На другом берегу

– Надо будет спросить у Колесникова, он, наверняка, в курсе.

– Пойдем, а? Как-то уныло смотреть на этот труп, – сказала Ксеня, она обхватила себя руками и поежилась.

После полумрака храма солнечный свет слепил. Перед глазами тут же поплыли черные круги. Ксеня прищурилась, приставила ладонь козырьком ко лбу, и спутилась по ступенькам. У Лики закружилась голова, она на мгновение остановилась и услышала позади себя, внутри мертвого храма, звук шагов: мягких, осторожных. Лика напряженно всмотрелась в темноту, но солнце мешало разглядеть что-либо.

– Там кто-то есть, – пробормотала она онемевшими губами.

– Что? – Ксеня быстро поднялась и заглянула за дверь, – я никого не вижу. Но давай-ка валить отсюда.

Ксеня слов на ветер не бросала, она неслась так быстро, насколько позволяли ее длиннющие ноги. Уже на другой стороне реки Лика впервые оглянулась. Над колокольней блеснул золотом тонкий шпиль. Лика сглотнула. Когда она наглоталась маминых таблеток после похорон, ей тоже мерещилось разное. Врачи сказали отцу, что последствий не будет. Неужели, все-таки ошиблись?

– Ваше отсутствие заставило меня изрядно поволноваться, – покачал головой Колесников, он рассаживал учеников по пластиковым стульям на палубе прогулочного катерка, который рыбаки пригнали из Поречья. Ксеня смущенно потупилась. А Лика себя виноватой не чувствовала: машина сломалась, телефоны в деревне не ловили, оставалось только ждать возвращения желтого автобуса, что они и сделали.

Когда все заняли свои места, катерок с тихим гулом сдвинулся и стал быстро удаляться от берега. Ветер завыл в ушах, многие ребята потянулись за пледами. Мужчина, управлявший катером, решил провести собственную экскурсию:

– Озеро у нас большое, самое большое в области. Вон туда – аж тринадцать километров, да! Тринадцать на восемь. Только купаться тут нельзя.

– Почему? – тут же встрял Стрешнев.

– Так ил. Дно все покрыто толстенным слоем ила. Сапропель называется. Водички тут метра полтора максимум, а дальше – ил, метров на пятьдесят будет. Запутаешься ногами и утащит тебя, парень, пиши пропало.

Мальчишки разочарованно надулись, а девчонки, вцепившиеся было в свои стулья, и не рискнувшие подходить к ненадёжным бортам катера, явно расслабились. Но импровизированный экскурсовод решил не сдаваться:

– Только не везде так, озеро изрыто желобами и там как раз большая глубина, это каждый наш рыбак знает. Потому что щука лучше клюет на желобах.

– Откуда столько ила? – спросил Стрешнев. Водитель хитро прищурился, поднял палец вверх. Ребята навострили уши.

– Много разного на этот счёт поговаривают. Говорят, в древности наше озеро было меньше, а потом раздвинуло свои берега. Тому много доказательств. В старые времена дорога на Ростов была в другом месте, через Поречье и Угодичи, там и был город, восточнее нынешнего.

– И куда же он делся? – заинтересовалась Ксеня.

– Как куда? Под озером город, старый Ростов. Отсюда и пошли рассказы о Китеж-граде.

– Разве Китеж не в озере Светлояр? – спросила Лебедь.

– Э, нет. Там как город мог под воду уйти? Доказательств нет. А у нас – запросто. Потому, что река Сара, которая теперь впадает в озеро, и Вёкса – та, что вытекает, давным-давно это все была одна речка, ее прежнее русло и образовало желоба на дне озера. А город-то на реке стоял.

Лика оглянулась, Колесников благодушно улыбался и молчал. Наверняка потом заставит учеников припоминать все эти сказки, анализировать, откуда что взялось, проверять, так сказать, по достоверным источникам.

– Виктор Николаевич, это правда? – не унималась Лебедь.

