и нежным, чувственным сексом раз в неделю. А вместо этого теперь она трахается в какой-то грязной дыре с извращенцем, у которого встает на кровь и мочу.

Бен проводил ее, хромающую, в камеру, но вышел не сразу. Он бережно опустил девушку на кровать и подождал, когда она перестанет рыдать.