– Ну, – развел руками Колесников, – вообще, есть кое-что странное. Первые летописные упоминания о Ростове Великом, действительно, не соответствуют археологическим находкам в том месте, где сейчас стоит город. Но, чтобы подтвердить эти гипотезы, нужно проводить раскопки на дне озера, а это, как вы понимаете, трудно выполнимо, из-за сапропеля.

– Да ничего там не откопать, – отмахнулся водитель, – под илом-то много всякого: золото, утварь церковная. Ростовчане все свои богатства попрятали от татар, отвезли на лодках подальше, скинули в ил – и поминай, как звали. А достать – никак. Китайцы приезжали, знаю, хотели озеро очистить. Такой уговор был, они ил выкачивают, а что найдут – себе забирают. Но ежели не будет ила – и рыбы меньше будет, и огороды Поречские такие овощи давать перестанут. Огурцы уже ели? Ну чистый сахар! Немного бы только расчистить, чтоб озеро не заболачивалось, но кто ж этим заниматься станет? Кроме китайцев некому, а тех что-то не устроило. Не договорились они с администрацией. Так может, оно и к лучшему, у озера много своих секретов. Еще бабка моя рассказывала, что в войну дрова-то рубить запретили и топить нечем стало, так мужики с Поречья по мелководью заходили в озеро и выкорчевывали оттуда огромные корни. Росли когда-то деревья. Там, где сейчас ил да вода.

Водитель умолк, он явно был доволен произведенным эффектом. Теперь ребята смотрели на озеро по-другому: всматривались в воду, очевидно, пытаясь увидеть следы старого Ростова, корни вековых деревьев, глубокие желоба и золото.

Они обогнули дельту Чудинки, с озера заброшенный храм смотрелся так, будто стоял на воде. Колесников попросил ненадолго остановить посудину, мотор перестал надрываться, ветер немного утих.

Лика встала, подошла к бортику. Вода не двигалась, не было волн и даже мелкой ряби, ни птиц, ни других лодок, ни водомерок, ни мелких рыбёшек, не было и запаха пресловутого ила. Поверхность озера казалась абсолютно гладкой, в ней отражались кусочки пушистых белых облаков да полоски солнечного света. Лика вспомнила, как однажды разбила больничный градусник и помогала медсестре убирать раскатившиеся по углам горошинки ртути, всасывая их маленькой спринцовкой, а потом случайно надавила на не?: на полу оказалась большая, качающаяся, дрожащая капля, в которой виднелись отражения больничного пола, ножек кровати, даже Ликиных пальцев. Вода в озере Неро была очень похожа на ртуть, только не цвета фольги, а голубую, блестящую, но тянущуюся, как карамель, казалось, если дотронуться пальцем – прилипнет.

Где-то вдалеке, наверное, в Поречье, зазвонили колокола: большой, гулкий «бом», а следом россыпь маленьких, тонких, переливчатых, и снова «бом». Лика прислушалась: звук шел будто бы из-под воды, словно озеро было окном, за которым находилась звонница, а Лика прижалась носом к стеклу. Колокольня отражалась в воде, снова что-то блеснуло золотом над ней. «Китеж-град», – подумала Лика.

Колесников встрепенулся, посмотрел на часы.

– Ой, мы сильно задержались! – сказал он и велел править к пристани.

Глава 4. Искры в темноте.

Лика быстро привыкла к расписанию школы. До обеда Колесников с Профессором проводили лекции и семинары. Кураторы в это время создавали реквизит для разнообразных вечерних квестов, воплощая плоды неиссякаемого воображения Колесникова. В качестве ведущих приходилось изображать то аргонавтов, то средневековых рыцарей, то монахов из северного русского монастыря, даже мифических чудовищ. Однажды Колесникову захотелось устроить день археологических раскопок и Ксеня с Ликой стёрли руки до волдырей, закапывая на поле за спортплощадкой черепки, любезно выделенные мастерской. Неудавшиеся изделия керамистов играли роль древних сосудов и предметов быта. На археологов пришла посмотреть вся деревня, а рыжих детей было едва ли не больше, чем приезжих.

В общем, Лика была постоянно занята и это ей нравилось. Только спалось в Чудиново плохо. Окно Ксени и Лики выходило на солнечную сторону, с рассветом в комнате не оставалось ни одного темного уголка. Кроме вездесущего светила спать не давали комары. Если девушки не успевали закрыть окно до начала комариного часа, а не успевали они регулярно, потолок покрывался мириадами мелких жужжащих тварей, от которых не спасали даже фумигаторы, привезенные Колесниковым. Ксеня легко решила эту проблему: по ночам она накрывалась одеялом с головой. Лика так сделать не могла: это вызывало навязчивые ассоциации с тем, как в больнице умершим накрывали лица простыней.

Поэтому Лика просыпалась на рассвете, когда солнечные лучи принимались ползать по лицу, а уснуть уже не удавалось, ведь на вахту заступали комары: как только к Лике приближался Морфей, в ухе раздавалось тоненькое, гадкое «зь-зь-зь».

Лика не жаловалась: из-за ранних побудок она успевала попасть в душ до того, как Ксеня истратит всю горячую воду, да и по вечерам быстрее засыпала: можно было не ворочаться часами в тщетных попытках прогнать из головы грустные мысли.

Вот и сегодня Лика проснулась гораздо раньше будильника, ей снова снилось озеро, густая зеркальная вода, трава, которую приминал то ли ветер, то ли течение. А еще – шпиль колокольни на другом берегу Чудинки. За окном вовсю щебетали утренние пташки, Ксеня спала, намотав одеяло на голову и вытянув тощие ноги. Лика почувствовала запах, обычный для московской многоэтажки, но не типичный для Чудинова. Сигаретный дым! В деревне часто пахло дымом: от коптилен и костерков, из дворика мастерской, но это был другой дым.

Кажется, Антонина Николаевна передумала скоропостижно помирать на Ликиных глазах.

– Жили до войны. Иван Семеныч жил, жена у него была, Авдотья, деток – мал мала меньше. Хорошо жили, мамка отпускала к ним во двор играть. Потом пришли, значит, солдаты, в шапках таких, как маковки церковныя, зимой дело было. Говорят, Иван Семеныч – нам враг, говорят, отбирает у нас хлеб. А мы от них слова дурного никогда не слышали. Мамка плакала, Авдотью с детками на мороз выгнали, как были, в одних рубашечках. А Иван Семеныча, – Антонина Николаевна махнула рукой и заплакала.

Лика пожалела, что спросила.

– А он разума лишился, – глаза у Антонины Николаевны сделались совсем круглыми, – говорил, убью. Бросался на солдатов, точно пес.

– Кто?

– Назар. Не про него ль ты спрашивала?

– Вы что-то путаете, Антонина Николаевна, я говорю про парня, моего ровесника.

Антонина Николаевна перестала плакать.

– Иди, дочка, а я на холм пойду, пора мне.

Глава 6. Ветка сирени.

После завтрака Колесников собрал кураторов у себя. По случаю воскресенья было решено сделать перерыв в занятиях и провести мастер-классы.

– Ребята проявили живой интерес к керамическому искусству, на экскурсию по мастерской записалось больше всего человек. Эту группу я буду сопровождать самостоятельно, есть нюансы по технике безопасности. Кто хочет ко мне присоединиться?

Рука Лебедь взлетела раньше, чем Колесников успел закончить фразу.

– Я тоже интересуюсь чернолощеной керамикой, такой необычный метод обжига! – сказала Лебедь и зарумянилась.

– С каких это пор? – буркнул Стрешнев. Он был все еще зол после вчерашнего: команда Лебедь и Майи разгромила их с Ксеней во вчерашней “Шляпе”.